Змеесос - Егор Радов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 39 40 41 42 43 44 45 46 47 ... 74
Перейти на страницу:

Любовь прията. Это была мысль, возникшая как и все остальное.

— Любовь приятна, — сказал Миша Оно, погладив рукой подушку с еще одной головой на ней.

«Любовь приятна», — подумал Миша Оно, приподнимаясь в кровати, чтобы взглянуть в полутьму и увидеть.

— Ты жив, мой возлюбленный, моя морская пена, мой кофе на столе, мое чудо во мне, мой свет за углом, моя роскошь в ресторане! Ты вечен, я — бесконечна; я оплету тебя собой, словно плющ, или туника, и я буду здесь до утра, и мы будем пить алкоголь и слушать музыку и сидеть на полу всю ночь; и ты есть сейчас!

Это были слова Антонины, это была се речь в той же постели, где было все; и она зажгла свечу, чтобы качающийся свет отражался от ее великого лица, как от луны, и чтобы видеть Оно, и его глаза, и плечи.

Они лежали рядом друг с другом, и помнили свое бегство от непонятных художественных людей, которые убивали и хотели что-то создать. Уединение приняло их и дало им радость. Вдали были трупы и смерти, и задачи делать что-нибудь еще, а здесь наступил высший свет в виде любящей веселой пары, наслаждающейся подлинным; и все другое перестало касаться этих душ, отступив от них на время, словно рабочий, покидающий станок, чтобы уйти спать.

Когда-то они были спасены, благодаря узнаванию себя; и открывшийся путь предстал перед ними, имея в конце заветную дверь, за которой можно было заняться своей любовью. Опанас Петрович крякнул, сидя в туалете, и прокричал жене: «Эй, иди выключи телевизор!» Жена степенно подошла к телевизору, нажала на кнопку, и он перестал показывать передачу о коррупции. Опанас Петрович вышел из туалета и пошел в ванную. Там он помыл руки и долго их вытирал полотенцем. Когда он пришел на кухню, ужин был уже готов. «Устал я!» — сказал Опанас Петрович. Он работал в милиции почтмейстером. Так они и оказались именно здесь, и сейчас лежали в восторге от себя и не чувствовали разницы между собственными ногами, или руками, воображая, что все есть общее.

— О, как я люблю тебя, ты! — воскликнул Миша Оно, озаренный свечой. — Ты прекрасна, ты — Оля, Антонина! Когда ты была кораблем, я был пиратом, когда ты была рассветом, я был ущельем, когда ты была пчелой, я был человеком, когда ты была юношей, я был девушкой! Я всегда был с тобой, и если этот мир был создан, то это были мы. Я помню наши путешествия и наши возвращения, я помню твою гибель и мой крик, я помню твое паденье и твой пульс, и я помню все. Я нашел это, я узнал новую тайну, она существует; любовь есть лучшее, и моя цель — быть здесь!

— Это правда, — ответила Антонина, ласково прильнув к нему плечом и щекой. — Я чувствую смысл в этих твоих словах, и я вижу тебя здесь. Когда я увидела тебя, я не знала ничего; когда я пришла к тебе, переступив через чье-то тело, я узнала что это — истинно ты; кода ты неловко танцевал, пытаясь спрятать свой мир и не-красоту, я полюбила тебя и влюбилась в тебя; и когда мы с тобой, то все кончается, и счастье пронзает каждый здешний предмет и атом! Я помнила тебя всегда, неужели это так, неужели это ты? Мир возник, ничто кончилось, я была всем, и ты был рядом; в лесах из хвощей ты кричал, и я летала вокруг; на вершине гор ты полз вниз, и я была с тобой; в печальном театре ты выступал, и я аплодировала и падала в обморок; внутри ракеты ты летел, и я звала тебя, обращаясь в радиоазбуку; и мое пищание, заменившее шепот и объятия, несло тебе тепло и родной дом! Неужели ты не помнишь, как мы сидели в одной вонючей камере, и ты отодвигал парашу одним неуловимым движением привыкшей к неволе ноги?

— Я помню, — тепло сказал Миша Оно, прижимая эту девушку к своему сердцу. — Я вижу, как прекрасно все и ты.

Он протянул свою руку, он взял ее сосок, он лизнул ее грудь, словно ласковая собачка; а потом медленно и бережно прикоснулся губами к ее мягкому животу, и долго лежал так, в то время как она, будто маленькая ученица, оставшаяся наедине с возжелавшим узнать чувство поцелуя мальчиком, робко гладила его голову и затылок, закрыв свои глаза и ничего не думая. Он, как нежный тигренок, урча и ласкаясь, начал облизывать ее тело, которое то напряженно вздрагивало, становясь упругим, словно внезапно надувшийся от ветра алый парус, то расслабленно опадало, как раскрытая водяная грелка, то становилось горячим и гибким, как устремленный в прыжок бык-тур. Он уцепился за нее, будто ленивец за ветку, а она раскрылась ему, словно перевернутая морская звезда. Он трогал ее своими пальцами, как осторожный, скользящий по воде жук, а она воздевала по краям кровати свои руки, словно готовый к распятию раб. Он оказался над ней, как погонофора во всей своей длине, а она была под ним, как мездра под теплой тигриной кожей с мехом. Он склонился над ней наперевес, как единорог, и пронзил ее, словно мышиную нору, или кошку.

Он вытянул первую половину своей руки и двумя пальцами схватил ее за окончание груди, образовывающее сосок. Потом большим пальцем своей другой руки он медленно провел по поверхности кожи ее живота, минуя отверстие пупка, и достиг начала волос в ее паху, остановившись. Затем он совершил серию мускульных движений, в результате которых его губы оказались неплотно прижатыми к поверхности кожи ее живота, ощущая родинку под ними и нормальную температуру ее тела. Потом рукой, которая после паха кистью сжимала верхнюю часть ее колена, он сделал серию разнообразных движений, располагая ее прямо около ее полового органа, абсолютно отличающегося от своего. Затем указательным и средним пальцем он залез в начало этого органа, почуяв нужную для полового акта слизь. Мышцы его шеи напряглись, расслабляя одновременно другие мышцы, с помощью чего его передняя часть головы, именуемая лицом, оказалась напротив такой же части тела у нее. Затем взяв большим и указательным пальцем правой руки свой половой орган где-то посередине, он совершил движение своей тазобедренной частью, в результате которого этот половой орган как раз вошел в отверстие ее полового органа.

Он протянул к ней руки, как будто хотел предложить ей сердце, и тронул ее левую грудь с лиловатым, еще девическим соском. Она раскрыла объятья, раскрывая себя со своим духом и сутью. Он поцеловал ее лоб, осеняя ее собой, и возложил над ней свою ладонь, желая дать ей энергию и смысл. Она сияла, как вездесущее очарование, присущее бытию; и вселенская нежность охватывала их существа и души. Они сцепились, как две непобедимые части целого, раскрыли свои прелести и тайны навстречу друг другу, увидели настоящую истину в попытке облечь в любовь собственное любое состояние, и превратили свой поцелуи в подлинный смысл и цель происходящего; и их любовь продолжалась. Он взял ее и соединился с ней, как в лучшем из снов о реальности, и все началось.

Он вытянул руку вверх, как жгучий костер, семейный сон, фонарь в кофейнике, падаль полей. Слепая синь цвела в себе, солнечный сок сумрачно стекал со стен. Она, как радиомоторная балерина, как котел огней, улетала внутрь. И он денежный шорох, соленый шок, холостая слизь на кончике любви стекал внутрь себя как использованная соль стонал степью близостью медленной здесь вознесенной с тобой она бутылка, тринк, невеста, кольцо номер семь, готовая быть быть быть быть быть быть быть быть быть быть быть быть с ним Как Хозяйка смысла лошадь лесов цвет цветов кома меня.

1 ... 39 40 41 42 43 44 45 46 47 ... 74
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?