CC – инквизиция Гитлера - Гвидо Кнопп

Войска, вторгшиеся на территорию Советского Союза 22 июня 1941 года, представляли собой величайшую в истории вооруженную группировку сконцентрированную для проведения одной военной кампании: почти 3,2 миллиона солдат, входящих в состав семи армий, четыре танковые группы с 3580 танками, 7184 орудия, три воздушных флота с более чем 2000 самолетов. Вермахту Гитлера понадобилось всего лишь несколько дней, чтобы оставить позади всю западную границу громадной Красной империи.

Бесчисленное количество людей вдруг оказалось в условиях немецкой оккупации. Они сразу не могли объективно оценить положение, но очень скоро познали действительность с самой худшей стороны. 22 июня для Гитлера началась война, к которой он всегда стремился. Истребительная война на Востоке во имя старых целей — завоевания «жизненного пространства», искоренения коммунизма, истребления евреев. Уже в начале марта он, выступая перед главнокомандующими тремя видами вооруженных сил и командующими родами войск вермахта, подчеркнул: «Войну против такой страны, как Россия нельзя вести по-рыцарски. Здесь речь идет о борьбе мировоззрений и расовых противоречий, поэтому она должна вестись с небывалой и безжалостной жестокостью».

Задачи «оперативных групп» были четко определены: «Уничтожение всех враждебных империи и Германии элементов на территории противника в тылу наших сражающихся войск».

Конкретно это означало: продвигаться за войсками вермахта, систематически прочесывая оккупированные территории с целью выявления и уничтожения идеологических и расовых врагов гитлеровской империи. Истреблению подлежали также цыгане и другие «асоциальные» элементы.

Такой должна была быть война по Гитлеру — свободной от соблюдения морально-нравственных норм цивилизации. В этой его войне не было места правилам, которые могли бы обеспечивать хотя бы минимум гуманизма.

С первого дня агрессии против России оперативные отряды расстреливали коммунистов, интеллигентов и, в соответствии с приказом Гейдриха, прежде всего «евреев, являвшихся партийными и советскими работниками», как потенциальных «возмутителей спокойствия».

То, что границы между социальными прослойками населения были нечеткими и сознательно затушевывались, показывают, например, результаты первых расстрелов, проведенных оперативными командами в латвийском городе Лиепая, который немцы называли тогда Либау. В июле 1941 года там участились случаи расстрелов заложников. С 29 июня город и его военно-морская база находились в руках немцев. То есть потребовалась целая неделя после нападения вермахта на Советский Союз, чтобы сломить сопротивление защитников города, советских военных моряков и дружинников верфи Торсмаре. Но перестрелки между оккупантами и защитниками города все еще продолжались. Оснований для выхода на сцену 2-го оперативного отряда было более чем достаточно, чтобы «умиротворить» город Либау во что бы то ни стало. Таков был приказ. Помощь карательного отряда запросил местный комендант города, капитан 3-го ранга германского ВМФ. Это он объявил горожанам о драконовских мерах возмездия. «За каждую попытку нападения, саботажа или грабежа будут расстреливаться 10 заложников, находящихся под арестом».

Первые заложники были расстреляны 4 июля в дюнах под Лиепаей подразделением СС 2-го оперативного отряда: 47 евреев и 5 латышских коммунистов. Через три дня комендант увеличил число подлежащих расстрелу заложников до 100 человек в качестве ответной меры за ранение одного немецкого солдата. Германские расстрельные команды, послушные исполнители преступных решений в борьбе против «всемирного еврейско-большевистского врага» прекрасно знали, кого брали заложниками в первую очередь — евреев только что оккупированного города. Пока их жертвами были молодые еврейские мужчины, по возрасту относящиеся к категории военнообязанных. Таков был приказ. Пока они еще не трогали женщин, детей и стариков. Охотясь на заложников, команды захвата прочесывали дома, хватали молодых евреев прямо на улице без каких-либо объяснений. Они становились легкой добычей для палачей, поскольку с 5 июля по распоряжению коменданта города все евреи обязаны были носить на груди и спине специальные нашивки желтого цвета.

В эти же дни потеряла своего отца 16-летняя гимназистка Фанни Сегал. Он предчувствовал, что евреям Либау следует быть готовыми к самому худшему. Фанни вспоминала: «Однажды он пришел домой и рассказал маме, что они роют рвы на берегу моря. «Я думаю, что эти рвы для нас», — сказал он. Его опасения оправдались 8 июля. Мы работали в военном лагере за Либау. В 5 часов немцы привезли нас обратно в город. Мы должны были отметиться, чтобы получить справку о сделанной работе. Мы двинулись в центр города. Там зашли в просторный зал большого дома. В зале находились несколько сот человек, и вдруг раздалась команда: всем мужчинам выйти на улицу!

Мой отец заплакал, поцеловал меня и отдал мне свои часы. Он знал, что это конец».

Всего в Либау за первый месяц немецкой оккупации более тысячи мужчин-евреев были расстреляны оперативными командами и латышскими отрядами «самообороны». В то лето 1941 года за линией германского фронта таких городов, как Либау, было немало. Имели место факты, которые давали Гитлеру возможность зверства, совершаемые немцами, сваливать на Советы под умело организуемую пропагандистскую шумиху. Понятное дело, ведь массовые убийства людей, методичные или творимые в кровавой горячке, совершались в первые недели войны в России не только немецкой стороной.

Тайная полиция Сталина, НКВД, тоже умела творить кровавые дела с целью уничтожения всех оппозиционных сил: политиков, интеллигентов, служащих, учителей, украинских и польских националистов.

В городах Чертков, Тариополь, Рига, Злочев немецкие солдаты наткнулись на следы страшной человеческой бойни. До вступления немцев в Лемберг (г. Львов) в трех городских тюрьмах содержались пять тысяч заключенных. После начала войны, в период с 24-го по 28 июня, здесь тоже не обошлось без эксцессов.

Массовые убийства стали системой и для политической полиции Сталина, шеф которой Берия приказал расстрелять всех «классовых врагов» и «контрреволюционные элементы». Тысячи заключенных этих тюрем были убиты в затылок, многие погибли от ударов кувалдами по голове. Когда в хаосе, возникшем перед вступлением немцев в город, заключенные попытались группами бежать на волю, охранники открыли по ним огонь из пулеметов, а переполненные узниками камеры забросали ручными гранатами.

29 июня немецкие войска подошли к Лембергу, а Советы стали спешно покидать город, уходя на Восток. Жители Лемберга кинулись искать своих родственников и друзей в грудах разлагающихся трупов, которые оставили после себя Советы. При этом каждый думал о том, как отомстить за эти злодеяния. Но истинные преступники бежали, зато быстро нашлись козлы отпущения. В спешке организованная украинская милиция начала выгонять из города всех евреев. Немецкие солдаты этому не препятствовали, тем более личный состав оперативных отрядов, в обязанность которых входило и скрытое подстрекательство местного населения к погромам. Полька Ярослава Волочанска, 22 лет, видела, что тогда произошло в Лемберге, из 340 тысяч жителей которого одну треть составляли евреи: «Это был ужасный погром. Они появились на рассвете и стали вытаскивать евреев из домов. Самое страшное было то, что они убивали и детей. Все было невыразимо ужасно. Во всем городе стоял запах смерти и разложения».