Дело всей жизни. Книга первая - Ульяна Громова

Он всё ещё душил меня в объятиях, но касался губами лба и висков так нежно, что я поняла — он не убивать меня пришёл. Он был сильно возбуждён — я чувствовала его закаменевший член и прижалась к нему ещё плотнее, хотя это казалось невозможным.

— Скажи, что мне делать, Несси?

И так хотелось ответить: «Люби меня. Не прогоняй». Но я ещё сама не разобралась, люблю его по-настоящему или увлечена нашей страстью.

Я всего один день прожила в постоянном возбуждении, и это тянущее болезненное состояние выматывало: сердце терялось в ритме, воспалённая плоть горела так, что хотелось избавиться от трусиков и сесть в прохладную воду, болела голова, и уже казалось, что ни самый яростный, ни самый нежный секс не избавит от этого раздражающего состояния.

И так оно и было: я оседлала член Никиты и не испытала облегчения даже после оргазма. Хотелось рвать и метать, набрасываться на него и выть от вроде удовлетворённого, но какого-то больного ненормального возбуждения.

Меня трясло как в лихорадке, руки сами тянули мужчину на себя, лишь бы он трахал, и трахал, и трахал… лишь бы получить наслаждение, которое принесёт облегчение.

А он сказал «горю в этом аду уже много лет». И единственное правильное, что я могла сейчас ответить, это повторить его слова:

— Расслабляться и получать удовольствие…

Мне стоило всего лишь потереться о его твёрдую плоть, и он весь будто подобрался, как перед прыжком. Его зрачки расширились и лихорадочно заблестели, как в тот раз, когда она набросился на меня без ума и памяти.

Но я не боялась этого. Просто не отводила взгляда, и он будто держался за него и мой голос, когда я шептала его имя, лаская его плоть.

Каждый раз он реагировал на моё тихое «Никита», и я поняла, почему он требовал звать его, когда трахал меня: его имя — его якорь, так он помнит себя, и не проваливается в безумное насилие.

И Никита как очнулся, его глаза засветились синими огнями, осмысленно и жадно.

И показалось, что в этот момент он отдался в мои руки полностью… доверился… и отпустил себя…

* * *

Секс с Никитой — это американские горки обострившихся ощущений. Каждый раз он находил все новые точки на теле, прикосновение к которым выгибало меня мостиком или заставляло виться в его руках.

Каждый раз секс с Никитой был наполнен разным смыслом и оставлял богатую гамму новых эмоций. Всякий раз близость с ним становилась откровением, преодолением границ возможностей. Они уже не стискивали меня, заставляя стыдиться лишнего движения, они отодвигались, и скоро растворились совсем.

Невозможно стыдиться своего тела и своих желаний, когда мужчина не стесняется себя и искренне говорит, чего хочет, когда, наслаждаясь, настолько открыт, что заражаешься этим.

«Расскажи мне о своих эротических фантазиях. Я воплощу любые».

И он воплощал даже больше, чем я смела мечтать. Ещё недавно я отводила взгляд от его члена, а теперь не хотела выпускать его из лона, рук и рта. Я знала каждую венку, по которой вела языком, знала, как сводит Никиту с ума, когда я прижимаюсь приоткрытыми губами в головке и дразню её кончиком языка, пальцами скользя по набухшим венам.

У Никиты потрясающая гибкость и растяжка, он легко разводил согнутые в коленях ноги на шпагат, открываясь ласкам так вызывающе, что перехватывало дыхание.

Я полюбила его тело, мне нравилась его большая мошонка и гладкая кожа под ней, нравились его ягодицы и ямочки над ними, нравилась его спина и плоский живот, его широкие плечи и узкие бёдра, его длинные сильные ноги и аккуратные ступни, его красивые руки и сильная шея…

Я просто залипала, глядя на него, возбуждалась на ровном месте от одного его вида. Я дышала им и в любой удобный момент вкладывала себя в его руки и раздвигала ноги, чтобы утолить жар между ними и снова почувствовать его моим, а себя — его.

А он с таким упоением и удовольствием скользил кончиком языка в складках моей плоти, заставляя трепетать, умел так накрыть её горячим языком, что я ритмично двигалась бёдрами ему навстречу, вспыхивая, всхлипывая и прося «ещё… ещё…»

Отдаваясь ему, я становилась внутренне свободней и уверенней уже не только в постели. Это просто не передать словами, что чувствуешь, когда знаешь, что стоит попросить, и этот мощный, сбитый в монолит жёсткий мужчина окажется у ног и вознесёт на небеса одним только языком.

Он целовал вход в ждущее открытое для него лоно точно так же, как и рот, обхватывая нежно губами и дразня языком, посасывая и согревая дыханием, вторгаясь языком внутрь так, что я замирала и проваливалась в омут сладкой похоти. Я для себя назвала это «верхними» и «нижними» поцелуями, потому что Никите не было разницы, что целовать.

Поцелуй в губы теперь вызывали такой шквал эмоций и дикое возбуждение, что я сама сдёргивала с мужчины штаны и запрыгивала на руки, целуя его страстно и нежно, опускаясь на его член.

Мы занимались сексом везде и по-разному.

Он мог схватить меня на руки, перевернуть верх ногами, закинув мои коленки за плечи и забыться, снова и снова оглаживая нежные складки языком, втягивая их в рот и посасывая, доводил до безумия, заставляя молить, чтобы позволил кончить, и тогда брал в рот клитор и творил такое, что я забывала собственное имя и не видела ничего вокруг, трахая его рот, упираясь коленями в его спину и выпуская эмоции криками.

А потом я стала стягивать с него боксеры и делать с его членом то же самое, и кричали от невероятных оргазмов мы уже вдвоём, а потом валились на кровать и… я запрыгивала на него, или он брал меня, потому что не хватало чувства распирающей наполненности — мне, и тугих объятий члена — ему. И это уже был долгий насыщающий и успокаивающий, пусть совсем ненадолго, секс.

Мне безумно нравилось, когда Никита крепко сжимал меня в объятиях, подмяв под себя, и сосал мои соски, целовал и покусывал груди и шею, кусал и зализывал укусы. Я чувствовала себя очень желанной и любимой маленькой женщиной в сильных руках страстного зверя, не отпускавшего мой взгляд.

Казалось, что я для него такая вкусная, что он даже причмокивал от удовольствия. Никита шептал такие милые возбуждающие непристойности, просил описать мои ощущения и отпускал себя, срываясь в дикий жёсткий ритм, когда я стонала его имя, рычал и словно растекался от наслаждения и трепетал, и так проникновенно целовал меня и нежил, что хотелось плакать от щемящего чувства в груди.

И я плакала. А Никита улыбался и говорил, что такие слёзы — высший комплимент его мужскому эго.

Я приобретала от этого мужчины стойкую зависимость. Он едва касался меня взглядом, а я уже хотела его. Он лишь брал меня за руку, и я уже текла, изнемогая от возбуждения. Он целовал меня, а я задыхалась и пульсировала в его руках, как большое сердце, оживающее только с ним.

Никита стал источником моих чувств и эмоций, и он же впитывал их без остатка. Уже не существовало «он трахает меня» или «я трахаю его» — наша близость стала цельной.