Жасминовые ночи - Джулия Грегсон

Ты видела еще что-нибудь интересное, пока там сидела? – небрежно поинтересовался он, заваривая чай.

– Ну, возможно… Не знаю… Вообще-то, ничего особенного.

– Говори-говори.

– Там была еще одна женщина, очень красивая танцовщица, ее называли мадам Хекмет. Она устраивает вечеринку для немцев. Мне показалось, будто Митци знала, кто туда придет, но их дальнейший разговор я не слышала – Митци посадила меня под сушилку.

– Хм-м… – Клив забарабанил пальцами по губе. – Больше ничего?

– Нет.

– Может, тут что-то и есть, а может, нет – просто никогда не знаешь.

Саба ничего не поняла. О чем он говорил?

– Она сказала, где состоится вечеринка?

– Нет.

– Почти наверняка в районе Имбаба, где швартуются каирские экскурсионные суда – поблизости от клуба «Кит-Кэт-Клаб», где она вроде танцует. Вообще-то, – отрывисто добавил он, – мы легко это выясним.

– Как?

– Я знаю как, а тебе знать не обязательно. – Он игриво улыбнулся. – Чай?

– Нет, спасибо, мне надо спешить. Мы скоро уезжаем. Я получу нагоняй от Бэгли, если задержусь.

Лифт снова заработал, скрипя и стуча; в его грязном потолочном светильнике накопилось еще больше дохлых мух.

– Ну, ты молодец, – мягко заметил Клив, захлопывая за ней дверцу лифта. Потом посмотрел на нее сквозь сетку и улыбнулся. – У меня появилось ощущение, что ты станешь ценной находкой для нас, ведь сейчас надвигаются важные события.

Она нажала на кнопку и, когда лифт пополз вниз, увидела, как скрылись его лицо, колени, башмаки, и потом слышала только его гулкий голос, проникавший в темную шахту. Он говорил что-то вроде «прощай», либо «удачи тебе», либо «ни пуха ни пера». Внезапно она ощутила невыносимый восторг – ее жизнь действительно начинала меняться. Они уезжали. Завтра.

Следующий день был полон безумной суеты. Грузовик ожидался в 16:00. Артисты собирали свои вещи. Наконец-то Фернес сообщил им, что они едут в Абу-Суэйр, на авиабазу в зоне Канала, которая находится в 75 милях к северо-востоку от Каира.

Перед отъездом Саба написала письмо отцу.

«Дорогой баба,

Сегодня мы уезжаем из Каира. Начинается наша работа. Я хочу, чтобы ты знал – если со мной что-нибудь случится (нет, конечно, все будет хорошо!), я делала то, что, на мой взгляд, должна была здесь делать. Мне очень жалко, что тебя так огорчает то, что приносит мне большую радость. Я надеюсь, что когда-нибудь мы лучше поймем друг друга. Где сейчас плавает твое судно? Пожалуйста, сообщи мне, пожалуйста, напиши. Письмо ты можешь послать мне по адресу: ЭНСА, Шария Каср-эль-Нил. Почта работает ужасно плохо и медленно, но мне очень хочется когда-нибудь получить от тебя весточку. Саба».

Ей хотелось написать ему и про другие события в своей жизни, и мелкие, и важные: например, что она чувствовала в ту ночь, когда пела «Мази» в «Мена-Хаусе» на фоне гигантских пирамид, или каким волшебным Каир бывает во время лучистых закатов, когда по Нилу плывут фелюки, похожие на гигантских бабочек. Написать про потрясающие магазины – некоторые намного превосходили все, что она видела в Кардиффе, про то, какой это ужасный город, с его жарой, шумом и вонью от сточных канав и верблюжьего помета. Хотя ей очень нравился запах специй на базарах, аромат гирлянд из жасмина, которые вечерами продают в ресторанах, и даже запах местной египетской пыли. Она хотела написать, что боится за него. (Янина, у которой муж сестры работал в торговом флоте, как-то раз описала ей во всех подробностях мясорубку, которая творится на морских путях в Северном море.) Хотела сказать, что скучает по нему и одновременно ненавидит за его детский взгляд на жизнь. В общем, в ее голове творилась невероятная мешанина.

Сжав ручку в мокрых от пота пальцах, она написала адрес. Помрой-стрит, Бьюттаун, Кардифф, Великобритания. Родные места были в миллионе миль от нее. Накопив чуточку влаги в пересохшем рту, она лизнула края желтой аэрограммы и с тоской подумала, увидит ли она когда-нибудь отца.

Через несколько часов они выехали из Каира не в грузовике, а в стареньком автобусе, который, судя по дырам и вмятинам на его боках, уже попадал под обстрел. Бэгли с группой солдат уехал раньше, чтобы установить переносную сцену.

Саба сидела отдельно – в такую жару тело соседа кажется раскаленной печкой, а в салоне было достаточно места, и каждый мог при желании занять целый ряд. Арлетта и Янина, все еще не помирившиеся, сидели в противоположных концах, акробаты позади. Вилли, глухой ко всему, заливисто похрапывал под листом газеты НААФИ, а капитан Фернес угрюмо сидел позади водителя, выставив в проход толстые колени. Рядом с ним на кресле лежал его офицерский стек.

Саба свернула форменный китель и положила под голову – стекло было слишком горячее, а ей хотелось опереться на что-то головой – и, хотя уже чувствовала дурноту от тряски и бензиновой вони, стала внушать себе, что начинаются настоящие приключения. За окном миля за милей тянулись песчаные равнины, испещренные волнистой рябью; иногда мелькали скелеты сухих деревьев да кости животных.

Она уже задремывала, когда к ней притопал Вилли и положил ей на колени какой-то листок.

– Это тебе, дорогуша. Их принесли из НААФИ, когда ты спала. А потом я запамятовал в суете.

Два письма! Для нее! Сон как рукой сняло. Одно, со штемпелем Южного Уэльса, было написано стремительным почерком матери. Почерк на другом конверте был незнакомый, и у нее все сжалось внутри. Она покрутила конверт в руках и сунула в холщовую сумку, лежавшую возле ее ног.

«Дорогая Саба, – писала мать. —

На Помрой-стрит все нормально. Вот только миссис Прентис ездила две недели назад к сестре в Суонси и попала под бомбежку. Я по-прежнему работаю все часы, которые Бог посылает мне, а где – ты сама знаешь. Тансу немного раскисла без тебя, но теперь ходит в группу вязания в Морской холл и очень увлеклась этим. Малышка Лу ходит в новую школу в Понтии, ей там нравится. По выходным приезжает домой. Ты получила ее письмо? Твой отец опять в отъезде, он сейчас работает на … (ножницы цензора вырезали в этом месте неровную дыру), но мне кажется, что он написал тебе. Не знаю, что и сказать по этому поводу, так что предоставлю это ему. Но если и не написал, знай, что почта сейчас работает ужасно, и постарайся не беспокоиться.

Любящая тебя мама

XOXO[75]

Post Scriptum (у Джойс была привычка писать эти слова полностью).

Я достала выкройки из старого номера журнала «Уиманс Френд» и сшила тебе платье из кремового парашютного шелка. Его продавали в «Хоуэлле», и очередь была длинная, на квартал. Я пришла туда пораньше и все купила. Я отправила тебе платье вместе с этим письмом».

Мама. Мамочка. Саба прижала письмо к щеке и едва не разрыдалась от радости.