Случайному гостю - Алексей Гедеонов

Передо мной разворачивается «Сад»…

В саду всегда полдень. Ленивый, нежаркий — только-только отцвела сирень и распускаются, неся холод и дожди, сухощавые акации. Густой, прохладный полумрак лежит над стертыми, чуть желтоватыми, давними-давними плитами аллеи. Каштаны роняют на них поздний цвет. Колышется шиповник у лестницы, источают истому далекие кипарисы. Возносит хвалу ароматом ладанник. Сад Заключенный — радуйся, Мария…

Эта карта приглашает к радости и веселью. Жизнь прекрасна: вас ожидает праздник! Вас ждут друзья и близкие люди — ступайте к ним, вы нужны им. Вблизи от карты кверента означает успех в искусстве или науке, период вдохновения. Вдали от нее, либо в окружении неблагих карт — дурную компанию…

Наверное, тех, кого выставили из Сада за потерю Ключа…

— Смерти нет в Саду, — сообщает ветерок или карта.

— Люкс, — реагирует бабушка, опять устроившаяся в самом тёмном углу.

Она покончила с яблоками и достала откуда-то из недр кухни корзинку с вязанием, красные и синие нити шуршат по клеточкам пледа, а рук и спиц я вообще не вижу, и клубки, верно, закатились куда-то под стол… Мне все это кажется странным вдвойне и втройне — кто это вяжет в Адвент?

— Лесик, — говорит бабушка с иронией. — Ты спишь албо нет?

— Третья карта — совет для сегодняшнего дня, — провозглашаю я, и абажур вздрагивает — круг его света мечется по скатерти, а стол поскрипывает, будто вздыхая.

Развилке. Дама с бланки сегодня выглядит усталой и не глядит на меня, в ее мантилье запуталась большая желтая бабочка, цветок в руках поник. На белых холстинах перекрестка тревожными черными пятнами растеклись полуденные тени.

…Ситуация выбора: можно пойти в одну сторону, можно в другую, а то и в третью. Если рядом неблагоприятные карты, значит, вы собирались выбрать не самый удачный вариант. От вашего решения зависит многое, а потому не торопитесь, обдумайте все хорошенько. Вдали от карты спрашивающего означает совет не сидеть на месте, выжидая чего-то, а идти вперед, проявлять инициативу.

— Хм… — красноречиво заявляет бабушка из абсолютно темного угла. — Иницьятива? То не твое… Хотя. — То ешче коварство, где-то близко коварство… Будьте осторожны… Где уже больше… — Но прентко, прентко. Овшим, не сиди на месте.

— Да быстро, бабушка, только мыши родятся, — огрызаюсь я. — Засели там, как пума во тьме. Для чего?

— Чтобы лучше видеть тебя, мое дзецко, — медоточиво заявляет бабушка.

— И что, — говорю, — есть большие зубы?

— Нет, — говорит бабушка и голос ее звучит необычно. — У меня лишь сердце большое, очень терпеливое, очень.

— Ну-ну, — хмыкаю под шепоток карт и переворачиваю четвертую бланку. «Чего не жду сегодня?» — спрашиваю я у неё. В комнате, где ёлка, тоненько звеня вступают первые па менуэта — это тёти-Женина шкатулка.

Там «Гора».

— Препятствие, — говорю разочарованно. Вот их — препятствий-то я жду всегда. Эта карта буквально преследует меня — как бы не был выстроен расклад, каким бы простеньким не было гадание — в него обязательно влезет эта гора со своими угрозами.

Печальная бланка — бело-жёлтая зима, непреодолимая охряная гора в полземли и неба, у подножья ее крошечная деревушка с безнадежным ростком — шпилем колоколенки. В стылом небе черной мизерикордией парит птица, видать, и ей не под силу перемахнуть Гору.

Люди или обстоятельства воспрепятствуют вашим желаниям, нужно ждать или искать способ обойти гору — говорит эта карта. Рядом лежащие бланки откроют характер препятствия. Если Гора вдали от карты кверента — путь желаний свободен.

«Фиг, — уверен я. — Эта Гора всегда где-то рядом…»

— Так, — говорит бабушка, абсолютно неразличимая во тьме, — а часу обмаль, а ты все возишься… но то ты хочешь парады монстров тут, в кухне? Знай же, того не позволю — у меня не схватится галарэт[97]. Такое!

— Пятая карта — Итог дня…. «Книга», — очень быстро говорю я. — Опасная тайна….

— Ну наконец-то!! Еле стало сил дождать! — судя по шороху и шуму, бабушка встаёт и буквально кричит. — Трактуй! Прентко!

Эта карта молчит. Всегда. Так молчат грозовые тучи, или чёрное озеро, полное холодного безучастия… Книга — бланка тайны, всегда одной из многих. Она — это учение во всех известных смыслах. Намеренно скрытое знание.

— Книга, считай, что далеко, — говорю я. — Значит ничего важного. Я всё и так знаю… Скрыто — не забыто…

— Раны Господни, Лесик, но что ты бубнишь? Смотри скорее…

— Чего скорее, скорее? — удивляюсь я. — Я ж перевернул карту. Ну книга, я же говорю — скрытка, тайна и загадка, а еще опасность.

— А в чем она? — надменно спрашивает бабушка, мелькая белыми клетками пледа.

— В бидоне… — огрызаюсь я.

— От у него помощи и попроси! То прекрасна для тебя компания — бидон.

— Чего это? — подозрительно интересуюсь я.

— З порожнего в порожнее, — самодовольно подытоживает бабушка. Я фыркаю. — То пустое, — продолжает она нетерпеливо. — Та бланка тут специально… Ну сосредоточься уже. Что видишь?

— А… — начинаю я, тут до меня доходит. — И… — продолжаю я, задумчиво. — О…

— Сколько букв ты скажешь ешче? — сурово рычит бабушка и клетчатым привидением выплывает из своего угла. Вместе с ней волной на меня плывет дар. Даже не так — ДАР. От него у меня звенит в ушах и обостряется зрение, да и слышу я больше, чем хочу…

— Я не специально, я не подумал, подождите… — пищу я.

Бабушка нависает над столом — плед сполз, кисть левой руки у бабушки перемотана разноцветными нитями.

— Повторяй за мной, — говорит бабушка. — Во имя Колеса, Косы и Нити.

— Воимяколесакосыинити — бубню я, бабушка неодобрительно косится на меня и продолжает. — Я прошу: собаку и луну — дать мне силу и право на знание.

— Лунуисобаку — повторяю я и чувствую, как ноет ударенное «струмом» место.

— Боярышник и пепел…

— Пепелибоярышник…

— Пусть сохранят все в тайне…

— Пусть все сохранят в тайне…

— Зачем ты переставляешь слова?

— Зачем… — и я передергиваюсь от того, что узнаю, что только что, у соседа с первого этажа умер в больнице отец… Славино горе разносится по всему дому, синими злыми искрами, взламывая половицы.

— Разве это так важно? — спрашиваю я у бабушки.

— Ну то конечне — важно тылко глянуть Чубурашку. Такое, — резюмирует бабушка.

— Давай, гляди в бланку, сосредоточься… — и она отходит обратно в темный угол, как-то призрачно и беззвучно, вслед ей тянутся нити, но клубков я не вижу….

Никогда мне, видно, не удастся узнать, что это за произведение и кто его автор.