Цвет крови. Дикие дни - Алексей Калугин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Потом ты встречал этого человека?
– Нет, ни разу.
– Из твоего взвода кого-то еще взяли в Охотники?
– Нет.
– А предложения кому-то делали?
– Откуда я знаю, – Охотник пожал плечами. – Это же не баскетбольная команда, а подразделение «Ф». Мы даже имен друг друга не знаем. Только клички.
– Какая у тебя была кличка?
– Вервольф.
– То есть оборотень.
– Не, Вервольф.
– Разве это не одно и то же?
– Мне без разницы. Но у меня была кликуха Вервольф.
– Почему именно тебе предложили стать Охотником?
– Да потому, что этих тварей, – Охотник кивнул на дикого, – выдрессировать невозможно. Их нужно ломать. Так, чтобы они задницей чуяли, кто тут главный. А это у меня всегда хорошо получалось.
– И что потом?
– Меня отправили на базу проекта «Джокер».
– Где она находится?
– В Подмосковье. Пансионат номер тридцать два.
– Рассказывай дальше.
– Что?
– Чем вы там занимались?
– Ну, сначала нам только показали диких. В клетках. Как они там разных зверьков, кошек, кроликов, нутрий живьем жрут. Потом начали читать лекции. Профессора в белых халатах рассказывали нам, что собой представляют дикие, говорили об особенностях их поведения, о том, на что они способны, что они любят, а чего нет, что едят, чего боятся… Это было что-то вроде вводного курса. Потом перешли непосредственно к работе с альтерами…
– Сколько всего вас там?
– Охотников?
– Да.
– В самом начале было больше двадцати. Пятеро пропали, когда мы еще лекции слушали. Сколько сейчас осталось, понятия не имею. После того, как началась работа с дикими, каждый занимался отдельно. Помнится, прошел слушок, что одного из кандидатов в Охотники дикие загрызли.
– Одиннадцать, – отчетливо произнес вдруг Федор.
– Что ты сказал? – удивленно посмотрел на дикого Мастер.
– В пансионате одиннадцать Охотников, – сказал Федор.
– Откуда ты знаешь?
– Я умею считать.
– Ты видел всех Охотников? Знаешь их в лицо?
– Не видел и не знаю, – Федор наклонил патлатую голову и по-волчьи тряхнул ею. – Но мы слышим друг друга.
– Вы?.. В смысле… Те, кого называют дикими?
– Да, – снова мотнул головой Федор. – Те, кто находятся в лаборатории, еще не умеют слышать. А те, что в стаях – слышат друг друга. И тех, кто в других стаях, тоже слышат. Когда мы все в пансионате. Когда мы в лесу, я слышу только свою стаю. И они меня слышат. Это только он, дурак, – дикий рыкнул на Охотника, – считает, что мы воем общаемся друг с другом.
– Так мне сказали ученые, – ответил на обвинение Охотник.
– А ты, дурак, всему веришь, что тебе говорят, – рассмеялся Федор.
– Может, вам лучше его допросить, – предложил Охотник Мастеру.
– До него тоже дело дойдет… Хотя, послушай-ка, Федор.
– Слушаю.
– Ты меня сейчас слышишь? Ну, так, как свою стаю?
Федор наклонил голову, будто и в самом деле прислушивался.
– Нет.
Мастер улыбнулся и провел пальцем по лбу.
– А сейчас?
– Сейчас – слышу! – радостно воскликнул Федор. – Ты сказал!..
– Т-с-с, – приложил палец к губам Мастер. – Это только между нами.
– Ага, – счастливо кивнул Федор. – Понял.
– Итак, – снова обратился Мастер к Охотнику. – Вы начал тренироваться со стаей.
– Нет. Сначала нас учили работать в паре. Один Охотник, один дикий. Я говорю «нас», потому что предполагаю, что другие тренировались по той же программе, что и я. На самом деле я их не видел. На задний двор, где была оборудована площадка для тренировок, нас выводили по одному. Сначала Охотник пытался наладить контакт с диким через прутья в клетке. Контакт, – Охотник усмехнулся. – Так это называли ученые, наблюдавшие за нашими тренировками. Их всегда было не меньше трех. Один снимал происходящее на видео, другой надиктовывал свои наблюдения на плеер, третий то и дело лез с дурацкими советами. В общем, тут задача была не в том, чтобы какой-то там контакт наладить, а чтобы заставить дикого тебе подчиняться. Через пару недель, когда ученые решили, что «контакт» налажен, дикого стали выпускать из клетки. Мне, разумеется, дали пищалку. Хотя я предпочитал пользоваться полицейской дубинкой. Пищалка – только на крайняк. Хотя дикие боли почти не чувствуют, но унижение они ощущают точно так же, как любой из нас. Может быть, даже сильнее, поскольку у них к нормальным человеческим чувствам еще и звериные инстинкты примешиваются. По всему было видно, что ему неприятно, когда Охотник дубинкой его мутузит. А мне, так наоборот, это дело только в радость. Опять же, полезно, чтобы форму не потерять. Меня сразу вот с этим в пару поставили, – усмехнувшись, кивнул на Федора Охотник. – Ох, и поработал же я над ним! Он, бывало, без всякой пищалки, падал на землю, голову руками закрывал и выть начинал. А я ему после этого еще ногой под ребра…
Дальнейшее произошло настолько быстро, что никто даже крикнуть не успел. Федор выбросил свободную руку вперед, схватил Охотника за ухо и дернул так, что тот вмазался лицом в клеенку на столе. Затем он дернул голову Охотника вверх и снова шлепнул ее в растекающуюся по клеенке лужу крови. Когда же он проделал то же самое в третий раз, ухо оторвалось и осталось у него в кулаке.
Как ни в чем не бывало, Федор откинулся на спинку стула, положив окровавленный кулак с зажатым в нем ухом на край стола. И только после этого Охотник заорал. Руки у него были скованы наручниками за спиной, поэтому он только кричал и мотал головой, разбрасывая по сторонам капли крови. Кровь, казалось, текла у него отовсюду – изо рта, из разбитого носа, из рассеченных бровей, из рваной раны на месте правого уха. Чтобы не оказаться забрызганным, Мастер вместе со стулом подался назад.
– Виола! – громко крикнул Димон. – Кто-нибудь, позовите Виолу!
В комнату вбежала невысокого роста женщина в длинной плиссированной юбке и в ярко-красном свитере ручной вязки. Темно-русые волосы были острижены на уровне плеч и причесаны так, что, падая вперед, закрывали почти половину ее лица. Она даже спрашивать ни о чем не стала. Просто подошла к Охотнику и строго сказала:
– А ну-ка, перестань!
К вящему удивлению Мастера, Охотник тотчас же перестал биться в истерике. Он лишь тихо подвывал, запрокинув голову назад, и пускал кровавые слюни и сопли.
Виола взяла Охотника за подбородок, повернула его голову в одну сторону, потом в другую.
– Где ухо? – спросила она все тем же строгим голосом.