Вспышка - Элис Бродвей

– Чтение знаков – очень важная работа, – сказала мне мама по дороге домой. – Надо уметь одинаково хорошо читать и мёртвых, и живых.

Я так давно никого не читала, что уже забыла, как просто мне это давалось. Я привыкла жить рядом с пустыми и научилась читать другие знаки. Но теперь мне очень хочется увидеть маму, точнее, ту женщину, которую я всегда буду называть мамой. Хочу сказать ей, что, хоть я и узнала, что смогла, о Миранде – женщине, которая дала мне жизнь, никто не заменит мне той, что вырастила меня. Сейчас я сказала бы ей, что понимаю, почему она не отвечала на мои расспросы, не обращая внимания на моё раздражение, – так она пыталась меня защитить.

Когда мы переходим лесной мост между Мортоном и Сейнтстоуном, меня снова охватывает страх. Я распрямляю плечи и говорю себе, что стала другой – менее доверчивой и более любопытной. Такую Леору Лонгсайт ещё не встречал. Сана натягивает поводья и ждёт, когда я подъеду.

– Остановимся здесь, – говорит она, бросая взгляд на лоскутки темнеющего неба, которые виднеются среди густых крон. – Спешимся и поужинаем. Скоро стемнеет.

Зима почти закончилась, наступила весна. Из-под деревьев выглядывают первые цветы, листья и пока не раскрывшиеся бутоны. Это чудо рождения каждый год восхищало маму, темой своих личных меток она выбрала растения. Она знала названия всех цветов и деревьев и собирала букеты, чтобы поставить дома в баночке от варенья. А я гадала, какой цветок следующим украсит её кожу.

– Вы не пойдёте за мной?

У меня получается скорее приказ, чем вопрос, и Сана улыбается моей настойчивости.

– Леора, я ведь пообещала, а я слов на ветер не бросаю. Не надо бы тебя отпускать, – вздыхает она, – но я понимаю… этот шаг ты должна сделать сама.

Когда я обнимаю Оскара на прощание, он успевает шепнуть мне на ухо:

– Я буду присматривать за тобой. Каждую минуту.

Ответить, попросить его не рисковать я не успеваю – Сана настойчиво советует поторопиться. Я закатываю рукава, чтобы обнажить руки почти до плеч, накрываю голову шалью и вспоминаю, каково это – быть отмеченной. Я так привыкла прятаться, скрывать свои метки, что открыть их, выставить напоказ нелегко. Сумерки сгущаются, и я надеюсь, что на меня никто не обратит внимания. А если всё же заметят? Обычная девушка с метками, как все, ничего особенного.

Первым делом я направляюсь в студию. Обель не зря дал мне ключ. Наверняка там меня что-то поджидает, я чувствую. А потом… что ж, Лонгсайт хочет меня видеть, получить информацию о пустых. Если я приду к мэру, он отпустит Обеля, я уверена. И я иду в студию. Сколько раз я мечтала: вот вернусь домой, пройду по знакомым улицам… Только в мечтах я никогда не пряталась в переулках и не выбирала улицы потемнее. Холодно. Редкие капли дождя падают с неба, как слёзы. От усталости я еле переставляю ноги, а идти ещё далеко. В каждом звуке – будь то кошачьи драки или грохот мусорных баков – мне слышится угроза. Что, если вообразить, будто всё происходит со мной во сне и я в любую минуту могу вернуться домой, забраться в постель и встретить за завтраком маму?

Неподалёку от центра города меня обгоняет прохожий. Мужчина проходит так близко, что до меня долетает аромат его одеколона. Искоса взглянув на меня по пути, он не оглядывается. Да и на что смотреть! Во мне нет ничего особенного, даже метки – самые обыкновенные, я такая, как все. На узкой улочке я останавливаюсь у знакомой двери – чёрного хода в студию. Свет не горит, что само собой разумеется. Интересно, давно ли здесь никого не было? Ключ подходит, как всегда, и я вспоминаю историю о Нейте, как он ключом отпер тайную дверь в стене и попал в земли пустых легко и просто. Скользнув внутрь, я запираю за собой дверь и вешаю ключ на длинном шнурке обратно на шею.

Нигде ни пятнышка, ни соринки. Я не раздумывая включаю чайник. Мы всегда так делали, и Обель, приди он сюда, первым делом вскипятил бы чайник. Насколько я знаю Обеля, он наверняка догадывался о скором аресте и постарался бы оставить мне какую-нибудь записку. Но нигде не видно ничего похожего на адресованное мне послание. Я снимаю с полки «Энциклопедию сказок» и осторожно разворачиваю защитную обложку. Это очень старая и дорогая книга. В энциклопедии собраны все наши истории и легенды. Можно сказать, это бумажная версия нашей рассказчицы Мел.

Если бы Обель не показал мне эту книгу, я бы никогда не узнала о её существовании. Открыв обложку, я рассматриваю страницы в поисках особого знака, вложенной записки, которую мог оставить Обель. Пергаментные страницы на ощупь тяжёлые, покрыты искусными рисунками, каждая буква историй выписана вручную, с любовью. Я переворачиваю страницу за страницей, пока не останавливаюсь при виде Белой Ведьмы – прекрасной Белии, на которую я похожа, как сестра-близнец. Когда я училась у Обеля, он велел мне перерисовать Белую Ведьму, я прекрасно помню тот день. Я пытаюсь перевернуть страницу, но она выскальзывает из книги и остаётся у меня в руке. Невероятно! Кто-то вырезал страницу! Намеренно испортил бесценную книгу! Даже подняв страницу выше, чтобы осветить её со всех сторон, я не вижу в ней ничего необычного.

– Что это значит? – шепчу я. – Неужели это ключ к какой-то тайне?

Я приподнимаю книгу и собираюсь встряхнуть её, чтобы проверить, не выпадут ли другие страницы, но замираю на месте. В студии кто-то есть. За мной явно наблюдают. Скатав страницу с Белой Ведьмой в трубочку, я прячу её в сумку и крадучись выхожу из задней комнаты в студию. Просторное помещение освещено фонарями, свет проникает с улицы, оставляя углы утопать в темноте. Знакомый запах – в студии чернильщика пахнет антисептиком – вызывает в памяти прошлое: мой первый знак, день, когда Карл сделал клиенту татуировку, не спросив разрешения у наставника, тихое жужжание машинки чернильщика, когда Обель рисовал мне метку, холодный ужас в тот день, когда Джек Минноу приказал мне нанести ему знак. Свист вскипевшего чайника отзывается у меня в ушах как раскаты грома. Я делаю ещё один осторожный шаг вперёд. И только когда раздаётся человеческий голос, я убеждаюсь, что не сошла с ума.

– А ты быстро явилась, Флинт. Не заставила себя ждать.

Джек Минноу удобно развалился в кресле чернильщика, заложив руки за голову и скрестив ноги. Он похож на сытого льва. Я, спотыкаясь, начинаю отступать, но останавливаюсь, повинуясь властному голосу Минноу:

– Не заставляй меня гоняться за тобой, Леора!

Я поворачиваюсь к нему лицом. Он спускает ноги с кресла и смотрит на меня, склонив голову набок.

– Поверь, это бесполезно.

В его улыбке нет ни капли радости, а глаза поблёскивают в сумраке, как неживые.

– За что вы его арестовали? – спрашиваю я, стараясь говорить спокойно и уверенно. – На каком основании?