Игра на понижение. Тайные пружины финансовой катастрофы - Майкл Льюис

Вся отрасль держалась на спинах рейтинговых агентств, однако людей, в них работавших, вряд ли можно было принять за представителей этой индустрии. Столкнувшись с ними в коридоре, вы вполне могли принять их за рядовых сотрудников Wells Fargo или ипотечных кредиторов вроде Option One – из тех, что вкалывают с девяти до пяти. В Вегасе они ходили в строгих костюмах, что наполовину характеризовало их. Дополняла характеристику стоимость этих костюмов. Все остальные придерживались делового неформального стиля; несколько действительно важных шишек носили итальянские костюмы за $3000. (Загадка обитателя Уолл-стрит мужского пола: он совершенно не разбирается в тонкостях высокой моды, зато с первого взгляда может определить стоимость костюма другого обитателя Уолл-стрит.) Ребята из рейтинговых агентств носили синие костюмы из магазинов J. C. Penney, слишком тщательно подобранные галстуки и накрахмаленные чуть жестче, чем следовало, рубашки. Они не были настоящими игроками и не знали настоящих игроков. Им платили за оценку облигаций Lehman, Bear Stearns и Goldman Sachs, но они не могли назвать ни имен, ни каких-либо иных важных сведений о шишках из Lehman, Bear Stearns и Goldman Sachs, которые зарабатывали состояния на прорехах в моделях рейтинговых агентств. Они знали ровно столько, чтобы оправдать свою работу, и производили впечатление застенчивых, боязливых и осторожных. Как выразился Дэнни: «Их не встретишь за столом, где играют в кости».

Именно в Вегасе Айсман осознал: «Все, что меня беспокоило, совершенно не волновало рейтинговые агентства. Помню, как сидел там и думал, Боже, какое все-таки жалкое зрелище! Разглядеть человека с мощным интеллектом можно сразу: ты просто его узнаешь. Когда ты сидишь рядом с Ричардом Познером [профессором права], то понимаешь, что это Ричард Познер. Когда ты сидишь с сотрудником рейтингового агентства, то понимаешь, что это сотрудник рейтингового агентства». Если судить по их поведению, то рейтинговые агентства заботило только увеличение количества сделок, которые они оценивали для инвестиционных банков Уолл-стрит, и получение комиссионных. Moody’s, бывшее когда-то частной компанией, стало публичным в 2000 году. С тех пор его доходы возросли с $800 млн в 2001 году до $2,03 млрд в 2006 году. Существенная доля прироста – более половины, (насколько более, Айсману отказались сообщить) – приходилась на загадочный сегмент жилищного кредитования, известный как структурированные финансы. Гарантированно привлечь структурированные финансы можно было, только согласившись с допущениями индустрии структурированных финансов. «Мы задавали всем два вопроса, – говорит Винни: – Каковы ваши ожидания относительно цен на жилье и каковы ваши ожидания относительно убытков по кредитам?» Оба рейтинговых агентства ожидали роста цен на жилье и 5 %-ные убытки по кредитам, иными словами, будь оно так на самом деле, инвестировать стоило даже в низкокачественные ипотечные облигации с рейтингом «три В». «Создавалось впечатление, будто все заранее сговорились на 5 %, – замечает Айсман. – Все уперлись в 5 %. Это была партия со своим политическим курсом»[14]. Айсмана потряс тот факт, что никто из встреченных им в Лас-Вегасе не желал ничего менять. Они делали свое дело, не особенно утруждаясь размышлениями.

Именно в Лас-Вегасе отношение Айсмана и его партнеров к американскому рынку облигаций приняло окончательную форму. Как выразился Винни: «В тот момент мы сказали себе: “Черт возьми, дело не просто в кредитах. Это же самая настоящая финансовая пирамида”». В Вегасе они перестали ломать голову над тем, нет ли у участников рынка облигаций какого-то секрета. Этот вопрос сменился другим: следует ли их просто выгнать или посадить в тюрьму? Они заблуждаются или действуют сознательно? Дэнни полагал, что большинство участников слепо руководствовались собственными интересами и не замечали риск, порождаемый их действиями. Винни, всегда более пессимистичный, говорил: «Придурков больше, чем мошенников, но последние занимают более высокое положение». Рейтинговые агентства опозорились дальше некуда и все равно продолжали функционировать, а работающие в них даже не догадывались, что крупные фирмы с Уолл-стрит попросту обвели их вокруг пальца. Особенно сильно в память Винни врезалась встреча с третьим по размерам рейтинговым агентством Fitch Ratings. «Я понимаю, вы вроде как в стороне, – заметил он, стараясь казаться вежливым. – Все сначала смотрят на этих двух гигантов и уж только потом на вас. Если вы хотите выделиться и привлечь к себе внимание, почему бы вам не пойти своим путем и не поступить честно?» Он-то рассчитывал, что люди из Fitch Ratings проникнутся его словами и, может быть, даже нервно хихикнут. Но они почти обиделись. «На меня уставились так, словно вообще не понимали, о чем я толкую».

В Лас-Вегас они уезжали с короткой позицией в низкокачественных ипотечных облигациях почти на $300 млн. По возвращении эта сумма была доведена до $550 млн, к тому же сюда добавились ставки против CDO, созданных Вином Чау. Учитывая, что в их распоряжении имелось всего $500 млн, короткая позиция теперь превышала их портфель. Но они на этом не остановились. В первый же рабочий день они продали в короткую акции Moody’s Corporation по $73,25 и продолжили поиск компаний и людей, подобных Вину Чау.

Чарли Ледли и Бен Хокетт вернулись из Лас-Вегаса 30 января 2007 года в полной уверенности, что финансовая система утратила разум. «Я сказал матери: “Грядет кончина демократического капитализма”, – вспоминает Чарли. – А она воскликнула: “О, Чарли!” – и на полном серьезе предложила мне полечиться от психоза». Их инвестиционный подход заключался в умении дистанцироваться от чужих убеждений; теперь они обрели собственные убеждения – и это вызывало новое и тревожное чувство. Джейми отправил партнерам записку с вопросом, не делают ли они ставку на крушение общества, т. е. на событие, которое правительство никогда не допустит. «Если спреды начнут расширяться по широкому кругу CDO, – писал он[15], – это будет свидетельствовать о глобальной финансовой катастрофе… Федеральная резервная система обладает достаточной властью, чтобы вмешаться и решить проблему… Думаю, вопрос стоит так: насколько масштабным должен быть этот крах, чтобы стать “таким, который допускать нельзя”?»

Конференция в Лас-Вегасе проводилась, помимо прочего, с целью укрепления веры в рынок. На следующий день после того, как участники рынка низкокачественных ипотечных кредитов покинули Лас-Вегас и вернулись на свои рабочие места, рынок дал трещину. ABX, индекс низкокачественных ипотечных облигаций с рейтингом «три В» (как раз таких, на основе которых создавались низкокачественные CDO) упал 31 января 2007 года больше, чем на пункт, с 93,03 до 91,98. Он так плавно скользил на протяжении последних месяцев от 100 до 93, что изменение на целый пункт вызвало шок. Чарли забеспокоился, не опоздали ли они с этой сенсационной возможностью и успеют ли снять сливки. Женщина из Morgan Stanley поначалу держала свое слово: за 10 дней она протолкнула их контракт ISDA, хотя обычно переговоры занимали несколько месяцев. Чарли получил от нее перечень траншей CDO «два А», на которые Morgan Stanley был готов продать им дефолтные свопы[16]. Ночи напролет Чарли размышлял, на понижение каких облигаций стоит ставить. Но когда он позвонил в Morgan Stanley, оказалось, что там передумали. Первоначально речь шла о приобретении страховки примерно за 100 базисных пунктов (1 % от страховой суммы в год), но на следующее утро, когда он захотел заключить сделку, стоимость увеличилась больше чем в два раза. Чарли стенал и жаловался на несправедливость, и его знакомая вместе со своим руководством немного уступила. 16 февраля 2007 года Cornwall заплатила Morgan Stanley 150 базисных пунктов за покупку $10 млн в дефолтных свопах на CDO с названием «Гольфстрим» – ни больше ни меньше.