Лисье зеркало - Анна Коэн

С того августовского утра, когда Антуан покинул дом, Агнесс переменилась. Она уже не была той блистательной принцессой, как в день, когда отец только привез Луизу в Виндхунд; теперь она ходила, точно призрак, и избегала дружеских бесед. Так обе они остались наедине, каждая со своим горем и переживаниями, отводя взгляды при встрече. Все больше и больше Агнесс напоминала Луизе ее мать, Эмилию, которую черная тоска привела к душевному расстройству. Та редко покидала свои окаменевшие покои, а если иногда и выходила под присмотром служанки или двух, то потерянно оглядывалась по сторонам и тихонько звала сыновей. Но те не отвечали.

Несмотря на все усилия, приложенные к уборке замка, вековая пыль пропитала каждую щель и наполняла воздух сухостью и оставляла горьковатый привкус во рту. Луизу поначалу развлекали старина и замысловатость переходов, залов; она видела их словно впервые и была рада заплутать, а после выйти вдруг на уже знакомый балкон, узнать направление по картине. Какое-то время Антуан был ее неуловимым спутником в ежедневных скитаниях. Но им не удалось не то что сблизиться – даже толком поговорить. Каждый раз, когда он замечал приближение Луизы, его лицо искажало отвращение с примесью страха, будто родная сестра виделась ему мерзким насекомым, выползшим на свет из темного угла.

Через какое-то время ей стало ясно, что причина такой замкнутости не в простой нелюбви к обществу, а в разъедающей его болезни. Он боялся ее, боялся слуг, избегал свою супругу. Однажды ночью Луиза проснулась и увидела над собой его лицо с ввалившимися глазами. На следующее утро Агнесс, утешая, поведала ей о том, что на самом деле случилось во время венчания. Сострадание наполнило ее душу, но брат не принимал никаких чувств. Спустя два месяца он уехал, уничтожив в своей королеве последние крохи жизнерадостности.

Начало осени обманчиво прекрасно: его краски даже ярче летних, запахи – сильнее, а солнце порой обжигает не хуже июльского. Луиза всегда с любопытством встречала сентябрь, будто каждый год он сообщал ей что-то новое. Ей было неспокойно в этих стылых комнатах, в этих древних крепостных стенах – в них не было уже и слабого намека на семейное тепло.

Сад поманил ее сусальным золотом листвы и серебром пруда. К пруду вниз по холму вела живописная тропа с природными ступенями из корней двух ив, которые склонились друг к другу и укрывали от взгляда берег. Но не одну Луизу привлекло сегодня это место – там была и Агнесс.

Стоя по пояс в воде, та пыталась дотянуться до водяных лилий, качавшихся на мелкой ряби. Платье отяжелело от воды, затрудняя движение. Наконец ей удалось одной рукой ухватиться за гибкий стебель, а другой поднести к нему садовые ножницы. Со своей добычей она побрела к берегу, еле переставляя ноги. Замерев на месте, Луиза с тревогой наблюдала за ней, боясь спугнуть малейшим шорохом или вздохом, – Агнесс могла поскользнуться или запутаться ногой в прибрежных водорослях.

Агнесс ступила на сухую траву, бережно опустила цветок на расстеленную шаль рядом с альбомом в ветхом переплете и принялась распускать шнуровку на корсаже. Луиза тихо окликнула ее по имени, и та, вскинув голову, встретилась с ней взглядом.

– Сперва я думала, что смогу дотянуться, не замочив юбок, но мне не удалось, – Обычно отстраненное лицо молодой королевы выражало легкую досаду, пока она выпутывалась из одежды. – Теперь буду долго сохнуть. Подойди, присядем, солнце еще так нежно в эти дни.

– Зачем тебе понадобились эти лилии?

– Я нашла занятнейший альбом, «Азбука цветов», это гербарий твоей матери. Смотри, вот ее подпись – «Э. Виндхунд» и виньетка, а чуть ниже – «любезному Фердинанду». К каждому цветку приписано толкование, чтобы с помощью тайных знаков общаться с любимыми. И только лилии здесь нет, одно лишь романтическое описание – «означает бушующие чувства в душе дарящего».

Даже в годы, когда мать была в ясном рассудке, Луиза не могла припомнить хоть раз, чтобы та занималась цветами. Видимо, этот альбом она заполняла до рождения дочери.

– Оказывается, она была так пылко в него влюблена… в каком возрасте герцогиня вышла замуж за твоего отца?

– Думаю, ей было не больше семнадцати. – Луиза попыталась припомнить историю своей семьи, но ей было известно немногое. Даже этот самодельный альбом говорил больше, чем все визиты к матери.

– Вот как… Мне было девять, когда я узнала Антуана. Он казался таким взрослым и самостоятельным, хоть мать и сильно его опекала. – Агнесс раскрыла альбом на первой странице, на которой был распростерт желтый цветок с острыми клиновидными лепестками. – Это безвременник. Здесь сказано, что он символизирует жизненную силу и юность, но его корни – источник сильного снотворного и даже яда… Мы были помолвлены почти с моего рождения, и поначалу отец смотрел на наш будущий брак благосклонно. Но со временем стал замечать в Антуане некоторые… странности. Вот, взгляни, какой утонченный цветок лаванды. Даже спустя столько лет она хранит свой аромат.

Луиза склонились над гербарием и действительно почувствовала едва уловимый запах.

– Странно, что такое стойкое растение означает в букете сомнения… – задумчиво продолжала Агнесс. – Мы еще продолжали видеться, при дворе и в Виндхунде редким летом. Ты, может, и не помнишь… Он становился все более замкнутым, хоть я тянулась к нему всей душой… Гладиолус как бы говорит «дай мне шанс, мои чувства искренни»… – Она перелистывала страницы одну за другой. – В конце концов отец сообщил герцогу о расторжении помолвки, когда до свадьбы оставалось около года. Нарцисс помогает смириться, пережить несчастную любовь. Знать бы об этом тогда… а после все изменилось. – Она застыла, устремив невидящий взгляд на темно-изумрудные сосны, стеной ограждавшие сад.

– А что это за цветок? – спросила Луиза в попытке отвлечь ее от скорбных мыслей. – Он будто состоит из двух.

– Это аквилегия, орлиный цвет, – оживилась Агнесс, вновь обращаясь к альбому. – Его описание, пожалуй, самое сумбурное и противоречивое. Послушай: «В руках его держала Фрейя, но также он значит и измену; в старину называли его туфельками эльфов, а семена его вытравляли у женщин плод; из корня его варят любовный напиток, кладут его под матрас куртизанки; аквилегия растет у склепов и открывает двери в мир мертвых, к тому же умаляет скорбь». У твоей матери очень красивый почерк.

Луиза коснулась ломких разномастных лепестков. В центре был обыкновенный белый лютик, но острыми пиками его ограждали от мира еще пять лепестков.

Говорят, матери девочкам ближе всего. Агнесс своей матери не знала – как и сама Луиза.

***

В пять часов пополудни, когда Эмилия Виндхунд обыкновенно пробуждалась от дневного сна, Луиза вновь оказалась в ее комнате. Несмотря на годы, проведенные порознь, и на то, что она смирилась со своим мнимым сиротством, какая-то часть в ней стремилась найти с матерью нечто общее. Близость, нежность, хотя бы узнавание… Хоть на миг.

Но герцогиня жила в своих снах, в тех временах, когда была молодой матерью лишь троих детей, трех очаровательных мальчиков. Первенец и любимец Антуан все еще был для нее шестилетним сорванцом, любящим бойкие игры и сказки о рыцарях, на которых мечтал быть похожим. Средний сын, Вендель, замер в возрасте лет четырех, а Клемент еще не начал ходить. Дочери для нее не существовало, а потому Эмилия принимала Луизу то за горничную, то за гувернантку, то за няню.