Привычка умирать - Дмитрий Кравцов

Глядя на обращенные вверх белые пятнышки лиц, быстро увеличивающиеся в размерах, я делал ради их спасения все, от меня зависящее, то есть отчаянно жал на стартер. Когда я оказался в полицейской зоне, территория глушилки кончилась, и мой двигатель включился. Грузовик сделал натужное усилие, словно скатившись с лихой горы, и, разорвав грузным телом какую-то яркую надпись, эффектно вышел в горизонтальный полет прямо над головами публики. Я перевел дух, но успел обратить внимание, что в месте предполагаемого падения люди не особо паниковали и не спешили разбегаться или прятаться в своих машинах. Похоже, что я был уже не первым, кому тут над их головами подрезали крылья.

Я собирался убраться отсюда, “побрив” толпу, как вдруг прямо по моему курсу возникла преграда в виде блюдца. Я затормозил и тут же обнаружил, что позади образовалось еще одно. Хотел свернуть — не дали. Попробовал взять выше и стукнулся крышей о днище третьего столового прибора, зависшего, оказывается, сверху. “Не многовато ли для трапезы аскета?” — подумал я, в то время как это третье блюдо насело на мой грузовик, как петух на курицу, заставляя медленно опускаться и разгоняя из-под меня людей. Оно попросту вдавливало мой флаер в образованную машинами площадь. Совершить попытку к бегству я не смел, имея за плечами такой груз, к тому же и шансов у грузовика перед блюдцами не было ни малейших.

В уличную пробку не втиснешься, поскольку она ограничена домами. Здесь границы столпотворения были относительными, и машины постепенно сместились — вниз и немного в стороны, еще уплотнив мятежный плацдарм и позволив моему “КамАЗу” стать его частью. Я немного посидел в нем, обдумывая свое незавидное положение. Потом по крыше стали топать, и я полез наверх. Для этого пришлось открыть люк в потолке, потому что двери… Словом, кто хоть раз попадал в пробку, меня поймет.

На открытом воздухе я сразу почувствовал себя лучше, появилось ощущение простора: народ здесь, ввиду специфических условий, не был стиснут, как это случается на митингах, а пребывал в довольно разреженном состоянии, хотя его ряды постоянно пополнялись гражданами, просачивавшимися снизу. Люди переходили с крыши на крышу, некоторые сидели, а на просторных, как, например, моя, собирались кучками. Над нашими головами, помимо блюдец, кружили маленькие аэромаркеры разных геометрических форм, похожие на детали детского конструктора, прошедшие курсы повышения квалификации. Они выпускали ровные флуоресцентные струи, складывающиеся в слова и в лозунги. Один из таких лозунгов я продырявил, когда выходил из пике. Никакой политической программы в маркерах, конечно, заложено не было, они управлялись дистанционно кем-го из людей, стоявших здесь же на крышах. Причем сразу было видно, что тут, на Витебске, мы имеем дело с худо-бедно образованным контингентом. Когда я только вылез из машины, на загустевшем до темного ультрамарина небе горела малиновая надпись:

ПРЕЗИДЕНТСКАЯ МОНАРХИЯ — СОЦИАЛЬНЫЙ ТУПИК!

Это было увековечено прямо над моей головой, а дальше слева обличало желтым:

ВЕЧНАЯ ВЛАСТЬ НЕСОВМЕСТИМА С ЗАКОННОСТЬЮ!

Справа собрались ущемленные продовольственным кризисом:

ДАЕШЬ ПОТРЕБИТЕЛЬСКУЮ КОРЗИНУ! — требовали они, подчеркивая свое возмущение ядовито-зеленым цветом. Время от времени появлялись милицейские маркеры, выпускавшие клубы противоядия. Транспаранты меркли, но антидот был тяжелее воздуха, и очень скоро на их месте рисовались новые. Кто-то стал выписывать над нами лозунг задом-наперед, специально для властей предержащих, глядящих на это дело сверху вниз из окон своей цитадели. Перевертыш был длинный, неизвестный автор часто ошибался и стирал его сам, не дожидаясь милиции, тоненькой дымной струйкой из хвоста маркера, но упорно начинал сначала. Когда у него наконец дописалось, на некоторое время кругом стало тихо, пока все прочли наоборот его творение, потом народ издал торжествующий вопль — не совсем, правда, дружный, поскольку некоторые еще читали, а кто-то осмысливал:

ВАШЕ БЕССМЕРТИЕ — ЭВОЛЮЦИОННАЯ СМЕРТЬ!!!

Если бы только этот образованный знал, насколько он близок к истине!

Ликующие граждане не подозревали, что эта самая эволюционная смерть находится непосредственно под их ногами, в моем кузове. Я попытался представить, что будет, если окружающие об этом проведают. Честное слово — не получилось.

Между тем народ кругом потихонечку распалялся: все что-то орали, визжали, свистели, в некоторых местах, отличавшихся большей организацией, скандировали. Парящие лозунги стали принимать более личный и заметно угрожающий характер: то ли летописцы сменились, то ли тоже рассвирепели. Кстати и небо постепенно наливалось чернью, все больше подходя на роль грифельной доски. Их писали наоборот, уже не обращая внимания на ошибки:

ДОЛОЙ ПРЕФЕКТА!!!

БЕССМЕРТНЫЕ СОЖРАЛИ НАШ РАЦИОН!!!

ПРЕЗИДЕНТА К ОТВЕТУ!!!

И, что особенно мне понравилось:

МЫ ДО ВАС ДОБЕРЕМСЯ!!!

Хотя последнее представлялось трудноосуществимым. Разве что изнутри здания, но и этот путь был заказан: вокруг Зуба держалось буферное пространство, контролируемое не только блюдцами, но и лучевиками, торчавшими в окнах. У митингующих оружия не было, а если у кого и было, они в своем шатком положении не решались его применить; даже кидать что-либо в летающую сверху милицию было опасно, поскольку брошенное грозило вернуться в соответствии с законом Ньютона и упасть на свои же головы. Так что по всем статьям это была мирная демонстрация, и, как ни бурли она праведным гневом, ей предстояло рассосаться, несолоно хлебавши, самое меньшее часа через два. Уже теперь среди флаеров, находившихся внизу под “кровлей”, намечалось разрежение, так что, сдав ниже, вполне реально было бы протолкаться на выход. Но, к сожалению, не на грузовике.

Лучший способ убить время — это увлекательное чтение. Читая все новые провокационные лозунги, я прикидывал в уме, скоро ли смогу оказаться дома, когда разразилась катастрофа.

Блюдца, бдительно барражировавшие над нами, вдруг неожиданно для зрителей и, похоже, не менее неожиданно для себя, одновременно все вместе рухнули вниз; словно эти тяжелые машины держались на невидимых нитях и кто-то одним махом перерубил их.

Раздался оглушительный грохот, проломленная во множестве мест “кровля” содрогнулась.

“Похоже на мантру, — мелькнула у меня мысль, которую я не успел как следует обдумать, потому что дальше началось нечто трудноописуемое: уцелевшие митингующие с дикими воплями кинулись по своим машинам, но “настил” уже сломался, стал тем, чем он и был на самом деле — скопищем разрозненных летательных аппаратов. Люди прыгали, оскальзывались, десятками сыпались вниз…

Я, к счастью, находился на крыше собственной машины и, как только все началось, быстро спустился в кабину. А сразу вслед за мной сюда же вперлись четверо из тех, кто располагался перед тем на моей крыше. Можно было бы, конечно, защелкнуть люк и оставить их сверху на верную погибель. Многие, обезумев от ужаса, так и поступали. Ну а я, бывший киллер, оказался, как ни странно, более гуманным: позволив им влезть, я открыл для них дверцу, ведущую в кузов, и предупредил: