Дом мистера Кристи - Влада Ольховская

— Насчет соседей? На первый взгляд, никто из них не причастен к этому, но первый взгляд мало что значит. Особенно когда они вот так собраны вместе и отвлекают внимание друг от друга. Если бы среди них был убийца, он бы все равно адаптировался под привычное окружение. Тот, кто выдаст себя в допросе один на один, никогда не ошибется, если рядом знакомые лица, которые дарят ему чувство уверенности. Но это так, теории, которые нам пока не нужны.

— Я, вообще-то, имел в виду «Ауди». Ты ведь думаешь о том же, о чем и я?

Новенькая серо-голубая «Ауди» стояла на служебной парковке возле салона, которым управлял Евгений Майков. Сам он был внешне непримечательным, пусть и ухоженным типом. Он привык к тому, что обаяние — его лучшее оружие, однако когда этого оказывалось недостаточно, не сдерживался в интонациях и выражениях.

Он вполне мог быть тем, кто приезжал в магазин и остановился под окнами Гордейчиков. Леону это казалось чуть ли не красным флагом посреди заснеженного поля. Анна была вынуждена разочаровать его, пусть и неохотно:

— Это значит меньше, чем ты думаешь.

— Да ну? Серьезно? Подозреваемый по одному делу оказался рядом с местом другого преступления случайно? В многомилионном городе?

— Он не подозреваемый по делу Евы, бывают совпадения и посерьезней.

— Например?

Она не хотела, чтобы все это превращалось в спор ради спора. Ей нужно было показать, почему им обоим стоит отнестись к версии с «Ауди» с подозрением, но не дать ей ослепить себя очевидностью, не сделать единственно возможной.

— Был когда-то такой юноша, Гарольд Ловелл — не особо положительный, не сильно отрицательный, самый обычный. Внимание он привлек лишь своим исчезновением: ему не было и двадцати, когда он пропал. А позже его вещи нашли в доме Джона Гейси, который нанял Ловелла, чтобы почистить бассейн. Гейси, если что, был известным серийным убийцей, и убивал он как раз молодых мужчин. Естественно, Гарольда сочли одной из его жертв, ведь не бывает таких совпадений. Все сошлось! Семья оплакала Ловелла и похоронила его, так и не получив тело — похоронила память о нем. А тридцать четыре года спустя Ловелл нашелся, живой и здоровый. Все это время он мотался по стране, перебивался случайными заработками и знать не знал о том, что его, оказывается, убил Гейси. Он просто решил уйти из дома именно тогда, склонность к бродяжничеству проявилась. Полиции он лепетал: не думал я, что меня сочтут мертвым, простите-извините. Это, конечно, была ерунда, попытка оправдаться. Нам тут важно другое: он оказался не в том месте не в то время и все равно не был связан с преступлением.

— Хочешь сказать, что с Майковым та же история?

— Нет. Но допускаю, что может быть та же. Поэтому за ним нужно следить, не закрывая глаза на других подозреваемых.

А еще — не забывая о том, что человек, напавший на Диму, вряд ли угомонится. Но об этом она говорить не стала.

* * *

Леон не ожидал, что она пойдет с ним. В последнее время Анна старалась быть особенно осторожной: журналисты использовали любую возможность, чтобы заснять ее, добиться очередного интервью, выставить ее мошенницей, убившей известного во всем мире музыканта. Леон подозревал, что такой интерес вызван не только преклонением перед талантом Яна, скорее всего, у семейства Сирягиных были нужные связи, чтобы подкармливать стервятников.

Так что Анна ходила по краю каждый раз, когда покидала квартиру. Но ее это не пугало, и, решившись на очередную вылазку, она казалась спокойной. Леон пока не решил, как относиться к этому. С одной стороны, ему было приятно, что ей не все равно. С Димой они никогда толком не ладили, и понятно, что в больницу она выбралась ради младшего из братьев. С другой стороны, он подозревал, что все это связано с историей, которую она так и не рассказала ему.

Он не винил Анну за то, что сделали Сирягины. Но его раздражала эта скрытность — почему нельзя сразу все объяснить? Ведь тогда он помешал бы им, остановил это и ничего бы не случилось!

Но упрекать ее было бесполезно, он знал, что она достаточно упряма, чтобы замкнуться в себе. Просто доверять ей становилось все сложнее.

Устраивать скандал при Диме он не собирался. Брату и так досталось: в больничной постели он казался старше своих лет, синяки и ссадины заметно выделялись на побледневшей от потери крови коже. Как бы Дима ни бодрился, он не мог скрыть, что ему тяжело сейчас.

— Извини за машину, — с показательной беззаботностью улыбнулся Дима. — Полировка за мой счет!

— Меня не машина беспокоит, — тихо отозвался Леон.

К Диме, как и к любому врачу, в больнице было особое отношение. У медиков отлично развита круговая порука, а его еще и особенно уважали. Поэтому ему досталась одиночная палата, к нему постоянно заходили, интересовались его состоянием. Но это, увы, не могло мгновенно поставить его на ноги.

Когда они пришли, Леон занял стул рядом с кроватью. Анна осталась в стороне, у окна. Она пришла в белом пальто, которое издалека смотрелось халатом, и многие, похоже, принимали ее за медсестру. Парик и макияж делали ее совсем не похожей на женщину, которую многие теперь каждый день видели по телевизору.

Она не приближалась и не говорила, чтобы не раздражать Диму своим присутствием, да и он пока не смотрел на нее, хотя наверняка заметил.

— Серьезно, от машины что-нибудь осталось? — спросил он.

— Осталось, и на то, что осталось, сейчас с любопытством смотрят механики. Послушаю, что они наплетут, и решу, заменять ее или чинить.

— Извини.

— Не за что тут извиняться, — отмахнулся Леон. — Я и так подумывал сменить ее!

— Не свисти, тебе нравилась эта машина.

— Да, но меня и брат вполне устраивает. Брата заменить сложнее.

— Уж надеюсь, — рассмеялся Дима, но быстро посерьезнел. — И все же кое за что я обязан извиниться.

— Что еще ты там придумал?

— Да я до сих пор не знаю, как тебе сказать. Ты, понимаешь ли, склонен делать глупости, а я этого не хочу. Особенно сейчас, когда я не могу за тобой проследить!

Если кто из них и должен извиняться, то только он. Понятно же, что охотились на него, на Леона! Дима вообще пострадал случайно, и все же его что-то мучает, это чувствуется. Леон, как ни старался, не мог понять, что это может быть.

Дима же после долгой паузы перевел взгляд на Анну.

— Эй, чудовище, подойди сюда, пожалуйста.

— Как меня умиляют «чудовище» и «пожалуйста» в одном предложении — словами не передать, — усмехнулась Анна, но ближе все-таки подошла.

— Ты на него влияешь, — задумчиво произнес Дима. — Больше, чем я влиял когда-то.

— Было бы странно, если бы от разной природы отношений был одинаковый результат, — заметила Анна.

— Вас не смущает, что я здесь стою и все слышу? — удивился Леон. — Не нужно на меня влиять, сам как-нибудь со всем разберусь!