В ад с "Великой Германией" - Ганс Гейнц Рефельд

Имена этого форта, начиная с восточной части города, севернее реки Прегель: I «Гребен», II «Бронзарт», IIа «Барнеков», III «Фридрих Вильгельм IV», IV «Гнейзенау», V «Фридрих Вильгельм III», Va «Лендорф», VI «Королева Луиза», VII «Гольштейн», VIII «Фридрих Вильгельм IV», IX «Донна», X «Канитц», XI «Дёнхофф», XII «Эвленбург». Эти старые форты расположены против часовой стрелки вокруг города. Я думаю, что мы будем в них надежно укрыты. Посылаю связного, который скоро возвращается и сообщает нам, что там, в большом бункере, засели фольксштурмисты, которые не хотят выходить наружу. Мы решили занять здесь свою позицию. Солдаты под сильным огнем противника один за другим прыгают в бункер. Когда все мои люди уже были под защитой бетонной крыши бункера, решаюсь спуститься туда и я, но еще некоторое время стою в нескольких метрах от входа в бункер, так как хочу подыскать хороший наблюдательный пункт. Русские ведут непрерывный артиллерийский огонь по окружающей местности. Я слышу, как со зловещим свистом приближается ко мне несколько снарядов! Я хочу быстро прыгнуть в бункер, но все же не успеваю, и два-три снаряда разрываются поверх бетонных ворот. Осколки летят во все стороны и бьют по бетонным блокам около меня. Но, к счастью, я отделался только испугом, когда осколок пролетел прямо над моей головой. Вот что называется солдатским счастьем! В бункере находится командир роты фольксштурма, солдат из Кенигсберга. Он посылает одного из своих людей наружу, чтобы выяснить положение. Он доволен нашим появлением, впрочем, как и мы, так как неожиданно получили подкрепление. Мы быстро и тщательно осмотрели бункер («Фридрих Вильгельм IV»). К сожалению, здесь не было никаких бойниц или даже каких-либо отверстий, откуда можно было бы вести огонь или даже наблюдать. Внутри — замкнутое пространство с тяжелыми решетчатыми воротами, закрытыми огромными замками. Ключей от них никто не имеет. Так как мы должны организовать здесь оборону, то это можно сделать только снаружи. Русские на некоторое время перестают стрелять, но затем снова открывают огонь. Нам удалось захватить в плен одного русского капитана. Я увидел группу примерно от четырех до пяти русских солдат, которые тащили за собой пулемет. Впереди шел высокорослый мужчина, который был, пожалуй, их командиром. Если бы мы их не заметили и не стали стрелять, то они прошли бы мимо. У командира в руке пистолет, который он выхватил из-за пояса. Я понял, что это офицер, так как у него на погонах были видны две широкие полосы с золотыми звездочками. Видимо, перед нашим обстрелом эти люди искали укрытие. Я приказал солдатам, чтобы они стреляли теперь только в солдат, тащивших пулемет, так как я хочу взять офицера в плен. Так мы и сделали. Защитники пулемета прижались к земле, а офицер осмотрелся, и я увидел, как он направляет на нас пистолет. Кричу ему: «Иди сюда! Скорей! Руки вверх! Давай, давай!» Я постоял у входа в бункер с пистолетом-пулеметом, а затем вышел к нему. Он высоко поднимает руки и идет за мной. Так как я не могу с ним беседовать здесь, снаружи, так как плохо знаю русский язык, то завожу его в бункер. Это командир инженерно-саперного подразделения. Почему он с отрядом пулеметчиков появился здесь? Впрочем, я не понимаю, что он отвечает, и у меня создается впечатление, что пленный, возможно, из штрафной роты. Все же мне удалось выяснить, что этот офицер из Ленинграда. Он инженер. Капитан произвел на меня хорошее впечатление. Ему, как и мне, 21 год. Я допрашиваю на моем дилетантском русском. Так как я отнюдь не «переводчик для немецких солдат в России», то всегда заглядываю в словарь. Он говорит мне: «Please, speak English». Теперь дела у нас идут намного лучше. Он может говорить даже по-французски! Мы закуриваем папиросы, пока мне приходит на ум, что бы еще у него спросить. Он поднимает руку и смотрит на свои наручные часы. Тогда я спрашиваю его: «Который час?» Он снова смотрит на часы, а я показываю ему мои. Объясняю, что сломал свои часы здесь, на войне, и не всегда могу ориентироваться во времени. Узнаю, не хочет ли он подарить мне свои. Я не могу его расстрелять, тем более что он должен попасть в тюрьму. Я предлагаю ему за часы сотню сигарет. Он не возражает и, улыбаясь, отдает мне часы. Так я приобретаю себе нового товарища. Рассматриваю его часы. Это американские — «Гамильтон», как можно понять по гравировке на задней крышке: «Герою русского народа — презент из США». Я думаю, что этого капитана имело бы смысл отправить в штаб батальона. Вероятно, он мог бы рассказать что-либо полезное для нас. В дальнейшем я так и сделал. Следовало его охранять и на конечном пункте сдать в штаб. Я выставляю посты на остаток ночи, кладу шапку под голову и погружаюсь в сон.

4 февраля 1945 г. На следующее утро мы пытаемся снова выйти на шоссе Райх 1. Но на этот раз у нас ничего не получается: русские здесь слишком сильны! И вот мы снова в бункере. Немного погодя сюда прибывают грузовики с легкими полевыми орудиями. Я знаю, что это два «Опель-Бенца» и один «Мули» (впереди вместо колес гусеницы). Мы получаем приказ легкие полевые орудия с прислугой погрузить на три грузовика и вместе с нами отправить по шоссе Райх 1 в Бранденбург. Мороз пробегает у меня по коже, когда я подумаю, что мы должны с тремя грузовыми автомобилями по шоссе, поднятого в двух метрах от земли, проехать через район боевых действий! Кто только мог до этого додуматься? Или положение внезапно изменилось? Однако мы хотим разузнать, действительно ли снаружи теперь все успокоилось. Я отправляюсь к связному: «Свободно ли шоссе от противника?» — «Да, проехать можно», — получаю в ответ. Итак, мы едем. На своем грузовике везу с собой «моего капитана». Я должен посадить мои три отделения на три грузовика. Командир легких полевых орудий едет с первой машиной, я расположился на подножке последнего грузовика, чтобы в случае обстрела или возможного прямого попадания снаряда не остаться в кабине. У меня уже есть опыт почти четырех военных лет, я насмотрелся на многие разбитые автомобили, где водитель и сидящий с ним рядом офицер погибали в горящей кабине. Надо прыгать на землю в то же мгновение! Мне вовсе не улыбается погибнуть в грузовике. Хочу все же еще пожить. Мы едем по разбитому шоссе с многочисленными канавами и ямами. Едва проехали 50 м, как раздался щелчок выстрела. Следующие 100 м ехали с такой скоростью, как могли. Все шоссе забито военными или гражданскими грузовиками. Большие воронки от бомб или снарядов приходится объезжать медленно и осторожно. «Крах! Бумм!» Столб грязи поднимается над шоссе перед первым грузовиком. Ну-ну! Неужели нас обстреливают справа? От залива летит еще один снаряд. Затем мы получаем пулеметный огонь сразу с обеих сторон. Я вижу, как осколки от снарядов уже долетают до нас, но, на счастье, пока еще нет ни одного попадания. Снова с правой стороны стреляет противотанковое орудие? Теперь во вторую машину. Возможно, иван уже появился на набережной залива, а мы едем прямо туда! У меня голова идет кругом. Шоссе значительно поднимается над низменностью. Что еще может случиться с нами? В этот момент раздается треск, и в каких-нибудь пяти метрах справа от меня разрывается с безобразным грохотом снаряд из противотанкового орудия. От ударной волны я едва не падаю с подножки. Пыль и грязь летят мне прямо в лицо и залепляют уши. Ветровое стекло делается совершенно непрозрачным, водитель едва ли что может через него увидеть. Проклятье! Взрыв прогремел очень близко! Водитель ругается: «Я ничего не вижу». Левой рукой я крепко держусь за раму окна, а правой дочиста вытираю ветровое стекло. При этом я почти падаю с подножки, когда машина делает внезапный поворот вокруг ямы от снаряда. Я едва удерживаюсь от последующего сильного толчка и тут замечаю, как «мой капитан» высовывает голову в окошечко, проделанное в брезенте. Ничего удивительного, так как все, кто едет в машине, ведут себя очень беспокойно! Три грузовых автомобиля мчатся так быстро, как это только возможно, поскольку все шоссе завалено обломками. Теперь противотанковое орудие снова стреляет с правой стороны. Куда попадет снаряд? Я вижу, как за 100 м перед нами грузовик с легким полевым орудием получает пробоину! Он виляет туда и сюда, так как шина на правом колесе спустила. Грузовик тащится и дребезжит, словно куча железа! Я вижу также, как в кабине, где сидит несколько сопровождающих военных, вспыхивает пламя. Взрываются мины, которые мой минометчик держал в нагрудной сумке. Больше я не в состоянии этого вытерпеть, так как обстрел становится еще более сильным. Невозможно продолжать эту «автомобильную гонку». Нас обстреливают с обеих сторон. Это может плохо кончиться. Так, что же делать? Первая машина резко сбавляет ход. В чем причина? Разбита снарядом? Испуганно смотрю вперед и вижу, как грузовик медленно сползает в кювет с правой стороны улицы. В чем причина? Я вижу, что небольшой мостик через ручей на шоссе, который подступает здесь к набережной, разрушен и проехать по нему невозможно. Кроме того, здесь скопилось много разбитого транспорта. Ручей неглубокий, и через него вполне может проехать грузовик, только очень медленно. Солдаты спрыгивают с машин, чтобы толкать грузовики при въезде. Но мы здесь прекрасные мишени для русского противотанкового орудия! Разве что слегка защищены несколькими деревьями и кустами. Пока все идет хорошо. Мы снова на шоссе и быстро едем дальше. Поврежденное орудие болтается за грузовиком.