Ошибка юной Анны - Вадим Норд

– Мне очень даже интересно, – возразил Александр. – Особенно с психологической точки зрения. Что должно было случиться, чтобы операционная сестра ополчилась против врачей, с которыми она работала, и против своей же клиники? Насколько я понимаю, в «Палуксэ» хорошо платили…

– И платили хорошо, и ценили, и другого такого места у нас днем с огнем не найти, – подхватил Семахов. – Но, когда грянул гром… Точнее, гром-то грянул из-за Кобзевой, если бы не она, так и не было бы никакого уголовного дела. Она слила информацию родственникам Викулайской и обвиняет врачей в халатности и непрофессионализме. Не могу с уверенностью судить о ее мотивах, но осмелюсь предположить, что ее подкупил кто-то из конкурентов Мерзлякова. Ну а потом, когда вся круговерть закрутилась, Кобзева стала чуть ли не героиней городского масштаба. У нас любят обличителей, людей, которые идут против системы, в которой сами же работали. Это модно, стильно и современно – поливать грязью своих коллег и строить из себя белую пушистую овечку. И тандем удачный сложился – обличитель из народа да заместитель губернатора Бурчаков, наш записной борец с недостатками. Бурчаков рассчитывает нешуточно раскрутиться на этом деле. Что же касается психологического, то поговаривают, что Кобзева пошла на это из-за своего брата, но это ее не оправдывает. Брат у нее бизнесмен из тех, кто постоянно в убытках и кругом в долгах. Перепробовал едва ли не все – продмаг, кафе, автосервис, парикмахерскую, сейчас таксует. Долгов у него немерено, кредиторы одолевают постоянно, тяжелое, в общем-то, положение. А брат младше Кобзевой на десять с лишним лет, она ему как вторая мать, переживает за него, деньгами помогает. Я ее нисколько не оправдываю, просто раз уж вы заговорили про психологию…

Оказалось, что следствие уже закончено и назначена дата судебного заседания.

– На двенадцатое марта, представляете? – Семахов хитро прищурился и умолк, явно ожидая от Александра какой-то реакции.

– Двенадцатое – плохой день для суда? – предположил Александр.

– Для суда плохих дней не бывает, – усмехнулся Семахов. – Хоть на тринадцатое бы назначили, все равно. Вы сроки оцените, сроки! Это же не просто быстро, это стремительно, молниеносно. Со скоростью света! Раз – и следствие закончено, два – и дата назначена. Кто-то собирается ковать железо, пока оно горячо. И клинику мерзляковскую хочется утопить побыстрее, пока еще страсти не улеглись, и рейтинг свой поднять. А то через полгода никто, кроме моих подзащитных, родственников Викулайской да свидетелей про суд и не вспомнит…

«Двенадцатое – это плохо, – подумал Александр. – Вырваться на восьмое в Питер уже не удастся, потому что снова придется перекраивать график, высвобождая двенадцатое и тринадцатое марта».

– Николай Павлович, а когда мне нужно двенадцатого быть в Нижнем? – спросил Александр.

– К девяти утра, – сказал Семахов. – Желательно не опаздывать. У нас знаете как? Придешь вовремя – прождешь полдня, опоздаешь – все за пять минут без тебя сделают. А вы мне очень нужны, Александр Михайлович. Как опора.

Приятно быть нужным, быть чьей-то опорой, но придется уезжать из Москвы одиннадцатого. Утешая себя, Александр подумал, что у него все равно бы не получилось уехать в Питер на восьмое и девятое марта, потому что подготовка новой клиники к открытию идет полным ходом, без выходных, и лучше в эти дни быть в Москве, потому что босс уже давно предупредил, что уедет на эти дни в Минск, к родственникам жены. Нельзя же оставлять клинику, в которой трудятся рабочие, совсем без руководства. По закону подлости непременно что-то случится – трубу какую-нибудь прорвет, авария с электричеством или что-то еще. Да и появиться в эти дни на Гончарной не мешает, чтобы лично убедиться в том, что люди работают, а не дурака валяют. Так что все складывается один к одному, а в Питер можно съездить и неделей позже, когда босс будет в Москве.

После ухода Семахова Александр зашел в скайп, увидел, что Августа находится в Сети, и отправил ей сообщение: «Привет! Есть желание пообщаться?» Звонить сразу не хотелось – вдруг Августа дежурит или занята какими-нибудь делами. Спустя несколько секунд Августа позвонила сама. Судя по фону, то есть куску стены за ее спиной, она была дома.

– Хорошо, что ты вышел на связь, – сказала она. – А то я до девяти тебе звонить не рискую, зная твою великую занятость, а потом начинаю Даньку спать загонять и забываю.

– Прямо «загонять»? – не поверил Александр.

– Загонять, – подтвердила Августа. – «Укладывать» это про тех, кому говоришь «детка, тебе пора баиньки», и детка чистит зубы и ложится в кроватку. Я же сначала раз пять напомню, потом стою над душой, а потом еще пару раз захожу для контроля, чтобы убедиться в том, что Данька спит, а не играет на планшете под одеялом. Прямо хочется завести сейф, чтобы запирать туда в девять вечера все девайсы. И рубильник установить, чтобы обесточивать комнату…

Августа жаловалась весело, и было ясно, что на самом деле все не так уж и страшно. Александр сказал, что раньше второй половины марта в Питер вырваться не сможет, но если Августа захочет приехать в Москву, то он будет рад. Августа ответила, что приехать не сможет, потому что на все праздники уже запланировала большой разгул. Что именно за разгул, она уточнять не стала. Не исключено, что просто придумала на ходу отговорку. Насколько мог судить Александр, склонности к разгулам у Августы не было.

Все текущие дела на сегодня Александр переделал, ничего экстренного, к счастью, не случилось, поэтому разговор с Августой затянулся надолго. Поговорили о том о сем: о том, как идет подготовка новой клиники, о том, что Августе предлагали перейти на работу в Госпиталь для ветеранов войн, но она отказалась; о том, что Даня вдруг полюбил классическую музыку – слушает Вивальди и Рахманинова; о том, где лучше отдыхать летом – в Турции или в Италии. Александр заикнулся было насчет совместного отдыха, но Августа сказала, что у нее все настолько неопределенно, что она боится строить даже предварительные планы. Александра так и подмывало спросить, что именно у нее «настолько неопределенно» – график отпусков на работе или собственные планы, но, разумеется, не спросил. Также хотелось сказать веско и твердо, безапелляционно – едем, мол, вместе, и все, точка, но он не смог. Хотя на какое-то мгновение позавидовал тем, кто смог бы. Может, Августа просто еще не определилась или стесняется (она же такая стеснительная), тут бы категоричность могла оказаться весьма кстати.

После Италии разговор перешел на Финляндию, с Финляндии на погоду (как можно не поговорить о погоде?), с погоды на театр – Августа побывала на новой «Пиковой даме» в Театре на Литейном и осталась довольна… По-хорошему, пора было уже заканчивать разговор и ехать домой, но дома Александра никто не ждал, а разговаривать с Августой было так приятно… И Августа сегодня была расположена к долгому общению, видимо, у нее тоже не было никаких срочных дел, поэтому они продолжали общаться. Время от времени в кабинет заглядывали попрощаться уходящие домой сотрудники, один раз заглянул охранник, для порядка, с целью демонстрации служебного рвения. Положено обходить после окончания рабочего дня кабинеты, вот я и обхожу.