Стрелок. Несостоявшийся граф - Иван Оченков

– Да знаю я, – буркнул Будищев, идя следом, а за ним появились его спутники, довольно бесцеремонно тащившие царя.

– А это еще кто? – поинтересовался гость, вытирая салфеткой губы.

– Доброго здоровья, Александр Викторович, – прохрипел Шматов. – Это мы, значит, государя несем ранетого…

– Что?! – разом утратил флегматичность Щербак.

– В его какие-то поляки бомбой кинули, – охотно пояснил Федя. – Чуть до смерти не убили, а тут мы.

– Невероятно! – нервно сглотнул врач.

– Я бы сама не поверила, если бы все не случилось на моих глазах, – добила его замыкавшая процессию Люсия. – Здравствуйте, господин доктор.

– Мое почтение, баронесса, – только и смог прошептать он, после чего резко кинулся вслед за ними.

Не так давно перебравшийся в Петербург Студитский еще не имел обширной практики, а потому кушетка в его смотровой имелась только одна. На нее Будищев уложил не подающего признаков жизни Семена, а на долю его величества достался стол. Сбросившие сюртуки доктора деловито принялись за работу, первым делом выперев за двери всех посторонних, оставив лишь Люсию.

– Как только нам понадобится помощь, мы вас позовем. А теперь не мешайте нам, господа! – заявил Щербак, захлопывая перед носом остальных дверь.

– Может, я за помощью сбегаю? – нерешительно спросил офицера казак.

– Стоять! – пригвоздил его к месту Будищев. – На время операции объявляю эту квартиру на осадном положении. Командование принимаю на себя. Все несанкционированные попытки проникновения приказываю немедленно пресекать. В случае неповиновения стрелять на поражение! Ты становишься у дверей, а ты, Федор, держишь окна. Вопросы?

– Никак нет! – вытянулся казак, после чего немного помялся и сообщил новоявленному командиру: – Только у меня винтовки нет…

– Шашка есть?

– Так точно!

– Значит, руби!

– Есть! – гаркнул терец и отправился на пост.

– Думаешь, полезут? – мрачно поинтересовался Федор.

– Хрен его знает, – пожал плечами Дмитрий. – Кстати, а почему ты решил, что террористы поляки?

– Так разве православные руку на своего освободителя подымут?

– Эх, Федя! – покачал головой Будищев, но объяснять товарищу ничего не стал. Да и не до того было.

* * *

Время тянулось невыносимо медленно. Доносившиеся из смотровой отрывистые фразы врачей были непонятны, а металлическое звяканье инструментов заставляло сердце сжиматься от неприятных предчувствий. Иногда дверь приоткрывалась, и опасливо косящаяся на незваных гостей кухарка подавала туда горячую или холодную воду и полотно для перевязки.

Наконец, все закончилось, и к совершенно осатаневшему от ожидания Дмитрию вышел Студитский.

– Ну как? – подскочил к нему тот.

– Жизни государя пока ничего не угрожает, – отвечал доктор, устало вытирая пот со лба. – Поврежденную руку мы забинтовали и уложили в лубок. Рана на ноге не опасна, а вот что касается контузии, то судить о ее тяжести еще рано…

– Как Семка? – ледяным тоном прервал его подпоручик.

– Худо! – не стал скрывать сразу помрачневший врач. – Множественные переломы конечностей, проникающее ранение грудной клетки. Задето легкое, плюс внутреннее кровотечение. К счастью, крупные сосуды не повреждены, иначе… Говоря по чести, то, что вы вообще довезли его живым, уже чудо.

– Шансы есть? – схватил его за руку Будищев.

– Самые минимальные, – поморщился Студитский, пытаясь освободиться. – Вы же опытный человек, Дмитрий Николаевич, и наверняка не однократно видели подобное. Если начнется сепсис… современная наука, к несчастью, не знает способов излечения подобных ран, а описанного вами чудо-лекарства пока что не существует.

– Простите, – опомнился моряк. – Мне можно его увидеть?

– Конечно. Только накиньте что-нибудь на свой мундир. А то на нем заразы больше, чем в холерном бараке.

В смотровой остро пахло спиртом, карболкой и еще чем-то смутно знакомым. Бледный как смерть Семен неподвижно лежал на кушетке, и только слабое дыхание показывало, что костлявая пока еще не властна над ним. На столе находился все еще беспамятный император, а в углу на низеньком табурете устроился Щербак, что-то выговаривавший стоящей рядом Люсии.

– Мадемуазель Штиглиц, вы же опытная сестра! – назидательно бубнил он. – Уж вам-то следует знать, что ничто так не способствует сохранению жизни раненого, как своевременная перевязка!

– Простите, Александр Викторович, но в трясущейся карете это было совершенно невозможно!

– Значит, надо было перевязать на месте, а потом уж везти, – гнул свою линию врач, очевидно подразумевая, что за время задержки к месту происшествия подтянулись бы придворные и не позволили бы отправить раненого императора непонятно куда, избавив таким образом их с молодым коллегой от подобной ответственности. Студитский от высказывания своего мнения на этот счет уклонился, хотя и всем своим видом показывал согласие с более опытным коллегой.

– Не пора ли его величеству очнуться? – попыталась перевести разговор на менее щекотливую тему Люсия.

– Пожалуй, – согласился с ней Щербак, после чего подсунул государю под нос флакон с нюхательной солью.

Дыхание страдающего астмой императора было слабым, но он все же втянул в себя резкий аромат, после чего вздрогнул, чихнул и спросил слабым голосом:

– Где я?

– С вами все в порядке, ваше величество, – поспешил заверить его врач.

– А где Дуся?

– Я здесь, – отозвалась Люсия и положила на его руку свою ладошку.

– Хорошо, – слабо улыбнулся тот.

– Нам лучше выйти, – шепнул Будищеву Студитский, и они вместе потихонечку покинули импровизированную операционную.

* * *

– Твари! – прорычал Дмитрий, оказавшись в коридоре, борясь с желанием что-нибудь разбить или поломать.

– Что, простите?

– Это я не вам.

– И на том спасибо, – усмехнулся доктор. – Скажите лучше, что вы намерены делать дальше?

– В каком смысле?

– Вы только что спасли жизнь императора. Но он не может оставаться здесь. Надо отправить его в Зимний или еще куда. Я вообще удивлен, что здесь до сих пор нет столпотворения придворных и жандармов.

– Когда он придет в себя?

– Достаточно скоро, и, будьте уверены, тут же начнет задавать неудобные вопросы. Вам есть, что на них ответить?

– Этого у меня хоть отбавляй!

– Ну-ну.

* * *

Александру Николаевичу и впрямь скоро стало легче. Он вспомнил практически все события перед своим ранением и уже понял, что за руку его держит отнюдь не жена, но, судя по всему, находил в этом даже определенное удовольствие. Наконец, он решил, что набрался достаточно сил, и открыл глаза. Вокруг него находились какие-то люди. Баронессу он узнал, а вспомнить пожилого мужчину с закатанными рукавами испачканной кровью белой рубашки, по всей видимости врача, никак не получалось.