Небоскреб - Лина Соле

– А еще отказывалась писать матери, сказала, что хочет увидеть ее, прежде чем нам поверит! – я даже рассмеялся, вспомнив ошеломленное лицо Розы, когда впервые рассказал ей правду.

– А Валентин Олегович? – Софи закрыла лицо руками, чтобы не показывать свою улыбку, такую неуместную в печальный день. – Я думала, он никогда Розу не выпустит из объятий!

– Точно! Я еще никогда не видел его более безумным, чем тогда, даже когда он орал на нас в офисе VMT, – я прижал Софи к груди и сказал. – Я за них очень рад. Даже несмотря на случившееся сегодня, у Розы остался отец. И воспоминания о матери. Реальные, а не выдуманные, как она считала до встречи с Ли.

Мы замолчали, размышляя каждый о своем. Не знаю, о чем думала тогда Софи, лежа на моей груди в первый зимний день. Может, о том, что вместе со мной в ее жизнь пришло что-то необъяснимое, иррациональное, но жутко захватывающее. А может, о том, что она, как и все мы, сегодня потеряла близкого человека, ставшего хорошим другом. «Для друзей – Ли», так мы ее и называли, просто Ли, только Роза сразу стала называть ее «мамой».

Роза вместе со мной узнала историю про Марту.

«Вы можете вместе подключиться? Я не вынесу пересказывать по отдельности», – написала нам однажды Лиана.

В тот же вечер мы встретились на крыше небоскреба.

– Марта была невероятной, – Лиана, взрослая женщина, стояла спиной к нам, не смотря в наши глаза. Возможно, она плакала. – Я виню себя и только себя в ее смерти, и вы можете меня возненавидеть, я не ищу вашего прощения.

Тишина длилась недолго, но за это время, я уверен, мы с Розой подумали одно и то же: что бы Лиана ни сказала, мы не сможем ее ненавидеть.

– Роза, доченька, когда ты показала мне Марту, я и подумать не могла, к чему все может привести. Я следила за ее жизнью со стороны: когда она входила в симуляцию, я была незримым свидетелем ее переживаний и тайн, но никогда не являла себя. Мне было достаточно знать, что она живет где-то рядом с тобой, в любви и заботе, которыми я не могла одарить тебя. Я была счастлива за вас. Но однажды случилось страшное, скачок напряжения скинул мои настройки, и Марта заметила меня. Я стояла прямо напротив нее в лесу. Было глупо прятаться, но я виню себя за то, что не исчезла в тот же миг, а поддалась искушению заговорить с ней. Так мы и познакомились, ей тогда было десять лет. Она не знала, кто я. Плод ее фантазий или сбой системы, ей было все равно. Но с тех пор она увлеклась программированием, хотела сама докопаться до истины, разгадать тайну своей виртуальной спутницы. Я следила за ее запросами в Сети, а сама радовалась, что девочка растет настойчивой и самостоятельной. Я обучала ее, к моменту поступления в университет, Марта уже знала больше, чем любой абитуриент, а то и преподаватель.

Лиана повернулась к нам, лицо женщины было изрезано морщинами, под глазами проступали темные глубокие впадины из-за переживаемых страданий. Она подошла сначала ко мне и взяла меня за руки.

– Вэл, я показала ей это место – крышу небоскреба. Здесь я проделала тот же трюк, что и с тобой – полет. Я никак не могла понять, почему она, столько уже зная и умея в виртмире, не хочет попробовать полетать. Я обещала, что это безопасно, что она не разобьется, – Лиана бережно отпустила мои руки и подошла к Розе. – Доченька, она не хотела летать, а я все настаивала и настаивала, возвращала ее сюда снова и снова. Ты никогда не рассказывала мне, что вы постоянно ругались из-за ее выбора профессии. Только недавно я все поняла, когда Вэл рассказывал Вале о Марте, а ты потом подтвердила мне причину ваших разногласий. Получается, ты уговаривала ее стать пилотом в реальности, а я умоляла ее летать в виртмире. И назло мне она полетела. Только не в симуляции. Она разбилась сама и разбила твою жизнь. И мою.

Лиана горько заплакала и отвернулась, не в силах видеть наши глаза. Роза подошла первой и тихо обняла мать. Они оплакивали Марту и прощали в этот миг друг друга. Я дотронулся до руки Розы, затем сжал руку Лианы и вышел из симуляции. Я никого не винил, это был выбор Марты.

На похоронах Лианы было немноголюдно: Роза с Марком и двумя мальчишками лет тринадцати, Валентин Олегович и Роман, я и Софи. Урну с прахом поместили за небольшой табличкой, на которой было написано имя и две даты. Я с удивлением уставился на Валентина Олеговича, он безотрывно смотрел на золотой квадрат ячейки, на котором была начертана ЕГО фамилия рядом с именем Лианы. «Вэл», – одернула меня Софи, я отвел глаза от старика. Он имел право на собственное время для скорби, я и потом мог узнать у него все, что необходимо.

Аэропорт находился на другом конце города, самым быстрым был объездной путь – почти без остановок. Но мы специально вышли заранее, чтобы проехать через центр, пусть с пересадками и толпами пассажиров, спешащих на работу. Мы вышли на станции «Сквер Памяти» и прошли по длинной аллее к дому Ли. Снегопад прекратился, и солнце искрилось на свежевыпавшем снегу, вспыхивая одновременно тысячами отблесков в бесчисленных гранях прозрачных кристаллов. Мы остановились на перекрестке, не переходя дорогу. Я склонился и положил два цветка на запорошенную снегом скамью, где Валентин Олегович поведал мне историю Лианы: нежно-розовую розу в память о Марте и бело-сиреневую лилию в память о Лиане.

Я бросил взгляд на небоскреб, в его окнах отражалось голубое зимнее небо с бегущими пушистыми облаками. Я улыбнулся, чувствуя спокойствие и облегчение, взял Софи за руку, и мы заспешили обратно на станцию маглева с таким символичным названием «Сквер Памяти».

(От лица Лианы)

В городе зима. Из моего окна видно только серое небо. Каждый день одно и то же. Здесь я чужая, одинокая, бесполезная. Хорошо, что я редко сюда возвращаюсь, не больше двух раз в день.

Легкий ветерок по лицу от сквозняка означал, что пришел Рома, отворив входную дверь.

– Привет! – высветилось на виртуальном мониторе, хотя никто еще не показался в дверях комнаты.

– Привет, – написала я в ответ.

Он вошел и улыбнулся, стряхивая снег с волос. Он что-то говорил под нос, но я, естественно, не слышала.

– Как настроение сегодня? Я принес «заправку», – высветились слова. Он указал на две коробки, в которых была моя еда. Сложно было назвать это едой, скорее, топливо для организма. Но лучше так, чем совсем превратиться в овощ, питаясь через капельницу. Я улыбнулась в ответ.

Мне было больно смотреть на то, с какой самоотверженностью Рома пытался быть хорошим братом. Он приходил через день-два и рассказывал последние новости: как он с семьей ездил в старый домик бабушки Милы на выходных или как он навещал могилу матери и Кота. Я только вежливо «слушала» и кивала. Иногда даже произносила несколько слов, которые сама не способна была услышать. Просто привычка. Но я стремилась туда, где мои способности были безграничны. Они не были ограничены ни возможностями физического тела, которое сейчас не могло даже сесть или встать, ни моими человеческими умственными.