Случайному гостю - Алексей Гедеонов

Закончив, бабушка придвигает стакан ко мне, вместе с тарелкой тушёных овощей. На тарелке кроме овощей здоровенный кусок сыра.

— Поешь, — говорит бабушка. — И послушай.

Я принимаюсь за овощи и понимаю, что голоден.

— Дар, — говорит бабушка, драпируясь в платок, — не подарок. Он не дает — он забирает. Дар имеет власть над тобой, Лесик. Бо́льшую, чем можешь ты себе уявить.

Бабушка отталкивает нож, коробок спичек, блюдечко и барабанит пальцами по столу.

— Еще дар, то… груз, ответственность, твой крест.

Выдавив это слово, бабушка мрачнеет, она поддёргивает рукава и надевает очки. Я озадаченно жую овощи — обнаруживаю, что мало помню произошедшее накануне. Бабушка, повертев в руках ниточку, также мрачно продолжает:

— Одтеперь, каждый раз когда тебя находит знание… Дар, одтеперь будь готовый до выбора.

— Выбора? — переспрашиваю я.

— На какую сторону стать, — отвечает бабушка. — Я сделала что могла… Но ты родился такой, с Даром. Я не была там…. Я подъехала позднейше…. А затем та торговля…. Бой.

Она снимает очки.

— Такой счёт, — говорит она. — Столько жизней. Был один выход — скрыть, утаить тебя. И я почти того добилась. Обставила стражей… Крестила…. Шла на такие риски… Матер долороза… И теперь, после всего того, простое глупство, случайность — ты стал заметный, — договаривает бабушка отрывисто, — те видят тебя скрозь[95] и сделают всё…

Она придвигает к себе сигареты, вытягивает одну, раскуривает и, двигая обратно пепельницу, сообщает в клубы дыма:

— Сколько я вспокаивала тот Дар, то просто страшно. И ниц не сделала. Такая сила…

— Успокаивали, это вы про отвары? — поинтересовался я. — Правда, страшная сила. Гадость горькая. Особенно, вот то, что на вкус как гвозди. И пахнет гвоздикой.

— То цепь. Оковы. Зворник на дар, — сказала бабушка. — Единое спасение, шанса стать незаметным… про́стым…

Я помолчал. Вороновские внизу били по трубам в ванной, вызывая воду.

— Значит я просто выпил чужое, ваше… зелье? А какое? — спросил я, уже предчувствуя ответ.

— «Три стихии»… — сказала бабушка и казнила окурок в пепельнице. — Силу трёх стихий… На мне стол до свента. Сила необходима, согласись.

Я чувствую себя неуверенно, мне хочется спрятаться, и я твёрдо знаю, что кто-то у нас в подъезде, на первом этаже, копит деньги на «Жигули» и хранит их в холодильнике.

— Огонь тройной перегонки? Или как? — бодренько спрашиваю я.

— Нет, — печально отвечает бабушка. — Сила трёх, просто сила трёх. Для магии три, то люкс, то самая сила.

Воцаряется молчание. Недалеко, поворачивая к Главпочте, нежно звенит трамвай.

— Лесик, — говорит бабушка, — одтеперь знай — ежели в знании ты задумаешь и исполнишь зло… Я все сделаю, чтобы это продолжения не имело.

— Что, — спрашиваю я. — Правда убьёте?

И овощи стремятся обратно, вверх.

— Только часть тёмную, — отвечает бабушка, и в голосе её слышны все главы «Молота ведьм». Постранично.

— Ну не может же жить половина человека, — трусовато говорю я и отодвигаюсь от стола.

Из темноты возникает Вакса и залезает ко мне на руки, кошка зевает, потягивается и сворачивается у меня на руках в тяжелый уютный клубочек. Через минуту раздаётся хриплое мурчание. Я доел, и бабушкино обещание стало казаться не таким опасным.

— От одного тебя зависит, сколько в тебе тьмы, — замечает бабушка и вынимает из-под платка руки. Я вздрагиваю.

— Лесик, — говорит бабушка, — ты уже, про́шу, варьят!!! Безумец!!! Неужели ты подумал, что я смогу тебя убить вот так — просто за столом? Свою кровь?

— Так вы же пообещали, — опасливо заявляю я.

— Так то ведь «если», — отвечает бабушка.

— А как мы будем знать, когда настанет «если»? — спрашиваю я, успокаиваясь.

— Следи за ночью, — уклончиво отвечает бабушка. — Тьма подскажет.

Я задумываюсь. Очередной Гость — дама средних лет, в длинном платье и в чём-то, похожем на чепец, проходит мимо. Легкий холод касается затылка, спины.

— Я что-то лучше их вижу, — выпаливаю я. — Лучше чем всегда, они выглядят как живые!

— Чаще пей чужое, — равнодушно произносит бабушка. — Зобачишь и не такое.

— И как же это, бабушка, вы теперь меня одолеете. С моими силами…

— Но я тут не совсем одна, — ласково замечает бабушка.

— И что, тут все Его ангелы? — деланно тревожно говорю я. Бабушка прячет улыбку в платок и покашливает.

— Его ангелы, Лесик, могут уместиться и на кончике иглы. Ежели на то будет воля… Ты не переживай, — говорит бабушка и встаёт. — Помощники найдутся.

В это время безмятежно спящая Вакса вонзает в меня все когти. Я издаю короткий крик и спихиваю кошку на пол.

— А это лишнее, — сурово говорит ей бабушка. — Не ломай с себя тигруса.

Ночью мне снился Всадник.

Верхом на чёрном мраке он нёсся прямо на меня, лицо его сияло скорой победой. Хлопал по ветру плащ. Где-то в чёрной бездне над дорогой, тоскливо ухали совы. Я не мог ступить ни шагу, просто стоял на светящейся в темноте дороге и слушал глухой, как сердечная боль, перестук копыт коня, и часть меня ликовала. Торжествующе свиристела флейта.

Что-то толкнуло меня в плечо. Я разлепил глаза и сел на кровати. Очень болела голова. Надо мной, закутанная в клетчатый платок с головы до ног, стояла бабушка.

— Все-таки это плед! — сказал я спросонья.

— Даже два, — неторопливо произнесла бабушка и потрогала мой лоб. Провела по нему пальцами, отняла руку и дунула на нее. Головная боль прошла, — будто из-подо лба уползла злая змейка.

— То всё химеры, — удовлетворенно сказала бабушка. — Так, сейчас не до того. Я отвлекла его забавкой. У нас есть пувгодынки, но до крайности годынка. Идем, попытаем твой дар и выбьем с тебя тёмную часть. Как то говорится — зло злом.

Я машинально потрогал волосы. Они у меня тёмные.

— Больно не будет, — доверительно сообщила бабушка, укутанная словно пилигрим.