След черного волка - Елизавета Дворецкая

– Ну, кто? – Лютомер насмешливо посмотрел на него. – Тот, кто больше всех желает, чтоб этой свадьбе не бывать.

– Тут многие этого желают… – Оживление Зимобора погасло.

У князя Столпомера не было сыновей, поэтому права его зятя значили очень многое. Но оказалось, все не так просто. Не далее как пару дней назад Столпомер признался Зимобору, что вынужден взять назад свое обещание выдать за него дочь.

– Боится, что погубит ее вила, как погубила Бранеслава, брата ее, – рассказывал Зимобор Лютомеру, когда они остались вдвоем.

– Правильно боится, – одобрил Лютомер. – Она свадьбы не переживет. Ты сам‑то от вилы отвязался, когда мне венок отдал, а она еще за отца это проклятие несет.

– Это верно. – Зимобор опустил голову.

Он всего несколько дней как узнал об этом проклятии, которое делало почти бесполезным все, чего он добился. Он сумел вывести Дивину из‑под власти леса и вернуть отцу, но ему самому она оставалась недоступна.

– Но ты ведь не просто так приехал? – Он с надеждой посмотрел на Лютомера.

– Пирогов поесть на свадьбе! – усмехнулся тот. – А чтобы была свадьба, придется самому позаботиться.

– Ты что‑то можешь? – Зимобор уже едва держал себя в руках, измученный метаниями от отчаяния к призрачной надежде. – Разорви уже ее венок, волк ты мохнатый, может, она тогда отвяжется от нас всех, от меня и Столпомера!

– Я это и собираюсь сделать, – заверил Лютомер. – Мне нужна будет помощь твоей невесты. Но ты не бойся, ее не заденет. Я надеюсь…

Та солнечная дева уже не спала. Ее голубые глаза, распахнутые во всю небесную ширь, наблюдали за ним в ожидании, и в теплом ветре весны он ощущал ее взволнованное дыхание.

* * *

Лютомер лежал на опушке – между луговиной, куда сама княжеская дочь в первый раз после зимы выгнала коров, и березовой рощей, уже одетой первыми мелкими листочками. Они походили на пальчики, которые деревья робко высунули – проверить, тепло ли. Совсем скоро они развернутся и будут всей ладонью гладить солнечные лучи. Эти лучи согревали ему лицо, а спиной он чувствовал холод земли. Он находился на грани – леса и простора, тепла и холода, света и тьмы, зимы и лета. Он пришел на место встречи и ждал ее – свою возлюбленную, невесту Велеса.

Лежа неподвижно, он тем не менее уже был далеко отсюда – от луга, от повеселевших коров, от княжны Дивины, глядевшей на него с недоумением и некоторой опаской. В белой шерстяной шушке, с пучком вербы в руке, с длинной косой и красным очельем, посреди зеленой лужайки она сама напоминала весну – задумчивую, но полную решимости бороться за свое счастье. Ее силы тоже были ему нужны – ведь она, дочь старинного рода, происходила от Владыки Нави, как и все князья кривичей.

А он был уже внизу, на том цветущем лугу, где прежде спала богиня, но луг оказался пуст. Цветы, примятые телом Лады, уже расправили стебельки. Он был в Забыть‑реке, текущей в Закрадный мир, был на краю бездны и вглядывался в глубину первозданных вод, ждущих, пока их озарит луч изначального огня. Он перестал понимать, где он и кто он; темные реки подземного мира стали его кровеносными жилами, и само полуночное солнце сияло кольцом на его руке…

Лютомер привстал и повернулся к девушке. Дивина не могла увидеть, какая перемена в нем свершилась, лишь смутно ощущала, что с ней говорит уже совсем иное существо. Даже шутит, ест пирог, предназначенный в жертву волкам – на выкуп скота. Откуда они взялись, эти волки, – это уже вились вокруг него духи‑спутники, которых сила Велеса сделала зримыми даже для простого человеческого глаза.

А он с трудом мог дождаться той встречи, ради которой пришел сюда. Ни один жених перед свадебной ночью не чувствует такого; даже яростная весенняя жажда Перуна не более этой тоски Велеса, который всегда лишь обнимает спящую богиню, но не может добиться от нее ответной любви. И вот наконец она пришла, эта ответная любовь. В первый раз со времен создания мира? Или нет? Но неподвижно только мертвое, а все, что живо во вселенной, должно обновляться.

– Приди ко мне… – шептал он, обнимая ту девушку, что оказалась рядом с ним на этом лугу, и видя в ней всех бесчисленных дев, что рождались в земном мире и расцветали по весне человеческой жизни.

И голос его мягким шепотом отдавался между землей и небом, докатываясь до верхних слоев вышины и до темнейших глубин подземелья. Он обнимал весь мир, призывая ее оттуда, где она была, – невеста Бога Мертвых, новая жизнь.

Не грянул гром, по‑прежнему был ясный тихий день. Но между берез появилась она – девушка, белая, как лебедь, золотая, как солнце, и цветки молодильника цвели в ее распущенных волосах.

Ее красота поражала, как удар ножом в самое сердце. Каждая из юных дев человеческих несет на себе отсвет ее красоты, а Младина была лучшим, что есть в них во всех. Ее тело светилось сквозь сорочку, сотканную из белизны облаков, а среди травы под ногами стремительно вытягивались стебельки ландыша и одевались белыми жемчужинами. Свежий, тревожный в своей прелести цветочный дух растекался волнами, кружил голову, теснил дыхание.

Но прекраснее всего были ее глаза – зеленые, как трава, устремленные на Лютомера с беспредельным обожанием. Оставайся он сейчас лишь собой – сила этой любви могла бы убить. В ее глазах сиял сам исток того могучего влечения, что даже самых благоразумных дев толкает в объятия едва знакомых удальцов, которых награждает в девичьих глазах всеми достоинствами солнечного бога. Она и боялась его, и тянулась к нему, и не могла ничего изменить – ибо ни в ком так ярко не проявляется заведенный богами порядок возрождения через смерть, как в ней. Дева Будущего жестока, но она же смелее всех на свете отважных воинов: ведь она первой идет и несет на себе свет в ту тьму впереди, где до нее не был еще никто – ни человек, ни дух, ни бог.

Лютомер встал и шагнул к Младине. Единственный шаг перенес его за леса и озера, блестящие лужицами на зеленом ковре далеко внизу: он стал так велик, что вся вселенная едва вмещала его мощь. Сам Велес через тело своего сына вышел в светлый мир Яви, а Лютомер, наполненный духом своего божественного отца, стал вровень с Девой Будущего.

– Взгляни же на меня, Дева, – низким, глубоким, как тьма, голосом позвал он. – Сколько раз я устилал для тебя цветами ложе, но ты спала и не видела их. Сколько раз я целовал твои закрытые очи, но не мог пробудить к жизни. Теперь ты моя, и взор твой – солнце подземья.

Голос его был будто факел, раздвигающий тьму и манящий к себе из‑под воды; волны света вокруг колебались, раскрывая ворота Нави. Шаг за шагом Лютомер приближался к Деве, одолевая слои бытия, которые никогда прежде не были доступны ни человеку, ни богу, но раскрылись ему, сумевшему на это мгновение слить себя и бога воедино.

– Держу я венок твой, – он вынул из‑за пазухи кольцо цветочных стеблей, будто маленькое солнце, – что дала мне, и как половинкам его не бывать больше вместе, так и тебе не покинуть больше меня…