Освенцим. Нацисты и "окончательное решение еврейского вопроса" - Лоуренс Рис

Между тем юный Оскар пошел в школу, и хотя сам признавал, что бывал «довольно ленив и несколько глуповат», он в итоге хорошо закончил последний класс, и в 17 лет начал стажировку в качестве банковского клерка. Вскоре после того, как он приступил к работе в банке, объявили войну; восемь из двадцати клерков были немедленно призваны в армию, и их места заняли молодые женщины. Это означало, что оставшиеся стажеры, в том числе Гренинг, могли «получить работу, которой в других обстоятельствах они бы не достигли. Например, теперь я должен был принимать наличные». Но, несмотря на такое неожиданное карьерное продвижение, от новостей о быстрой победе Германии в Польше и Франции стажеров переполняли «эйфория» и желание «быть частью этого» и «послужить».

Оскар Гренинг хотел вступить в «элитное» подразделение немецкой армии, так же как его дед. Мечта этого молодого человека могла исполниться только в одном подразделении: «Ваффен-СС» формировались из отрядов СА [нацистских штурмовых отрядов], когда требовалось создать подразделение, на которое можно полностью положиться. На партийных митингах они замыкали шествие, все в черных униформах [СС] и все не ниже 190 сантиметров. Зрелище было впечатляющее». Поэтому, не говоря ни слова отцу, Оскар отправился в отель, где набирали в «Ваффен-СС», и вступил в это формирование. «Когда я пришел домой, отец сказал: “Я надеялся, что, так как ты носишь очки, тебя не примут”. И добавил: “Мне жаль, но ты сам увидишь, что из этого ничего хорошего не получится”».

Поначалу членство в элитных войсках дало возможность Оскару Гренингу получить место бухгалтера в администрации СС. Должность его не слишком разочаровала: «Я же канцелярский работник. Мне подходило такое дело, которое сочетало и солдатскую жизнь, и административную работу». Он проработал бухгалтером год, до сентября 1942 года, когда пришел приказ, что годные к строевой службе, здоровые члены СС, работающие в центрах выдачи зарплат, должны быть переведены на более востребованную службу, с тем чтобы зарезервировать административную работу для возвращающихся с фронта раненых ветеранов: «Итак, в предвкушении того, что теперь мы вступим в боевое подразделение, около 22 человек явились с багажом и сели в поезд до Берлина. Было очень странно, потому что обычно приказы отправляли на место военных сборов, но тут этого не произошло».

Гренинг и его товарищи явились в один из экономических отделов СС, расположенный «в прекрасном здании» в столице. Затем их направили в конференц-зал, где к ним обратились несколько офицеров СС высокого ранга: «Мы выслушали лекцию о том, что обязаны слушаться приказов, что нам доверили задачу, выполнять которую будет нелегко. Нам напомнили, что мы давали клятву верности под девизом «Моя преданность – это моя честь», и что мы должны доказать эту преданность, выполняя поставленную перед нами задачу, детали которой узнаем позже. Затем низший по званию эсэсовец сказал, что мы обязаны соблюдать полное молчание об этом деле. Это совершенно секретно, поэтому ни родственникам, ни друзьям, ни товарищам или кому угодно, кто не состоит в подразделении, ничего об этом говорить нельзя. Поэтому нам пришлось каждому отдельно выйти вперед и подписаться под своими обязательствами».

Тут же, во внутреннем дворе здания, компанию прибывших разбили на меньшие группы, им выдали индивидуальные назначения, развезли на разные вокзалы Берлина и посадили на поезда. «Мы ехали на юг, – говорит Оскар Гренинг, – в направлении города Катовице. И командир нашей группы, у которого были бумаги, приказал нам явиться к коменданту концентрационного лагеря Освенцим. Об Освенциме раньше я никогда не слышал».

Они прибыли поздно вечером и были направлены военной полицией в основной лагерь, где явились в центральное административное здание и были размещены на «временных» койках в казармах СС. Местные эсэсовцы встретили их дружелюбно и приветливо. «В казармах нас спросили: “Вы уже что-нибудь поели?” Мы не ели, так что нас накормили». Гренинга удивило то, что к основному пайку СС, состоявшему из хлеба и колбасы, здесь предоставлялась дополнительная еда: консервы из сардин и банки маринованной сельди. Кроме того, у новых друзей оказались ром и водка, они выставили выпивку на стол со словами: «Наливайте сами». «Что мы и сделали с большим удовольствием. На вопрос: “Что это за место?” нам ответили, что мы все узнаем сами, что это концентрационный лагерь особого типа. Неожиданно дверь открылась, кто-то крикнул: “Транспорт!” Двое или трое вскочили и выбежали».

Выспавшись, Гренинг и другие новоприбывшие еще раз явились в центральное административное здание СС. Несколько старших офицеров СС опросили их о жизни до войны: «Мы должны были рассказать, что мы делали, кем работали, какое у нас образование. Я сказал, что был банковским служащим и хотел бы работать в администрации. Один из офицеров сказал: “О, мне такой нужен”. Он отвел меня в помещение, где хранились деньги заключенных. Мне сказали, что, когда узники получали номер, их средства регистрировались здесь, а выходя, они забирали деньги обратно».

До сих пор Гренингу казалось, что это «нормальный» концентрационный лагерь, разве что с улучшенными пайками для эсэсовцев. Но начав выполнять свою задачу по регистрации денег заключенных, он впервые узнал о дополнительной, «необычной» функции Освенцима: «Люди [работавшие в бараках], дали нам понять, что эти деньги не возвращались заключенным. С евреями, доставленными в лагерь, обходились иначе. Деньги отбирали у них без возврата». Гренинг спросил: «Это имеет отношение к «транспорту», который прибыл ночью?» И его коллега ответил: «А ты что, не знаешь? Вот так здесь все и происходит. Евреи прибывают эшелонами, и если они не годятся для работы, от них избавляются». Гренинг настойчиво пытался выяснить, что же на самом деле означает «избавиться», и когда ему разъяснили, он был поражен: «Такое вообще невозможно представить. Я смог это полностью уяснить только когда караулил вещи во время сортировки. Если вы спросите меня, что я испытал, то это было такое потрясение, которое в первый момент не можешь даже взять в толк. Но вы не должны забывать, что не только с 1933 года [времени прихода Гитлера к власти], но и до того времени пропаганда, которую я еще мальчиком впитал из газет, радио, всей своей среды, учила нас, что евреи были причиной Первой мировой, и к тому же «нанесли предательский удар в спину» в конце войны. И что они же были виновниками нищеты, в которой оказалась Германия. Мы были убеждены в том, что против нас существует мировой заговор еврейства. Вот эта идея и была реализована в Освенциме: необходимо исправить то, что случилось в Первую мировую войну – а именно то, что евреи ввергли нас в нищету. Враги внутри Германии должны быть уничтожены – истреблены все поголовно, если так надо. И между этими двумя битвами – открытой, на линии фронта, и здесь, в тылу – нет абсолютно никакой разницы: мы уничтожали именно врагов».

Странное впечатление от встречи с Оскаром Гренингом сегодня и от его слов, в которых он пытается объяснить то время в Освенциме. Ему за восемьдесят, и сейчас он рассуждает так, словно то был другой Оскар Гренинг – тот, кто служил в Освенциме 60 лет назад. И в том, что касается того, «другого» Гренинга, он теперь может позволить себе горькую правду. Он защищается от ответственности за участие в процессе массового уничтожения людей, постоянно ссылаясь на власть пропаганды и влияние ультранационалистической атмосферы в семье. Только после войны он столкнулся с другим мировоззрением, поставившим под сомнение нацистскую теорию «мирового еврейского заговора» и роли евреев в Первой мировой войне. И тут возник уже «новый» Оскар Гренинг, готовый смотреть на вещи, как полезный гражданин современной демократической Германии.