Твое нежное слово - Кэрин Монк

– Прекрасно, тогда сделайте амулет, чтобы он любил меня поменьше. Или я его на сковородке поджарю.

– Я сделаю амулет, который отгонит Руперта, – предложил Зареб. – Но должен предупредить, что его запах трудно вынести.

– Тогда я повешу амулет на кухонную дверь, – пожала плечами Дорин.

– Простите, что вас оставляю, – извинилась Камелия, – но мне действительно нужно написать мистеру Траффорду.

– А я соберу необходимые лекарства, – решила Юнис. – Думаю, пригодится хорошая порция сиропа фиалки, чтобы время от времени очищать желудок. Неизвестно, что вы там будете есть.

– Лучше бы ты дала нам лекарство, которое удерживает еду в желудке, а не выворачивает его, – заметил Оливер.

– Я упакую оба, – сказала ему Юнис. – На всякий случай.

– Мне тоже надо уладить перед отъездом много вопросов, – сказал Эллиот.

– С удовольствием провожу вас, ваше сиятельство, – любезно сказал Оливер, направившись к двери.

Саймон смотрел, как маленькая компания шумно двинулась вниз по лестнице.

Потом он сел на диван и уставился на Оскара, который весело уплетал имбирное печенье.

– Дай сюда, – сказал Саймон, протянув руку, когда Оскар жадно схватил последнее печенье. – Или я скажу Юнис, что это ты выбросил из окна ее нижнюю юбку.

Оскар непокорно заворчал.

– Тебе не понравится, если из тебя бархотку сделают, – предупредил Саймон. – Юнис использует для полировки пасту, которая пахнет действительно гадостно.

Оскар задумчиво замер, потом неохотно отдал драгоценное печенье Саймону.

– Очень хорошее решение, – уверил его Саймон, собираясь откусить кусочек.

Тут на его плече громко запротестовала Харриет.

– Ты можешь взять овсяное печенье, – предложил Саймон, – оно ничуть не хуже.

Харриет взяла в клюв печенье и сердито отбросила его.

– Ладно, – уступил Саймон. – Но ты получишь только половину. – Он разломил имбирное печенье и дал ей кусочек.

Откинувшись назад, он откусил вторую половину и вздохнул. За свои тридцать пять лет он никогда не ездил дальше, чем от Инвернесса до Лондона, а теперь собирается пересечь океан и углубиться в дебри, чтобы найти могилу, которая, возможно, проклята.

Оставалось только молиться. Во-первых, чтобы его насос работал.

И во-вторых, чтобы он сам пережил это путешествие.

Ухватившись за металлический поручень борта, Камелия глубоко вдохнула влажный океанский воздух, смывающий грязь и суматоху Лондона.

Прошло лишь несколько дней трехнедельного пути, но она уже чувствовала себя значительно лучше, чем в последние месяцы. Океанский воздух, в отличие от лондонского смога, темного от дымящих труб, пропахшего навозом и сточными водами, был свеж и чист. Камелия не понимала, как сумела выжить в этом городе и не подхватить какую-нибудь ужасную легочную болезнь. Хотя они еще не достигли побережья Марокко, она чувствовала, как через мили темных волн, в которых отражались звезды, ее зовет Африка.

«Домой, – шептала Камелия с каждым движением судна по мощным волнам. – Домой». Закрыв глаза, она немного наклонилась вперед, чувствуя себя свободной, беззаботной, полной надежд.

Наконец она возвращается домой.

Когда три месяца назад они отправлялись из Кейптауна в Англию, Зареб волновался, что они могут не вернуться обратно. Он предостерегал Камелию, что Лондон дикое и опасное место, где можно потерять душу и никогда ее не найти. Камелия отмахнулась от опасений пожилого африканца, боявшегося незнакомого мира.

Зареб ошибся. Камелия не потеряла свою душу в Лондоне, ничего даже отдаленно похожего на это не произошло. Блестящие балы и приемы, на которых она бывала, бледнели по сравнению с безмолвной красотой африканского ночного неба, по которому она тосковала. От вычурных высоких зданий и узких, заполненных людьми улиц у нее возникало ощущение, что она угодила в ловушку и ей нечем дышать. Бесчисленные письма, в которых она умоляла потенциальных инвесторов принять ее, посещение скучных лекций и приемов в надежде получить деньги или насос вызывали у нее чувство опустошенности и разбитости, будто она действительно ничего в жизни не достигла. Отец был прав, подумала Камелия, сильнее подавшись вперед. Для нее самое большое счастье копаться в грязи.

– Я предпочел бы, чтобы вы не высовывались так далеко, – произнес низкий голос. – Мысль о ночном заплыве меня не радует.

Обернувшись, Камелия увидела, что из тени за ней наблюдает брат Саймона Джек. Он небрежно прислонился к мачте, скрестив на груди руки, его расслабленная поза очень напоминала манеру Саймона. На этом сходство заканчивалось.

Джек Кент был на дюйм выше Саймона. За долгие годы, проведенные на палубе под ветром и солнцем, его красивое лицо стало бронзовым. Волосы цветом походили на хорошо отполированное дерево, в них были заметны вызолоченные солнцем пряди. Стальной цвет серых глаз напомнил Камелии мерцающее лезвие кинжала. В тридцать восемь – Джек был только на три года старше Саймона, – поглощенный мирскими заботами, он казался куда более зрелым. Пристальный взгляд Камелии упал на тонкий белый шрам, извивавшийся по левой щеке. Она вспомнила, как Саймон упомянул, что Джеку было почти пятнадцать, когда леди Редмонд освободила его из тюрьмы в Инверари. Годы, когда ему приходилось выживать самостоятельно, были очень суровыми.

– Я люблю запах и вид океана, – сказала Джеку Камелия. – Он дает мне ощущение свободы.

– Я вас прекрасно понимаю, – уверил ее Джек. – Но думаю, что Саймон разозлится, если я позволю вам свалиться за борт.

– Где он?

– В машинном отделении. Пытается придумать более эффективный паровой двигатель, который сделает мои суда самыми быстроходными. Он говорит, что у него есть новая идея, и он начнет работать над ней, как только вернется из Африки.

– Значит, он чувствует себя лучше.

– По-моему, да. Кажется, морская болезнь наконец прошла.

– Или лекарство Юнис сделало свое дело, – язвительно заметил Оливер, выходя на палубу с Заребом. – Бедный парень, я уж думал, что он попросит; Джека повернуть судно обратно. Он боялся, что весь рейс будет зеленым как лягушка.

– Он бы не так болел, если бы позволил мне исполнить ритуал исцеления, – настаивал Зареб. – К сожалению, я не сумел его убедить.

– Ему следовало отдыхать в каюте, – сказала Камелия. – Если он еще слаб, то не надо пытаться работать.

– Не сахарный, не растает, – ответил Оливер. – Когда он по уши в машинном масле, он счастлив.

Джек кивнул:

– Помню, когда мы поселились в поместье Хейдонов, Саймона привлекли часы. Он разбирал их одни за другими, а потом пытался собрать, чтобы понять, как они работают. Но всякий раз оставались лишние части.