Андерманир штук - Евгений Клюев

Оставшись один в комнате, Лев набрал номер телефона.

– Ты чего такой? – спросил дед, когда Лев, войдя в кухню, плюхнулся на стул.

– Какой – «такой»? Я нормальный.

Отобедав на скорую руку, Лев улетучился-по-делам – так он сказал деду Антонио.

На улице мела метель, андерманир штук, плохой вид – снег стеной стоит.

«Последний дедов снег?» – сам у себя спросил Лев.

И ответил сам себе: «Нет».

Глазков в продаже не было – вот что интересно. И посмотрели на Владлена Семеновича с недоумением: «Какие „глазки“?» Какие, какие… для дверей, вот какие! Можно подумать, он в молочный зашел – про глазки спросить! Вон, пройдитесь по подъездам да посмотрите, на скольких дверях глазки, – чего ж недоумевать-то? Где-то ведь их берут, если на стольких дверях! Тем более – в такое время живем, когда все под подозрением. Так что бдительность – первое дело.

Глазок Владлену Семеновичу понадобился для того, чтобы наблюдать за квартирой под номером 3, а то надоело ему дверь на каждое топтанье в подъезде открывать, да и перед жильцами двух других квартир неудобно – будто он за ними следит! В то время как за ними-то ему чего следить? Живут там две семьи бесцветные – и пусть себе живут.

А вот с квартирой под номером 3, как ему чувство порядка подсказывает, лучше разобраться: входить туда входят, а вот назад… назад далеко не все выходят! И на душе от этого – неприятно. Не квартира, а Бермудский треугольник какой-то – недаром, наверное, под номером 3. Однажды туда некий гражданин даже с ребенком зашел, так хоть бы ребенка назад выпустили!.. Ан нет, и ребенок пропал: как все в этой квартире пропадало.

Владлен Семенович, не будь дурак, справки-то про квартиру, конечно, навел. Первым делом в 09 позвонил и женским голосом попросил телефон и адрес Научно-исследовательского института четвертичного рельефа.

– Какого рельефа? – злобно переспросили в трубке.

– Чет-вер-тич-но-го! – отчеканил Владлен Семенович, чуть не забыв, что он женщина.

– Нету телефона такого в справочной базе Москвы. И адреса такого нету, – через подозрительно короткое время сказала телефонистка и мстительно добавила: – И рельефа такого нету.

– Есть! – взвизгнул Владлен Семенович. – Причем прямо у меня в доме.

– Тогда у себя в доме и спрашивайте, гражданочка!

Позлившись сколько положено на беспробудное-русское-хамство, Владлен Семенович решил попытать счастья как мужчина и на поприще этом достиг больших успехов. Телефона НИИ четвертичного рельефа ему, правда, все равно не дали, но дали объяснения: этот институт мог быть учреждением закрытого типа, а телефоны учреждений закрытого типа в справочники не вносятся. Кроме того, дали совет: «Вы, мужчинка, в Академию Наук СССР позвоните. Или в Комитет. Дать телефоны?»

Вместо этого Владлен Семенович позвонил рыбаку-милиционеру и без обиняков спросил:

– Лексеич, у тебя тут в третьей квартире кто, извини, проживает?

– Это какая ж такая третья-то, – озаботился тот, внезапно замолк, а потом спросил с неизвестно откуда взявшейся личной неприязнью: – А тебе зачем?

– Да вот… – разбежался было Владлен Семенович, однако Бог спас – затормозил: – Ходят тут, видишь ли, всякие.

– И пусть ходят, пусть, – принялся увещевать его Лексеич, – им там ходить положено, у них там институт мозга.

– Какого мозга, когда четвертичного рельефа? – возмутился Владлен Семенович.

– Четвертичного рельефа – это в первом подъезде, глаза-то разуй! – возмутился Лексеич в ответ. – Ты ж меня про третью квартиру спрашиваешь, которая в восьмом подъезде, правильно? Там институт мозга как раз и есть, но так его просто в народе называют.

– А не в народе?

– Вот… ты прямо банный лист! Не в народе его «НИИ человеческих ресурсов» называют, доволен?

– Лексеич, ты извини… – понимая, что перебарщивает, осторожно прилип еще раз Владлен Семенович, – но почему в одном и том же доме два НИИ, в то время как на всей остальной улице больше вообще ничего нету? И потом, тот НИИ, который четвертичного рельефа, он замурован…

– Если б я знал, что ты такой, – совсем странно начал Лексеич, но не закончил, а опять предался увещеваниям: – Тебе-то что до первого подъезда, когда ты в восьмом живешь? Живешь в восьмом – и живи. Кого там в первом подъезде замуровали – дело не твое. Мое это дело, потому как участковый там я. А к улице претензии – так смотреть надо было как следует, когда менялся!

На этом месте Владлену Семеновичу вдруг стало казаться, что не такие уж они и друзья с Лексеичем.

– Не нравится мне все это, – сказал он, обобщая.

– Не нравится – не ешь, – поставил крест на их дружбе Лексеич.

А глазок Владлену Семеновичу скоро достали – по знакомству. По цепочке знакомств: началось все с жетонов, которые вместо пятаков в метро опускают (их один с завода по десять штук за тот же пятак продавал), а кончилось – магазином скобяных изделий: там глазок, стало быть, и отыскался, под прилавком. Прибалтийский глазок, как выяснилось… хотя, казалось бы, за чем им там у себя в Прибалтике наблюдать-то особенно?

Владлен Семенович, между нами говоря, мастер на все руки был. До этого в глаза глазка не видел, а поставил – за полчаса. Как тут и был глазок! Припадай теперь к нему и смотри себе вдоволь на лестничную площадку – благодать. Правда, люди через этот глазок инопланетян напоминали – яйцеобразными, значит, формами… шутила, небось, с нами Прибалтика! Впрочем, Владлена Семеновича никакими формами было не удивить: он у себя в метро всяких форм насмотрелся, так что и яйцеобразность ничуть его не отвлекала – человек в корень зрел.

Потом Владлен Семенович еще стремянку себе небольшую купил, чтобы на уровне глазка сидеть, значит… а то ведь, думал он, ноги затекать будут. И совершенно правильно, надо сказать, думал! Вот только сидеть на стремянке не очень удобно было: прислониться не к чему – так что пару раз, задремав, он сверзился на пол и не больно, но обидно расшибся. После этого Владлен Семенович решил тело к стремянке привязывать, да потом плюнул и заставил себя получше ночами высыпаться – чтобы днем бдительности не терять. И пошло дело: выспится как следует, правила личной гигиены соблюдет, пару бутербродов с чем Бог послал приготовит и – к глазку, на стремянку! Потому что основной народ в институте мозга уже к девяти собирался.

Первой всегда приходила некая особа полупреклонного возраста и полоумного вида, которую Владлен Семенович про себя окрестил «Лотта Ввеймаре». Правда, отнюдь не потому окрестил, что хотя бы смутное имел представление о достославной фрау Кестнер, а исключительно потому, что лет уже двадцать праздно таскал в памяти эту самую «Лотту Ввеймаре», не умея воспользоваться ею по назначению. «Лотта Ввеймаре» досталась ему от одного рыбака-очкарика на берегу Москва-реки: снимая с крючка вертлявую рыбину, тот злился и все приговаривал: «Да что ж ты, милая, крутишься-то, как Лотта Ввеймаре!» Теперь Владлен Семенович страшно радовался тому, что у никчемного до этого имени наконец появился носитель – и какой! Его Лотта Ввеймаре тоже, вроде той рыбины, постоянно крутилась во все стороны: будто хотела проверить, не подсматривают ли за нею. Проверить этого Лотта Ввеймаре, впрочем, никогда не успевала, ибо дольше секунды взгляд ее безумных глаз ни на чем не останавливался.