Князь из десантуры - Тимур Максютов

– Эх, велики твои способности, брат. Жаль, не пришлось тебе с младенчества овладевать боевым искусством, как заведено у наших шевалье, да и у ваших витязей. Многому уже трудно учиться, ибо с годами гибкость ума и память тела ухудшаются, увы. Вряд ли удастся тебе освоить боевой топор или, скажем, науку владения конным боем с пикой, а очень жаль!

– Почему жаль? – удивлялся Ярилов.

– Ну как же, – поражался тамплиер, – ведь тогда ты смог бы участвовать в рыцарских турнирах, стяжать в них славу и почёт, прославить свою даму сердца!

Так было до вчерашнего дня, но после убийства монгольских послов Дмитрий будто надломился. И не спал почти, лишь на мгновение отвлекаясь от мрачных мыслей и погружаясь в не менее мрачное забытьё, наполненное кошмарами.

Анри де ля Тур спросил:

– Какая беда придавила тебя? Ты будто выгрызаешь себя изнутри, мой побратим.

Дмитрий покачал головой:

– Я не могу простить себе. Это я уговорил вас пойти на эту авантюру, отправиться ко двору великого князя. И что же теперь? Нас было четверо, а осталась половина! И вместо того чтобы искать Азамата и Хоря, пытаться помочь им, если они ещё живы, я впустую потратил время, пыжась сделать невозможное – изменить то, что уже давно определено судьбой, ходом истории. С какого перепугу князья стали бы меня слушать? Кто я им? Если бы не статус переводчика при после от магистра тамплиеров – давно пришибли бы на смерть за дерзкие и непонятные речи. Я чувствую себя букашкой на пути тяжело гружённой телеги: если не растопчут лошадиные копыта, то наверняка раздавят колёса.

Дмитрий сжал голову руками, простонал:

– Всё, всё бессмысленно! Послов убили, теперь русское войско обречено на бестолковое и позорное поражение при Калке. Так оно будет через месяц, потому что так оно и было восемьсот лет назад… Господи, какой бред! Они все уже покойники – и Мстислав Киевский, и Мстислав Черниговский, и тысячи других. Но они ходят, разговаривают, улыбаются – от этого можно сойти с ума. А я ничего не могу изменить. Ни-че-го. Боже, зачем мне всё это?

Франк погладил побратима по руке, мягко сказал:

– Господь ничего не делает впустую. Если он допустил твоё путешествие в прошлое, значит, может допустить и его изменение. Возможно, ты ещё совершишь главное. В том древнем манускрипте о подобных тебе путешественниках, что я читал, говорилось о таком.

– О чём? – переспросил Ярилов.

– Ну, так сразу и не объяснишь, я и сам не очень понял. Но, например, говорилось, что человечество уже погибало. В Индии древние люди превзошли науки и создали чудовищное оружие, сжигающее всё и поражающее невидимыми смертельными лучами на многие лиги, отравляющее воду и воздух. И применили это изобретение, погубив всю Азию. Разверзлась земля, проснулись вулканы, океан огромными волнами ринулся на сушу и затопил её до самых высоких гор. А потом пришла многолетняя зима, потому что пепел пожарищ закрыл солнце – и это убило оставшихся. Лишь один монастырь Путешественников во времени уцелел в Тибете, и его подвижники спустя много лет после катастрофы сумели проникнуть в прошлое и предотвратить создание этого страшного оружия. Хотя им пришлось совершить почти невозможное, чтобы остановить развитие цивилизации, обрушив на индийские государства многие беды – бунты, эпидемии, войны. Сотни тысяч погибли, чтобы в итоге выжили миллионы. История человечества вернулась назад и пошла по другому пути, но удивительным образом трагические события остались в памяти людей, о чём говорится в священной книге брахманов Махабхарате…

Дмитрий слушал не шелохнувшись. Потом встал, сказал решительно:

– Прощай, брат. Я не знаю, как и зачем оказался в этом времени. Не знаю, что могу сделать для спасения Руси. Но капитан Асс учил меня: «Если десантник не знает, куда идти – он делает шаг вперёд». Если я не могу предотвратить гибель соотечественников, значит, я погибну вместе с ними. Я пойду сейчас к Мстиславу Романовичу и попрошу взять меня в поход против монголов. А тебе надо переждать лихое время здесь, в Киеве. И потом попробовать найти утерянную реликвию, дубовый сундук вашего магистра, когда всё успокоится.

Тамплиер вскочил, пылая гневом:

– Если бы ты не был моим братом, то уже был бы вызванным на поединок! Никто не смеет подозревать шевалье из рода де ля Тур в трусости и советовать ему прятаться среди немощных стариков и нежных девушек за высокими стенами Киева, когда благородные мужи отправляются на битву, в которой их ждёт верная смерть! Никто не имеет права лишить меня возможности погибнуть в славном бою! Даже ты, брат мой! Мы пойдём к великому дюку вместе.

Дмитрий впервые за последние дни улыбнулся и протянул ладонь для рукопожатия.

Эх, где же Хорь и Азамат? С ними вместе и смерть веселее.

* * *

Шальной ветер принёс семечко из дальних земель да и закинул в щель известкового утёса, стоящего над Калкой. А может, птица присела здесь отдохнуть после долгого перелёта и оставила крохотный комочек жизни на мёртвом камне.

Дожди напоили его, солнце согрело – и выросло деревце. Злые ветры гнули, да не сломали – поднялось искривлённым тельцем, сквозь все испытания прошло. Теперь издалека его видно.

Всадник добирался сюда долго, ночами. Прячась от наполнивших степь татарских сторожей, пережидая днём в укромных местах – камышовых зарослях да в оврагах.

Стреножил коня. Нащепал лучины. Обнаружил спрятанную за кустами дыру в утёсе – всё было так же, как год назад, когда бежавший от своего атамана бродник спрятал здесь украденную у товарищей добычу.

Перекрестился и полез – где на коленях, а где и ползком. Широкие плечи застревали в узком лазе, глина сыпалась на соломенные волосы. Трещала порода, угрожая обвалом – Хорь только испуганно замирал, шепча молитву. Противные мокрицы разбегались, напуганные неожиданным гостем, щекоча бесчисленными лапками измазанные в земле руки.

Наконец, добрался до промытой в нутре горы камеры. Зажёг последнюю лучину, нашёл дубовый лазоревый сундук, главную реликвию тамплиеров. Откинул крышку – блеснуло золото.

Бродник не выдержал, начал плясать от радости, топая сапогами, выкрикивая несуразное:

Веселитесь, девки, удивляйтесь, люди —

Выросли у паренька золотые муди…

Зря он это сделал. Утёс вздохнул, потревоженный, и осел – посыпалась дрянь с низкого потолка, порыв воздуха погасил лучину.

Хорь растерянно шарил в кромешной тьме по мокрым ледяным стенам, но на месте узкого лаза нащупал лишь смятую землю.

Дрожащими пальцами долго бил кремнем о кресало. Наконец, смог поджечь остаток лучины, обошёл камеру – выхода не было.

Огонь погас.

Хорь сидел на сосущем тепло камне и постепенно пропитывался холодом и отчаянием.

Говорят, что самое быстрое на земле – человеческая мысль. Но куда ей бежать из головы? Череп – её тюрьма.