Звезда волхвов - Арина Веста

— «Инь»? — неуверенно повторил Севергин.

— Да, но это по-китайски.

— Странные созвучия между Востоком и Севером.

— Все древние символы — отголоски единого учения. Языческое знание на Руси было уничтожено и загнано в область сказок, преданий и песен.

— Об этой руне есть сказки? — Он все еще не выпускал из ладони теплый от ее тела литой «ромб».

— Грамота северных рун никуда не исчезла. Руны растворились в языке и стали суффиксами. По-русски «инг» читается как «яг». Эта руна — знак Бабы-Яги, языческой повитухи. А теперь посмотри, что напоминает этот ромбик с ножками?

— Ничего…

— Это же лягушка!

Флора быстро сбежала по ступеням вниз и принесла в ладонях огромную жабу.

Егор брезгливо передернулся.

— Б-р-р! «Отчего жаба в погребе живет — наготы своей мерзкой стыдится», — вспомнил он бабушкину присказку.

— Ты несправедлив. В русском чернокнижии лягушка — абсолютный эротический символ, да и на санскрите слово «линг» означает, ни больше ни меньше, «половой признак». Лягушка зарождается в воде, но проводит жизнь на суше, символизируя вселенский круг. Лягушка, рыба — символ женского лона и порождающей силы воды.

— Значит, Великая Богиня? — Севергин мрачно посмотрел на жабу. — Но этот ромб действительно похож на распластавшуюся лягушку. Странный символ!

— Не более странный, чем другие. В Ирландии, например, эта картинка из двух дуг красуется над входом в церковь. Ирландцы зовут ее Шейла-на-гиг, «Веселая Шейла».

— Двери церквей помечались этим знаком? Забавно…

— Это всего лишь талисман, равносильный заклятью от темных сил, вроде подковы на счастье, и в то же время тайный знак, для посвященных. Коко Шанель сделала своей эмблемой две пересекающиеся дуги с несомненным намеком на «Веселую Шейлу».

— Значит, Царевна-лягушка — это…

— Да-да, именно то, о чем ты сейчас подумал.

— А лягушачья шкурка?

— Это грязь, которой облили Великую Богиню «исторические» религии. Но мало сжечь лягушачью шкурку, надо отвоевать Великую Богиню в бою с Кошем, хранителем времени… Но перед этим Иван-Царевич должен размотать красный клубок.

— Дойти до сути?

— Да, но это горькое знание, — усмехнулась Флора. — Оно терпкое, как молодое яблоко, и мало кому по зубам, но именно эта роль всегда отводится мужчине.

Она выпустила жабу обратно в аквариум и быстро вернулась. Ласкаясь к Егору, Флора продолжила свою лекцию. Этот рискованный способ обучения, как ни странно, оказался очень успешным. Егор впитывал волшебные «веды» с волнением и вниманием.

— В сказке о Царевне-лягушке есть и мужская руна: стрела «Тюрс». Вертикальная стрела с древности обозначает мужчину и его огненный Род. Каждое семя полно страсти, поэтому каждый мужчина — это стрела, пущенная в бесконечность. На русских свадьбах стрелой проводили пробор на голове невесты. Стрелой же отодвигали в сторону фату от ее лица.

— Символическое посвящение в женщины?

— Да… Сколько времени? — внезапно очнулась Флора.

Севергин посмотрел на часы и застонал от острой боли, словно стрелки часов, копье Кощеево, добрались до его внутренностей. Уже два дня, как он должен быть дома. По утрам он звонил в Сосенцы, изворачивался перед начальством и врал жене, слушая, как в ее голосе растет тоскливая тревога.

Алена все прочтет на его лице и в глазах: словно прелюбодеяние выжгло в них страшный иероглиф измены. Он поискал глазами зеркало, надеясь обмануть самого себя и встретиться глазами с тем прежним Севергиным, честным и чистым, как утренний снег. Теперь на этом свадебном покрове корчилась его ложь.

— Почему у тебя в спальне нет зеркал? — спросил он у Флоры.

— Образы любви не должны двоиться. Тебе нужно зеркало?

Флора привстала и, гибко потянувшись, достала медное зеркальце с ручкой в виде сплетенных змей. «Лопатка» была тщательно отполирована с лицевой стороны. На другой проступали угловатые письмена в виньетке сложного орнамента.

— Этрусское зеркальце? Откуда оно у тебя?

— Подарок…

— Это, должно быть, очень дорогой подарок… Кто же тебе его подарил?

— Ты становишься слишком любопытным, мой Яхонт-Князь.

— Здесь что-то написано, — Севергин попытался разобрать буквы, похожие на черты и резы.

— Это руны… — объяснила Флора. — Золотое руно, за которым плавали аргонавты, на самом деле было золотом рун, книгой с золотыми листами.

— Где-то я уже слышал об этой книге…

Флора вынула зеркальце из его рук:

— «Этрускан нон лигатур», то есть «этрусское не читается». На самом деле этрусское читается… через русские буквы, вот послушай:

«Есть два зеркала, в которых блаженное отражено: первое зеркало есть море, над которым нет ни бурь, ни ветров, а второе есть ум, не знающий смятения».

А знаешь, это зеркало показывает будущее. В нем я впервые увидела тебя.

Сквозь сухой озноб Севергин смотрел в зеркало, в нем мелькнуло лицо Алены с закушенными от боли губами, и тусклая медная поверхность окрасилась кровью.

Севергин положил зеркальце «лицом» вниз.

— Мы больше не сможем встречаться, Флора. Я уезжаю… навсегда, — слова выползали, как шипящие змеи, словно в эту минуту он предавал самого себя. И это было уже второе предательство за вечер.

— Ты свободен… Ты же знаешь, — пожала белоснежными плечами Флора.

— Поверь, если бы я мог!

— Оставь, не унижай себя. Мне было сладко с тобой, если это тебя утешит. Мне впервые было так хорошо и свободно.

Она говорила пустые, ничего не значащие слова, но голос ее дрожал, и плечи были ледяными, как у мраморной статуи.

— Я и вызвала-то тебя сегодня по делу…

— По делу?

— Да, мне нужна твоя помощь.

— Даже так?

— Ты согласен мне помочь?

— В чем?

— Скажем, мне нужна охрана для заключения сделки.

— Ну что ж, ты авансом заплатила охраннику…

— Не надо так шутить. Я знаю: ты не откажешь мне. — Флора как всегда успела прочесть его мысли. — Но нам надо торопиться, нас ждут.

* * *

— Позволь, — едва касаясь шеи теплыми пальцами, Флора повязала Егору грубую, как кольчуга, повязку.

Странный галстук походил на удавку, вязанную из серебряной проволоки.

— Это настоящая сицилийская гарота — пропуск в высшее общество. Там, куда мы едем, нужно быть при полном параде.

После душа Флора накинула искрящийся черный плащ. Вся ее одежда состояла из этого странного одеяния. Затканный звездами плащ шуршал, как сухой тростник, при каждом ее движении. Алые шелковые перчатки доставали до нежных мраморных локотков. Черные распущенные волосы плясали в такт походке. Они спустились в гараж, и Флора села за руль серебристого автомобиля.