История одного преступления. Потомок Остапа - Андрей Акулинин

– Эта телефонная карта использовалась почти две недели и только с телефонов-автоматов, установленных в моем районе. Четыре раза звонили на мобильник Петрова.

– Ну правильно. Так и должно быть. Он же сам нам это говорил.

– Остальные семь раз этот прапор выходил на домашние телефоны местных жителей. И заметь, он ни разу не звонил в Н-ск. Не наводит ни на какие мысли?

– Значит, у него связи есть в вашем городе, о которых Петрову ничего не известно. Может быть такое?

– Конечно, может. Однако, Васильевич, сам подумай, когда же наш прапорщик появляется на службе? Он и днем и ночью находится в тридцати километрах от расположения воинской части. Не дезертир ли он?

– Да брось ты, Юрьевич. Кому, как не тебе, знать, как прапорщики работают. На полчаса появляются на службе, а потом ищи-свищи их. Занимаются собственными делами. Была б моя воля, я бы в Вооруженных силах этот институт давно бы упразднил. Раньше прапоров не было в армии, сержанты и старшины-сверхсрочники справлялись, и порядка было больше, чем сейчас.

– Ты, Васильевич, на прапоров бочку не кати. У меня в отличие от тебя есть другая версия.

– Какая же?

– Какая? А такая. Нет в нашем случае никаких прапорщиков, как впрочем, и офицеров, о которых так туманно вещал наш спецназовец.

– А кто же тогда есть? – удивился Полевин.

– Группа мошенников, с упоением разводящих контору. Меня, тебя, наружку и ОТО. Всех нас вместе взятых.

– Да ладно. Глупости говоришь. Что они, больные, что ли? Зачем им это нужно?

– Если бы я знал, Васильевич. Если бы знал, – Калинин тяжело вздохнул. – Но знаю точно, нас с тобой по полной программе разводят. И что самое главное, не один человек. Уже минимум двое.

– Это ты говоришь, потому что не хочешь признавать свое поражение и отдавать мне бутылку коньяка.

– Да что ты заладил с этой бутылкой. Проиграю – отдам, и точка. Я о работе думаю. Вернее даже не о работе, а о наших бестолковых метаниях.

– Если у нас, Юрьевич, ничего не выйдет, я твоему спецназовцу шею намылю, – Полевин угрожающе потряс кулаком.

– Не моему, а твоему. Я очень уж сомневаюсь, что он в спецназе когда-нибудь служил. Какая-то темная личность. Ну ничего, придут документы с Москвы, тогда уж и будем думать, что с ним дальше делать. Ладно, они не пришли, давай доведем начатое дело до конца. Получится, не получится, там видно будет. Но в связи с имеющимися подозрениями работаем по полной. Сейчас мы его приглашаем и выдаем технику с секретом и понаблюдаем, куда он пойдет, с кем будет общаться.

– А не рано, Юрьевич?

– В самый раз, Васильевич. Сергей Владимирович приехал?

– Приехал вместе со мной. В соседнем кабинете, с операми общается.

– Вот и хорошо. Сейчас звоню Петрову и говорю: приходи, будем тебя знакомить с покупателем. Он приходит, мы с ним общаемся, передаем технику, учим, как с ней обращаться, и отпускаем восвояси до поры до времени. Он уходит, а мы за ним хвост посылаем и слушаем, о чем же он беседует со своими связями. Я думаю, Васильевич, после этого мероприятия все встанет на свои места.

Полевин задумался и почесал макушку.

– А ты не перестраховываешься? – спросил он.

– Перестраховываюсь. А это разве плохо?

– А как же с законностью? Вдруг он зайдет в жилое помещение? Санкция суда нужна на такое мероприятие. Где ж мы сегодня, в воскресенье, ее получим? Небось, все судья поголовно сейчас в огородах, картошку выкапывают.

– Нам закон не запрещает. В течение сорока восьми часов уведомление направим, если, конечно, соберемся материалы следствию передавать, а если нет, то закроем глаза на творящееся в наших застенках беззаконие, – Калинин посмотрел на Полевина и хитро улыбнулся.

Тот, не меняя выражение лица, обхватил голову обеими руками, совершая мыслительный процесс. Процесс принятия решения давался ему с трудом. Надо отдать должное Игорю Васильевичу, он в отличие от некоторых руководителей умел брать ответственность на себя. Правда, делал это неохотно и при удобном случае перекладывал ее на других.

– Хорошо, Юрьевич, но если что не так… Сам понимаешь… – после непродолжительной паузы сказал он.

– Все понимаю, Игорь Васильевич. По заднице получим вместе.

– Ладно, зови технарей, Серегу и своих архаровцев. Проинструктируем, что нужно сделать, и начинаем работать.

– Вот, Васильевич, это уже слова не юноши, а мужчины, – весело произнес Калинин и скрылся за дверью.

Совещание продлилось недолго, буквально пять минут. Но и этого времени хватило, чтобы каждый его участник уяснил свою задачу и способ ее выполнения. Лакомая часть пирога досталась подчиненным Калинина: установить проживающих в адресах нахождения телефонов людей и собрать на них характеризующие данные. Оперов было двое, а адресов целых семь. В обычное время для такой работы потребовалось бы несколько суток, но Полевин был неумолим, дал всего три часа. Немыслимый срок. «Миссия невыполнима», – подумал Калинин, но ничего не сказал, лишь с отцовской жалостью посмотрел вслед вышедшим из кабинета оперработникам, словно посылал их на войну, где вероятность быть убитыми была весьма высока.

Пока технари готовились к проведению оперативно-разыскного мероприятия «наблюдение», широко применяемого в системе правоохранительных органов, Полевин с Калининым занялись инструктажем с внедряемым в преступную группу сотрудником.

Сергей Владимирович Евсеев был тертым калачом. Глядя на его поросшее недельной щетиной ехидно ухмыляющееся лицо, было крайне тяжело установить связь между ним и столь почтенной организацией, как Федеральная служба безопасности. Больше всего он, пожалуй, походил на предводителя банды рэкетиров из какого-нибудь нынешнего боевика. Когда он вот так вот, в легонькой футболке прогуливался по вечерним улицам Н-ска, наглядно демонстрируя прохожим, чем бицепс отличается от трицепса, постовые милиционеры стыдливо отворачивались, а розничные торговцы подсчитывали в уме процент выручки, подлежащей немедленной отдаче ему. Конечно, по объему мышц до какого-то там нынешнего губернатора Калифорнии он не дотягивал, но доведись бы им встретиться на узкой тропе войны, в хождении по которой Сергей Владимирович явно преуспел, отслужив в горячих точках Северного Кавказа добрый десяток лет, Шварценеггер остался бы без головы раньше, чем успел произнести какую-нибудь свою коронную голливудскую фразу.

Чечня, Ингушетия, Дагестан, Адыгея… География его службы была обширной, а дела – героическими, отмеченными на подполковничьем кителе тяжелым грузом боевых орденов и медалей, да отразившимися на здоровье – огнестрельным ранением и контузией.

Косая сажень в плечах, накаченные мышцы, пудовые кулаки делали его внешний вид колоритным. Вот только в его глазах, в которых читались мудрость и доброта, чувствовались диссонирующие ноты. В обычной жизни глаз он не прятал, а вот когда приходилось работать, он их скрывал, обволакивая маской нечеловеческой жестокости. В такие минуты смотреть в них было невозможно. Преступники терялись, потупляли взгляд и беспрекословно выполняли его требования, осознавая, что от такого человека можно ожидать чего угодно. Убьет не поморщится. Что касается того, убивал он кого-то или нет, это тайна за семью печатями. Он не любил распространяться по этому поводу. Однако факт оставался фактом: табельный пээм, выглядевший в его больших ладонях игрушечным, превращался на тренировках по стрельбе в смертоносное оружие, поражавшее исключительно центр любой мишени.