Тревожных симптомов нет. День гнева - Илья Варшавский

Фетюков не ответил.

– Вот так! Однако, к сожалению, все мы бренны, даже технические… – Смарыга ядовито растянул это слово, – представители Комиссии.

– Кстати, профессора тоже, – ответил Фетюков.

– Золотые слова! Таков неумолимый закон природы. Ей все равно. Прожил положенное число лет, и хватит, освобождай место другим. Теперь предположим, что упомянутый Юрий Петрович решил передать свои выдающиеся качества потомству. Казалось бы, чего проще?

У Фетюкова покраснела даже шея, стянутая ослепительным воротничком. Он привстал, держась за подлокотник, отчего под натянувшимися рукавами обозначились отлично сформированные мышцы. При этом он весь как-то стал похож на рассерженного кота, которого неожиданно дернули за ус.

– Арсений Николаевич! Прошу вас оградить меня от шутовских выходок профессора Смарыги. В противном случае…

– Да бросьте вы препираться! – сказал Дирантович. – Так мы никогда ни до чего не договоримся. А вас, Никанор Павлович, прошу вашу лекцию проводить, так сказать, на э-э… более строгом уровне.

– Ну что ж… Итак, некто, будем называть его мистер Зет, стал счастливым отцом. Вот тут-то и вступают в действие коварные законы генетики. Оказывается, только половина изумительных свойств папаши воспроизведена в новом члене общества. Остальную половину он получает в наследство от мамочки, так как в половых клетках каждого из родителей содержится всего по двадцать три хромосомы. В результате часть способностей, даже таких существенных, как умение шикарно подавать на подпись бумаги, может погибнуть втуне для грядущих поколений.

– Никанор Павлович! – Дирантович рассерженно хлопнул ладонью по столу. – Ведь я вас просил!

– Хорошо, не буду! Просто мне хотелось обратить ваше внимание на то, что природа сама себя защищает от повторения пройденного, во всяком случае там, где речь идет о биологических видах, как-то прогрессирующих. Теперь перейдем к самому главному. Семен Ильич Пральников – гениальный ученый. Его работы расцениваются многими как переворот в современном естествознании. Не так ли?

– Несомненно! – подтвердил Дирантович.

– Однако, насколько мне известно, работы эти еще очень далеки от своего завершения. Более того, некоторыми выдающимися физиками теория Пральникова вообще оспаривается. Если я ошибаюсь, поправьте меня.

– Да, это так. Пока нет экспериментальных данных…

– Понимаю. Теперь скажите, найдется ли сегодня ученый, который после смерти Пральникова примет от него эстафету?

Дирантович развел руками:

– Вы задаете странный вопрос. В науке никогда ничего не пропадает. Рано или поздно найдется человек, который, учтя работы Пральникова…

– Это все не то! Есть ли у вас уверенность, что хотя бы в следующем поколении появится человек, в точности обладающий складом ума Пральникова, его парадоксальным взглядом на мир, его сокрушительной иронией, наконец, его несносным характером. Короче – абсолютная копия Семена Ильича.

– Такой уверенности нет. Вы же сами сказали, что природа защищает себя от повторения пройденного.

– Природа слепа. Она действует методом проб и ошибок. А мы можем пробовать, не ошибаясь, дав вторую жизнь Пральникову.

– Не знаю… – задумчиво сказал Дирантович. – Не знаю, хватит ли и второй жизни Семену Пральникову.

– Вы считаете его работы бесперспективными? – поинтересовался Фетюков.

– Нет. Пожалуй… скорее чересчур перспективными. Впрочем… в данном случае мое суждение не так уж обязательно. Поверьте, Никанор Павлович, что меня больше смущает техника вашего эксперимента, чем уравнения Пральникова.

– На этот счет можете не беспокоиться. Техника достаточно отработана.

– Вот об этом и нужно было говорить, – желчно заметил Фетюков, – о технике эксперимента, а не о каких-то хромосомах.

– Без хромосом нельзя, – ответил Смарыга. – Все дело в хромосомах. Однако я согласен учесть сделанные замечания и продолжать дальше, как выразился Арсений Николаевич, на более строгом уровне. В конце шестидесятых годов доктор Гурдон, работавший в Оксфордском университете, произвел примечательный эксперимент. Он взял неоплодотворенное яйцо самки жабы и убил в нем ядро с материнской генетической наследственностью. Затем он извлек ядро из клетки кишечного эпителия другой жабы и ввел его в цитоплазму яйца, лишенного ядра. В результате развился новый индивид, который унаследовал все генетические признаки жабы, у которой была взята клетка кишечника. Можно сказать, что эта же самая жаба начала новую жизнь. Понятно?

– Понятно, – ответил Дирантович. – Но ведь то была жаба, размножающаяся примитивным образом, тогда как…

– Мне ясны ваши сомнения. Пользуясь принципиально той же методикой, я произвел несколько десятков опытов на млекопитающих, и каждый раз с неизменным успехом.

– Но здесь речь идет о человеке! – вскричал Фетюков. – Есть же разница между сочинениями фантастов и…

– Я не пишу фантастические романы, да и не читаю их тоже, кстати сказать. Все обстоит гораздо проще. Оплодотворенное таким образом яйцо должно быть трансплантировано в женский организм и пройти все стадии нормального внутриутробного развития.

– Помилуйте! – сказал Дирантович. – Но кто же, по-вашему, согласится…

– Стать женой и матерью академика Пральникова?

– Вот именно!

– Этот вопрос решен. – Смарыга указал на сидевшую в углу сестру. – Нина Федоровна Земцова. Она уже дала согласие.

– Вы?!

Сестра покраснела, смущенно оправила складки халата и кивнула головой.

– Вы замужем?

– Нет… Была замужем.

– Дети есть?

– Нету.

– Вы ясно представляете себе, на что дали согласие?

– Представляю.

Дирантович откинулся на спинку кресла и задумался, скрестив руки на груди. Фетюков достал из кармана брюк перочинный ножик в замшевом футляре. Перепробовав несколько хитроумных лезвий, он наконец нашел нужное и занялся маникюром. Врач закурил, пряча сигарету в кулаке и пуская дым под стол.

Смарыга весь как-то сник. От былого задора не осталось и следа. Сейчас в его глазах, устремленных на Дирантовича, было даже что-то жалкое.

– Так… – Дирантович повернулся к Смарыге. – Вам, очевидно, придется ответить на много вопросов, но первый из них – основной. Представляет ли ваш эксперимент какую-нибудь опасность для здоровья Нины Федоровны?

– Нет, не представляет.

– А вы как думаете? – обратился Дирантович к врачу.

– Видите ли, я только терапевт, но полагаю…

– Благодарю вас! Значит, прошу обеспечить заключение квалифицированного специалиста.

– Оно уже есть, – ответил Смарыга. – Профессор Черемшинов. Он же будет ассистировать при операции и вести дальнейшее наблюдение.