Игра Времен - Наталья Резанова

– Разница в том, что Арминов назначают приказом, а Джироламо приходят сами. Поэтому у разрушителей всегда будет преимущество перед охранителями…

И вновь сердце Дирксена сжалось от страха. Каким образом Джироламо удается проникать в его сознание? Или… он просто хорошо знает Армина и его манеру выражаться?

Джироламо, кажется, вдруг потерял интерес к предмету разговора. Посмотрел в окно. Слепящий свет исчез, солнце перевалило на вторую половину дня. Потом оно станет багрово-алым, а потом уйдет совсем.

– Ты иногда говоришь так, будто шел воевать с нами, а не наоборот. Пусть. Меня это не смущает. Оставайся. Мы говорим об одном и том же. И видим одни и те же вещи. Трезвым взглядом. Только с разных сторон.

Выбравшись из дома, он медленно прошел по двору и вышел за ворота – впервые за неделю. Никто не следил за ним. И, как в первый раз, увидел пространство за пределами фермы: изломы гор, провалы и бугры, темнеющее небо. Виноградник, нависая над домом, сползал по склону. Внизу, в лощине, лошадь бродила по сохранившейся здесь, в тени, траве. И у ног – тропинка, уводящая куда? Уводящая… Легче всего – уйти. И выстрел в спину… Он резко обернулся. Нет. Никого. Опять – легче?

Он стоял – один, посреди этих гор, в которых он раньше замечал только опознавательные приметы, а сейчас он их увидел, просто увидел, и ему было страшно в этом чужом и непонятном месте. Как он сюда попал? И зачем? Он дрался, хитрил, догонял – и чего добился? Только одного – нашел Джироламо. Потерял же гораздо больше – уверенность, волю, способность принимать решения. Да и нашел ли он Джироламо? Найти – значит понять. А он даже не мог определить, говорил ли Джироламо с ним искренне или притворялся.

А легкость, с какой Джироламо угадывает мысли собеседника, – что это такое: всеведение пророка, расчет, логика или просто звериное чутье?

Итак, он не нашел Джироламо и потерял себя.

День уходил, тени гор заполняли долину. Тропа манила вниз. Но Джироламо велел ему остаться… Он вернулся во двор, почти налетел на Логана, который с засученными рукавами нес бадью с водой. Логан внимательно взглянул Дирксену в лицо.

– Ты не болен?

– Нет, – и отодвинулся, чтобы избежать дальнейших расспросов.

Однако Логан, пожав плечами, отошел. Здесь никто ни у кого над душой не стоял. И Дирксен остался один со своим отчаянием, черным отчаянием. Так это теперь называлось.

В прежние времена он бы объяснил свое состояние тем, что двое суток не спал. Но он больше ничего не объяснял. Мысль о том, что он, разумный просвещенный человек, вопреки всем усилиям превращается в пешку, была непереносима. И, беспомощный перед этим чужим и неопределенным, которое грозило смести все, чем он жил до сих пор, Дирксен бесплодно бродил, не сознавая, где он.

Очнулся он во дворе. Стояла ночь. Все окна были темны, кроме одного – можно не спрашивать, чьего. Оно ровно светилось. Дирксен невольно отступил назад, чтобы его не заметили.

Фигура Джироламо у стола выступила еще четче. «И вот так все время, – подумал Дирксен. – Он на свету, я в тени». И внезапно все страшное и бесформенное, что мучило и унижало его, обрело облик сидевшего за столом человека. За столом сидел враг. Дирксен почувствовал, как внутренняя расслабленность исчезает, уступая место некоему решению, еще не осознанному. Пока он знал – оставаться рядом с этим человеком он больше не может, иначе погибнет. Не может он и бежать – следует исполнить свой долг. Значит, чтобы избежать гибели и позора, нужно защищаться. Любой ценой. Да нет. Все гораздо проще. Просто – защитить себя.

Он оглянулся. Ворота полуоткрыты – вызывающе. И лошадь, бродящая в лощине… Его взгляд снова вернулся к окну. Белые листы на столе – он так и не узнал, что там написано, кроме «свободных людей». И этого тоже не узнал… Вечная спокойная улыбка на лице пишущего. Улыбка бесчувственного торжества. Так я заставлю тебя почувствовать! И еще обрывки чьих-то слов… «Он плохо кончит… там, где замешаны чувства…»

Прежде чем Дирксен захотел вытащить пистолет из-за пояса, он обнаружил, что уже держит его в руке.

Джироламо поставил точку в конце фразы. Отложил перо, несколько раз сжал пальцы в кулак. Потом встал, подошел к окну и остановился, глядя в темноту.

В этот миг Дирксен выстрелил. И тут же бросился к воротам. Однако он успел заметить, как упал Джироламо. Промахнуться на таком расстоянии было невозможно.

Несколько шагов осталось пробежать ему, несколько футов. Когда он уже держался за створки ворот, что-то заставило его обернуться.

Убитый им Джироламо стоял на пороге и целился в него. Это видение и пуля настигли его одновременно.

Остальные тоже успели выбежать из тех помещений, где они ночевали, похватав оружие. Поняв, что произошло, они пустили его в ход. Остервенясь, мужчины стреляли и стреляли в распростертое на плитах головой к воротам тело, хотя Дирксен был давно уже мертв. Прервал их отчаянный крик Модесты.

Джироламо уже не стоял, а лежал на боку, отбросив пистолет. Затем приподнялся, опираясь на правую руку. Левой он продолжал зажимать рану. Между пальцами его толчками билась кровь. Но он заговорил, и его голос, несколько хриплый, был сильным, твердым и звучным – голос, которому они все привыкли беспрекословно подчиняться.

– Сандро! Возьмешь этот труп, отвезешь в Форезе. Пусть наши повесят его перед окнами Армина. На грудь – записку: «Джироламо жив». Воззвание – отдашь. Логан! Рана смертельная, но ты сделаешь так, чтобы я прожил еще сутки. Завтра мы с тобой и Хейгом будем в Бранке. Там я проеду по главной улице, на виду у народа. Я скажу им, что уезжаю на Север, как собирался. Но вернусь. Потом вы похороните меня. Тайно. И, – он обращался уже ко всем, – вы будете молчать о моей смерти. Нужно, чтобы все знали и помнили – Джироламо жив!

Откинувшись назад, он глубоко вздохнул и, глядя на обступивших его людей, которым никогда не пришла бы в голову мысль оспаривать его слова, повторил:

– Джироламо жив! Жив, вы слышите!

Вот какую историю рассказала мне старая Сандра, сидя с трубкой у очага.

– Это случилось во времена моей молодости, когда я жила в Ангборне. Ангборн был тогда маленьким поселком на берегу озера Герта, а я там пользовалась репутацией колдуньи. – Она усмехнулась. Несмотря на годы и неистребимую привычку к курению, все зубы у нее оставались целы. – Для этого были все основания: я знала травы, умела лечить, жила одна, кормилась охотой и рыбной ловлей и хорошо разбиралась в людях. В то время ведьм уже не жгли и не вешали, а если какая-нибудь старуха плевала мне вслед, меня это не волновало.

А на другом берегу озера жил Спаркс, торговец пушниной, скандальный старикан – оттого и поселился на отшибе. Но тем не менее возле его дома часто ошивались посторонние, потому что у старика имелась молоденькая дочка по имени Аманда – хорошенькая кокетливая вертихвостка и такая щеголиха, какая только может быть в нашей глуши. Жена Спаркса давно умерла, из-за своей вечной вспыльчивости старик ни с кем не мог ужиться, и единственным человеком, кому он доверял, был Кристиан – молодой парень, охотник, очень спокойный, порядочный, я бы даже сказала, добрый, если у него в руках не было ружья. Однажды в начале лета Спаркс приехал в Ангборн и захватил с собой дочь…