Найди меня - Ксения Руднева

– Твой хахаль сам виноват, – принялся надвигаться на меня Плетнев. Его глаза налились красным, и я впервые усомнилась в собственной затее. Неосознанно отступила назад и уперлась ногами в диван – дальше шагать было некуда. – Сидел бы на жопе ровно в своей говноконторе и не лез на рожон! А ему красивой жизни захотелось, невесту к свадьбе приодеть. Из-за тебя ублюдок стал за отцом следить! Пришлось еще и с ним вопрос решать, я думал, та ночь никогда не закончится, так со всем этим дерьмом умудохался. Отец реально хотел баблом откупиться, но что я, таких кровососов не знаю? Всю жизнь доить потом будет, оно нам надо? Короче, пока отец болтал, я к уроду со спины подошел и по-своему разобрался. Жаль, папаня не дал с ним закончить, к бабке лечить повез. Сердобольный! Если бы сдох, мы бы его в речку как Маринку скинули, тут недалеко, – заржал в конце довольный своим планом Сергей.

– О, Господи, – только и смогла прошептать я, и присела на диван.

Не была Марина любовницей Самойлова, и вообще ничьей не была. Как и Миша оказался виноват лишь в том, что появился не в то время не в том месте, о причинах пока умолчим.

– Иномарка Мишу, я так понимаю, тоже по твоему приказу сбила?

– Сама-то как думаешь? Ясен хрен, по моему. Ты прикинь, как я удивился, когда твоего малахольного под окнами офиса увидел. Отец-то был уверен, что этот придурок так в деревне без памяти и останется, приказал его не трогать. Я и не трогал, пока он в городе не нарисовался, – равнодушно пожал плечами Сергей.

– По тебе психушка плачет, ты в курсе?

– Побазарь тут мне! Один уже получил по заслугам, сейчас получишь и ты, – вкрадчиво проговорил Сергей, медленно приближаясь. – Больно от тебя хлопот много. Вот разберусь с тобой по-своему, а не так, как отец велит, тогда и смогу вернуться. Долго я в этой дыре сидеть не собираюсь, я ж не твой двинутый женишок. Прикинь, ему в этой жопе даже нравилось, – мерзко заржал Сергей, – Так что зря ты о нем так сильно переживала.

– Остановись! – прогремел вдруг голос Тамары. Она вскинула ружье и нацелила оружие на внука. – Ты не будешь брать еще один грех на душу, – объявила она.

Плетнев обернулся.

– И что, выстрелишь в меня? – хмыкнул тот и продолжил подбираться ко мне. – Меня этой пукалкой не напугать, старуха.

– Сергей, Богом клянусь, ты не сделаешь этого, – Тамара поднялась со стула, не сводя дула с распоясавшегося внука.

Плетнев отмахнулся и схватил меня за горло, нависая надо мной. Сын у Софьи с Олегом получился не маленький. Дышать стало трудно, а сердце от страха глухо стучало в груди. Вся моя надежда сосредоточилась на Тамаре и тех остатках здравого смысла, что еще не покинули Сергея. Я молилась, чтобы женщине удалось обуздать внука.

– Отойди от нее, – Тамара уткнула ружье прямо в спину Сергею.

Тот резко развернулся и с легкостью откинул дуло в сторону.

– Чего ты не поняла, старая! – заорал тот и схватил женщину за грудки. – Или ты хочешь, чтобы благодаря этой мы все по этапу пошли? А сможешь? Силенок-то хватит или откинешься где-нибудь по дороге?

– Ты, – прохрипела Тамара, тяжело дыша. – Не посмеешь, – выдохнула она и стала оседать на пол.

Плетнев попытался удержать женщину, но ослабшее тело повисло кулем, и ему не оставалось ничего, кроме как уложить Тамару на пол, застеленный тканым ковром. Она смогла сделать еще пару коротких вдохов, после чего угасла прямо на наших глазах.

– Ба, – похлопал женщину по щекам Сергей. – Эй, бабушка, – неуверенно позвал он. А когда та не откликнулась, резко встал и заорал: – Сука! Как же все не вовремя! – вызверился он, схватив себя за волосы.

Я смотрела на Тамару, заплатившую своей жизнью за мою, и не могла поверить, что все это происходит здесь, сейчас и со мной.

– Все ты, тварь! – Плетнев не глядя хлестнул меня по лицу, оставив на щеке жгучий след.

– Сережа, хватит, – попыталась я вразумить его и прижала ожог ладонью. Голос дрожал, и я чувствовала, что вот-вот расплачусь. – Неужели ты не видишь, что все только хуже становится?

– Заткнись! – снова замахнулся он.

– Подумай о маме, – упрямо продолжила я, все еще веря, что мне удастся образумить безумца. – Она знает, куда я поехала, и зачем.

Только вот зря я это сказала: при упоминании Софьи Сергей озверел. Одной рукой он схватил меня за волосы, а другой ударил в живот. От дикой боли я согнулась пополам, тогда он ухватил меня за лицо, сильно сдавив пальцами щеки, наклонился ближе и медленно прорычал:

– Не стоило трогать мою маму.

После он выкрутил мои руки за спину и куда-то поволок. В сенях, удерживая меня, умудрился откинуть половицу и поднять тяжелый люк. Когда я поняла, что Плетнев собирается делать, было уже поздно – он, не особо заботясь о моей сохранности, толкнул меня в темный провал, а после захлопнул крышку, отсекая дневной свет.

Я неудачно приземлилась на руку и тут же заскулила от острой боли. В погребе оказалось ожидаемо темно и холодно, причем холод удивительным образом усиливал боль, поселившуюся в запястье. Руками я кое-как нащупала гладкую вертикальную поверхность и оперлась на нее спиной, подтянула ноги к груди, положила голову на колени и прижала к себе раненную руку, подвывая на разные лады от все нарастающей боли.

На кой я одна поперлась в эту глухомань? В себя поверила, стоило лишь догадаться о местонахождении Плетнева? Хотела что-то доказать Краснову и себе в первую очередь? Да кто же знал, что Сергей неадекватом полнейшим окажется, я-то думала, что главный злодей в этой истории – Самойлов. А он, оказывается, за распоясавшимся сынком грешки подтирал, расчувствовался на старости лет. Одно радует: пока Сергей тряс Тамару, я успела запись с диктофона сохранить и отправить в облако, теперь, чтобы ни сделал Плетнев с моим телефоном, до записи я всегда смогу добраться. Осталось только выбраться из погреба.

Первые пару часов я старалась держаться. Думала о Марине, чистой, принципиальной девушке, и встретившимся на ее пути Сергее, с поломанным детством и расшатанной психикой. О Софье, что не смогла справиться с разочарованием и нашла свое утешение в бутылке, о Самойлове, который решил загладить ошибки молодости весьма специфическим способом. И, конечно же, о Мише, который захотел красивой жизни и с чего-то думал, что я мечтаю о том же… Только вот метод выбрал в корне неверный. Знал ли он, что за братом водятся грешки? Безусловно, с Мишиной-то профессией, только нажил он на них далеко не деньги и не сытое, счастливое будущее.

Из-за непреходящего холода вскоре захотелось в туалет. Терпение очень быстро закончилось, и я крикнула:

– Эй! – ответом была тишина. – Эй ты, придурок! – еще громче попробовала я, но с тем же успехом. – Э-э-э-эй! – рвала я в отчаянии горло, но все было бесполезно.

Тогда я заплакала, от жалости к себе, от боли в животе и в распухшей руке, от холода, прокравшегося в каждую клеточку моего тела, и чувства безнадежного одиночества и полной беспомощности. Снимать штаны оказалось неудобно. Хоть они и были на резинке, делать это одной рукой – тот еще аттракцион. Не помню, чувствовала ли я себя хуже, чем в тот момент, когда была вынуждена справлять нужду прямо на пол, запертая где-то под землей неизвестно насколько. Отчаяние захватило с полной силой. Даже если Софья и забеспокоится, где гарантия, что она в тот же момент позвонит в полицию, а уж те, в свою очередь, воспримут слова бывшей алкоголички всерьез. Не знаю, как долго я протяну в этой темной мерзлоте, что кажется вечной, и тем более неизвестно, что творится в явно поврежденных мозгах Плетнева, и что он для меня уготовал. Может, псих давно уже в город уехал или в бега подался, и это, я вам скажу, пожалуй, лучший для меня вариант.