Не гореть! - Марина Светлая

Впрочем, что удивительного? Если она и правда со времени, как ваяла Савелия, была в него влюблена, то чего ожидать? Ведь ее «не все равно», настороженно спрашивал он себя, можно расценивать именно так? При наличии злых языков столько лет наблюдать за его «бурной» личной жизнью со стороны… недолго и взбеситься. Дэна, вон, безобидный Каланча накалял, послужив нехилым двигателем прогресса. У Ольки же ревность, кажется, напротив вызывает острое желание бежать, сверкая пятками.

Детская, мать ее, травма. И воображение у этой травмированной буйное.

Самому себе Денис представлялся подопытным кроликом, подсаживаемым в Олькиной голове к той или иной бабе.

— Баба Рита отдыхает! — ржал он, валясь на диване и систематизируя поток Олиного сознания, пытаясь прийти к общему знаменателю.

Итак, кого она там перечисляла?

Инга. Прилетело, откуда не ждали. Черт с ней, проехали.

Рыженькая Таня. Ноу-хау для родителей. Система отпугивания птиц в аэропортах. В смысле — искусно созданная иллюзия устойчивых отношений во избежание плодов маминой предприимчивости. Система была в курсе, с системой — исключительно по взаимовыгодному договору разок вместе в гости сходили, а взамен обои ей в прихожей поклеили. Все. Полгода его не трогали. Потом благополучно переключились на Ксюху. Благо, в ту пору было где разгуляться.

Инспекторша. Светка с параллельного потока. Приехала покорять столицу из глубинки, без связей, денег, но с мозгами. Зарабатывала, как могла. Писала курсовые, дипломные. Дэну делала переводы по английскому. Ему языки никогда не давались, а Светка шпрехала, будто английский был ее вторым родным. Или даже первым. С ней можно было поржать на курилке и пива в выходной выпить за встречу спустя почти десяток лет после окончания учебы. Как с любым другим однокашником без гендерной окраски.

Ну а что до гендера… По многим объективным и субъективным причинам баб Басаргин предпочитал иметь со стороны. Да и тем никогда и ни в чем не признавался, успешно лавируя между физиологией и бытовой романтикой. А Олино недовольство странным образом не выходило за пределы части.

За одним исключением.

Диана… Тут образовывался провал. Никаких Диан он вообще не знал. И единственной возможностью узнать, о ком говорила Оля, оставалось спросить ее саму, кто такая эта Диана, которую полагалось любить Денису.

Или не любить, если учесть, что Олька действительно его ревновала. Правда же ревновала! Как это он еще по осени не понял? Уже тогда ведь было ясно — он ее целует, а она ему про Ингу! Потому что ревновала! Со времен Савелия — точно. И это просто… с ума сойти!

Неуемный, бурлящий ход его мыслей был прерван самым неделикатным образом в половине шестого вечера — эти цифры демонстрировали часы. Календарь же фиксировал пятницу. А за порогом стояли его ближайшие родственники в количестве трех человек. В смысле, двое Парамоновых — отец и дочь, и одна Басаргина — в смысле, Ксюха.

Денис пропустил их в прихожую и, кивнув на племянницу, спросил голосом, полным оптимизма в крайней степени:

— Я надеюсь, вы у меня ее на ночь не забудете?

— И не мечтай, — хмыкнул Глеб. — Своих заводи.

— Вот и прекрасно, — проигнорировав замечание Парамонова, отозвался Денис. — А будет орать — привезу в театр. Пусть там горланит.

— Эй, мы же не в оперу идем!

— Будет у вас все в комплексе.

Кроха, судя по широкой беззубой улыбке, все же орать была пока не настроена. Ребенка благополучно занесли в квартиру. Сумка с необходимым была водружена на кресло. Судя по ее объему, привезли ребенка будто на месяц. Впрочем, возможно, это Денис просто не был в состоянии трезво оценить, что может пригодиться, а что нет.

— Ты, если чего, звони, — продолжал вещать Глеб, и повернулся к супруге: — Ксёныч, во сколько кормить?

— Сама попросит, — улыбнулась она. — Как проголодается — чмокать начнет. В сумке смесь, разведешь в теплой воде. Мультики ей включи, она под них засыпает. Не придется никуда ехать, а мы спокойно спектакль посмотрим.

— Между прочим, первый выход в свет за год, — улыбнулся Парамонов, вручая ребенка Денису. — Даже если тебе кажется, что фиг она куда доберется, глаз не спускай. Подвижная очень. Любит летать со всех поверхностей. Лучше всего с ней под боком. А мы пока с мамой быстро сбегаем в театр, да, мелочь? — мелочь радостно булькнула. — Я Ремарка не читал, хоть спектакль посмотрю. С этой, как ее… Ксёныч?

— Владой Белозёрской.

— Во, с ней, с Белозёрской! Маргарита Николаевна очень рекомендовала.

— Фамилия какая-то знакомая, — пробурчал Дэн.

— Я не верю, что ты смотришь сериалы и шоу в ящике, которые у ваших родителей вечно трещат!

— У меня даже телевизора нет, умник, — хохотнул Денис. — Ладно, валите уже, а то опоздаете.

— Валим, валим, — смилостивился Глеб, пощекотал Кроху и ухватил за руку Ксению. — Мы недолго. Как освободимся, сразу наберем. И ты если чего — сигнализируй.

В глубине души Денис не терял надежды, что сигнализировать не придется. Как и посоветовала сестра, он врубил первый попавшийся мультканал, и мелочь, устроившись практически у него подмышкой — видимо, родители приучили, как загипнотизированная, залипла на экране ноутбука, в котором замелькали кислотные цвета современной мультипликации. Тем самым давая дядьке свободу для навязчивых размышлений.

«Белозёрская», — саднило в голове. Неприятно, гаденько, непонятно из какой дыры лезло. Влада Белозёрская. Актриса. Видимо, не безызвестная. Судя по советам Маргариты Николаевны.

И даже когда он в который раз пытался думать о насущном — как разобраться в отношениях с Олькой, возвращался, как заведенный, туда же. В мельтешащую перед самым носом до раздраженного состояния точку. Что это давало Денису? Ничего! Но в мыслях продолжало вертеться. Белозёрская. Влада Белозёрская. Актриса.

Замкнутый круг. В который неожиданно ворвался Олин подрагивающий, кажется, почти на грани срыва голос.

«И Диане Белозёрской признавался?» — отчетливо и близко, будто на ухо. Будто не перекрывалось гулом метро и ревом поезда. Вместо этого саднящее в голове рвануло со всей дури и слилось с ее отчаянием. Тем самым, которое он только на мгновение увидел, когда закрывались двери вагона.

Задрыхший под боком ребенок вынудил избегать резких движений, когда захотелось разнести к чертям какую-нибудь стену. Конечно, желательно ту, которую возводила Олька.

Ди-ане. Бело-зёрской. Той самой, которую он даже не знал. Или не помнил? Да как можно не помнить что-то хоть мало-мальски значимое?

Сколько Белозёрских может жить в Киеве?

Насколько фамилия распространена? Слыхал он ее когда-нибудь до этого дня — не по Олиной версии, а по своей собственной?

Бывают ли такие совпадения? Наверное, бывают.

Наверное, просто у него самого в мыслях все выворачивается наизнанку и превращается в спутанный клубок сбившейся шерсти. Когда у бабы Риты такое случалось, отец помогал распутывать. У него хватало терпения. Но это если буквально. Его задача сложнее. Да и есть ли она, эта задача? Актриса Влада Белозёрская. «И Диане Белозёрской признавался?»