Дорога на Компьен - Виктория Холт

Совет колебался. Мир казался решением всех проблем.

Но маркиза по-прежнему стояла на своем.

* * *

Мадам де Помпадур сидела в своих апартаментах в окружении трех своих подруг. Все они были родом из Лотарингии: и мадам де Мирепо, и мадам Марсан, и герцогиня де Грамон.

Каждая из этих женщин искала выгод в дружбе с маркизой к находила их. Мадам де Мирепо была наперсницей маркизы, мадам де Марсан получила место гувернантки дочерей короля, а герцогиня де Грамон, как и мадам де Мирепо, пользовалась особым доверием маркизы. Герцогиня еще не добилась того положения при дворе, о котором мечтала, но из всех трех лучших подруг мадам де Помпадур именно она была самой честолюбивой.

Маркиза обсуждала со своими подругами мягкотелость Берни и его пренебрежительное отношение к ее намерениям, высказанное им в речи, произнесенной на Совете и уже принесшей свои плоды: стремление заключить мир усилилось.

— Никогда не забуду, мой котенок, — говорила маркиза, за,— как после дела Дамьена, когда я готова была покинуть Версаль, вы сказали мне: кто выходит из игры, тот проигрывает. Но не выход ли из игры и готовит теперь этот трус Берни?

— Вам необходимо, чтобы все дела взял в свои руки сильный человек, — сказала герцогиня де Грамон.

— Вы, несомненно, правы, — ответила маркиза, — но где они, эти сильные люди Франции?

— Я знаю одного такого человека, который теперь служит своей стране за ее пределами и был бы рад возможности служить ей в ее пределах.

Маркиза улыбнулась герцогине. Ей незачем было спрашивать, кто этот человек. Маркиза прекрасно знала, какая привязанность и преданность друг другу существует между герцогиней и ее братом.

* * *

Граф де Станвиль несколько лет назад представил свою сестру ко двору. Они были необыкновенно дружны, говорили даже, что слишком дружны.

Хотя герцогиня и была канонисса женского монастыря, не имея, впрочем, никакой склонности к такой жизни и тяготясь ею, а граф де Станвиль домогался чести занять достойное положение при дворе, брат и сестра открыто, на виду у всех и ко всеобщему изумлению жили вместе друг с другом.

Станвиль оказал маркизе неоценимую помощь в деле Шуазель-Бопре, и с тех пор она решила сделать из графа своего надежного союзника. Сестра графа стала подругой маркизы де Помпадур, а сам он получил назначение послом в Австрию. Но было вполне естественно, что такой человек, как Станвиль, захочет подняться до более высокого положения, чем положение посла. Он будет стремиться вернуться в Версаль, где находится его сестра. Добродетельная и красивая жена — ее сосватала графу Станвилю маркиза — сопровождала графа в его миссии, предоставив в его распоряжение все свое огромное состояние и простив ему многочисленные любовные похождения и при этом еще, будучи бесспорно очаровательной женщиной, хранила ему верность.

Станвиль, однако, полагал, что ни одна женщина не может сравниться с его рослой, пышнотелой и амбициозной сестрой. Он нашел ей пожилого богатого мужа герцога де Грамона, которого она оставила вскоре после церемонии бракосочетания.

— Да, и кто же это? — спросила, улыбаясь, маркиза.

— Я имею в виду, конечно, моего брата, — ответила герцогиня. — Он ищет возможности использовать свои несомненные дарования там, где они могли бы принести Франции как можно больше пользы.

Маркиза задумалась.

Это было решением проблемы. Вернуть Станвиля ко двору, чтобы он сменил Берни. Граф уже доказал однажды маркизе, что является ее верным другом. Пусть доказывает это и впредь.

Граф де Станвиль вернулся из Австрии и занял место Берни, ставшего кардиналом и отбывшего в Суассон. Станвиль же стал герцогом де Шуазелем. Этот яркий и энергичный человек вернул Франции надежду на успех. Да, Шуазель был блестящим человеком, никто не отрицал этого. Некрасивый, даже безобразный, он, однако, умел очаровывать людей до такой степени, что в любом обществе становился центром внимания.

При малом росте он был, однако, ладно скроен, имел очень, высокий и широкий лоб, маленькие глаза, рыжие волосы и толстые губы, но главную достопримечательность его лица представлял собой маленький, курносый носик. У всякого другого человека лицо при таком-то носе казалось бы смешным, лишенным достоинства и благородства — только не у Шуазеля!

Он был на редкость остроумен, порой — и даже нередко — это остроумие разило, как жало змеи. А любовные интриги Шуазеля были столь же многочисленны, как у Ришелье, хотя не было другой женщины, которую Шуазель ценил бы столь же высоко, как свою сестру. А еще Шуазель отличался крайней. расточительностью. Ему повезло, что его жена была одной из самых богатых женщин Франции. Гостеприимство и щедрость, герцога не знали границ. Кто бы ни навестил его в предобеденный час, получал приглашение к столу. Для этого в доме герцога в обеденном зале специально установили два огромных стола. Первый был рассчитан на тридцать пять персон, а если гостей оказывалось больше, то немедленно накрывали второй стол.

Говорили, что герцог атеист, хотя он порой и появлялся на религиозных церемониях. Не вызывало сомнений, однако, что делает он это ради приличия и в силу установившегося обычая. Наибольшее почтение герцог Шуазель питал к интеллекту и находил себе истинных друзей среди философов и вольнодумцев, которых принимал в своем доме куда более радушно, чем церковников. Он регулярно переписывался с Вольтером и всегда с интересом прислушивался к новым идеям и осмысливал их.

Это был многогранный человек, в высшей степени уверенный в своей способности сделать себе имя и вытащить Францию из того болота неудач, в которое она, казалось, стремительно погружается. При этом герцога Шуазеля мало заботило, кто и что подумает и скажет о нем.

Он пылко влюблялся в каждую женщину, чьи чары привлекали его, но все эти романы длились недолго. Не делал герцог ни малейших попыток утаить свои отношения с сестрой. Такие отношения стали даже новой модой при дворе. Многие галантные кавалеры, привыкшие рабски следовать новой моде, принялись афишировать любовь к своим сестрам.

Многие иронически называли герцога Шуазеля Птолемеем, намекая на египетских фараонов, женатых на собственных сестрах.

Герцог Айенский сказал как-то мадам де Помпадур, что был бы рад последовать существующей моде, но у него целых три сестры и выбрать какую-то одну из них очень трудно: все они такие непривлекательные.

Критика, направленная против герцога Шуазеля, лишь забавляла его. Он безоговорочно верил в себя и свою судьбу. Проведя полночи в разгуле и наслаждениях, он на следующий день оставался полон гигантской энергии и без малейших признаков утомления занимался государственными делами.

Многим верилось, что само это трудное время выдвинет, как уже не раз бывало в истории, гениального человека, который возьмет в свои крепкие руки штурвал управления родным кораблем — государством, готовым вот-вот налететь на скалы и затонуть в пучине военного поражения, голода и, может быть, даже революционной смуты, и явится спасителем Отечества.