Люди и боги - Роман Суржиков

Итак, половиной Святой Церкви управляют семнадцать высших матерей, второй половиной — сто двенадцать прелатов. При всеобщем голосовании Церквей голос матери будет равен семи голосам прелатов. Если на Вселенский собор съедутся все высшие матери и хотя бы дюжина прелатов — выйдет абсолютное большинство. Единогласное решение такого собора станет обязательным для исполнения всем духовенством Полариса! И чтобы собрать такой кворум, нужен от силы один день!

— Мать Корделия… это вы придумали?

Она скромно поклонилась.

— Но решение собора должно быть единогласным. Вы добьетесь этого?

— Я обсудила это с матерями капитула и теми прелатами, кто находится в Фаунтерре. Общими усилиями выработано несколько условий. Во-первых, Галлард должен отказаться приехать на покаяние.

Эрвин кивнул:

— Конечно, он откажется.

— Во-вторых, недостаточно просто принять решение. Приарх не подчинится ему и продолжит править церквями и монастырями Альмеры. А собор в Фаунтерре тем временем изберет нового приарха. В Церкви Праотцов сложится двоевластие, это никому не нужно. Решение о низложении Галларда должно сопровождаться военной экспедицией, которая возьмет его под арест.

— Я готов возглавить экспедицию.

Корделия удивленно подняла брови:

— Вы лично, милорд?..

— Да, святая мать.

— Разве вы не горите желанием атаковать Уэймар и отомстить за сестру?

Эрвин вздохнул.

— Иона мертва. Атака на Уэймар не оживит ее. Город не слишком укреплен, гарнизон мал и напуган, любой мой вассал сможет возглавить такой штурм. А вот приарх Альмера обладает сильной армией, здесь понадобится мое мастерство стратега и мои отборные роты иксов.

— Тем лучше, милорд. Рада, что вы лично поведете войско в Альмеру. И третье условие. Духовенство настаивает на честных методах борьбы. Ваш поход против Галларда и Кукловода получит благословение Вселенского собора. Священная война должна вестись подобающим образом. Не мне вас учить, милорд, но все же уточню. Минимальные потери среди мирных людей. Никакого террора, разбоя, мародерства. Никаких асассинов. Правитель Праотцовской Церкви, пусть даже бывший, не должен погибнуть от рук наемного убийцы. В особенности недопустимо убийство Перстом Вильгельма.

Эрвин помедлил, глядя на старушку в каталке. Даже во сне ее лицо хранило тень улыбки. Боги, как же легка жизнь, не обремененная разумом!

— Мать Корделия, после того урока, какой преподали мне боги, я меньше всего настроен на подлость. Чистая и святая война — целебный эликсир для моей души… Но, боюсь, вы никогда не воевали. Не бывает совсем чистой победы. Сравнительно чистая стоит очень дорого. Приняв ваши условия, я усложню задачу и стесню свои действия. Что получу взамен?

Голос ульянинки стал сух и шершав, как точильный камень:

— Милорд, я предлагаю вам роль светлого рыцаря, воина Праматерей. Феодальная усобица превратится в священную битву добра со злом. Выиграв такую, вы примкнете к лику святых, заслужите место на иконах и в легендах. Не говоря уже о том, что Палата наверняка изберет вас владыкой. И при этом вы считаете нужным торговаться?!

Эрвин грустно покачал головой:

— Боюсь, вы не поняли, мать Корделия. Я потерял самого дорогого человека на свете. Простите, но меня не волнуют иконы и легенды. Если б вы могли вернуть Иону, я бы поторговался. Но вы не можете, верно?

— Тогда чего вы хотите, милорд?

— Искренности, миледи, — он намеренно понизил титул и заметил, как сузились глаза Корделии. — Перед вами несчастный человек, жаждущий мести. Какой я к чертям воин света!.. Но и вы сделайте одолжение: не стройте из себя. Вы грезите саном архиматери. Получить его в ваши сорок лет — вот поистине легендарное деяние. Если священная война, благословленная вами, принесет победу — вы точно получите сан, вас просто не смогут не избрать. Но если священной войны не будет, а Эллина уйдет на Звезду — капитул раздавит вас. Вы слишком молоды, хороши и успешны. Святые старухи не простят этого.

— Вы мне отказываете? — тихо уточнила Корделия.

— Откажу в том случае, если не смогу вам доверять.

Эллина всхрапнула слишком громко и сама встрепенулась от этого, открыв один глаз. Корделия схватила кресло и принялась катать взад-вперед, убаюкивая старушку. Произнесла нараспев, будто колыбельную:

— Сто сорок тысяч эфесов золотых… Минерва меня загнала в угол, чтобы я дала ей в долг… Она больше не владычица — кто же денежки вернет?..

— Холодная тьма, — вырвалось у Эрвина. — Вам грозит не просто потеря сана. Когда ее святейшество умрет, вас обвинят в краже у Церкви и даче взятки Короне. Окажетесь на соседнем столбе с Галлардом!

— Возможно, окажусь… Если денег не верну… — пропела Корделия, покачивая кресло. Архиматерь вновь задышала ровно.

— Значит, вам нужна от меня чистая победа и сто сорок тысяч эфесов.

— А вам от меня, милорд?

Эрвин потер виски, размышляя. Усталость, бессильная тоска. Чего можно хотеть-то? Что можно изменить?

— Доверяете ли вы кому-либо в капитуле?

— Мать Октавия ордена Эмилии кое-в-чем зависит от меня. А мать Алиса — агатовка — мечтает видеть вас на троне.

— Оставьте им организацию Вселенского собора и собирайтесь в дорогу. Будьте моим гостем… на войне.

Корделия почти не колебалась.

— Почту за честь, милорд.

— Так легко?.. — вырвалось у него.

— Видимо, вы очень устали, милорд. Очевидно, что я пойду с вами. В отличие от вас, я хочу себе место на иконах.

Они скрепили договор словами лорда и леди, пожали друг другу руки. Корделия взялась за ручки каталки, чтобы увезти спящую Эллину. Как тут Эрвин произнес:

— Святая мать… помолитесь о душе Ионы.

Она помрачнела, красивое лицо стало жестким, будто высеченным из камня.

— Я не могу, милорд.

— Вы — главная служительница смерти в этом несчастном мире. Кто же может, если не вы?

— Вы видели тело сестры?

— Конечно, нет.

— А видели человека, который видел?

— Нет, но причем…

— Заупокойную не служат заочно. Сестрица смерти плачет, когда отпевают живого человека.

— Иона мертва!

— Вероятно, так и есть. Но пока не знаете наверняка, вы обязаны надеяться. Праматери презирают тех, кто слишком рано теряет надежду.

4–5 июня 1775 г. от Сошествия

Графство Эрроубэк

— Вяленая рыбка! Просто объедение! — выкрикивал старик, шествуя вдоль перрона. Его голос звучал, как несмазанное колесо телеги: столь же скрипуче, столь же монотонно. — К пиву и элю лучшая закуска! Вяленая рыбка! Фунт за полтинку!