Добыча - Эндрю Фукуда

На улице закат — скрытый за темной стеной облаков и дождя, — перешел в ночь.

— Но мы же не знаем, верно? — говорит Джейкоб. — Точно-то мы не знаем, да? Цивилизация может оказаться Землей Обетованной, поезд может отвезти нас в рай.

— Помнишь, что сказала девушка с косичками? — возражаю я. — Она предупредила нас, чтобы мы были осторожны.

— А другая девушка? — Джейкоб не успокаивается. — Она сказала, что нам надо перестать искать врагов повсюду. Может быть, это место — действительно ворота в рай.

Сисси стонет от боли. Глаза у нее все еще закрыты.

— Посмотри, что эти люди сделали с Сисси, — говорю я. — Как можно верить тому, что они говорят?

Джейкоб встает, подходит к окну.

— Слушай. Вчера мне приснился сон. Приснилась эта Цивилизация. — Он молчит, собирается с мыслями. Но потом вновь начинает говорить, и его щеки слегка розовеют: — Это было так реально. Я видел открытые стадионы, полные людей. Они смотрели спортивные соревнования при свете дня, как во всех этих книжках, которые мы читали. Видел рынки, где торговали самыми разными товарами. Концерты на траве. Городские кварталы, полные ресторанов со столиками на улице, где человеки сидели и ели… салаты. И парки развлечений с парадами людей в разных костюмах, магическими замками и аттракционами. Карусели со смеющимися детьми, лодки, поющие марионетки, о которых рассказывал Ученый. Мы не можем не поехать туда.

— Ну, Джейкоб, это только сон. Мы не можем принимать решение, основываясь на чем-то таком приторно-нереальном, — мягко упрекает его Эпаф.

— Это ничуть не хуже, чем ваши догадки, — Джейкоб проводит рукой по волосам. — Я пытаюсь просто сказать, что нам ничего не известно. Во всяком случае, наверняка.

Мы молчим. Я бросаю в камин еще одно полено, и все мы смотрим на огонь, будто ответ где-то там, в пляшущих языках пламени.

— Но одно мы знаем наверняка, — это высоким голосом произносит Бен. Он сидит, обняв согнутые ноги, уперев подбородок в колени. Улыбаясь, Бен поднимает голову: — Источник. Мы знаем, что это.

Все поворачиваются к нему.

— То есть кто это, — говорит он. Он поднимает руку, вытягивает палец и показывает прямо на меня: — Ты — Источник. Это же так очевидно.

— Я? С чего ты взял? — мне хочется огрызнуться, но почему-то не получается.

По моему телу идут мурашки. Все смотрят на меня с тем же выражением, что и несколько дней назад. Когда они перевернули каменную табличку и прочитали на ней…

— Не позволяйте Джину умереть, — говорит Бен.

— Не позволяйте Джину умереть, — медленно и задумчиво повторяет Джейкоб, как будто пытаясь почувствовать каждую букву. Он поднимает глаза, смотрит мне в лицо, и его глаза расширяются от удивления. — Бен прав. Источник не вещь, а человек. Это ты. Ты должен быть Источником.

Рядом со мной, в камине, потрескивают дрова.

— Да, — говорит Эпаф, закусывая губу. — В этом есть смысл. То есть я говорю, мы искали его везде. В вещах, в одежде. Пролистали дневник Ученого. Но так ничего и не нашли. Если бы Источник был какой-то из наших вещей, мы бы давно об этом знали.

Он смотрит на Сисси, лежащую на диване:

— Ты сказал, старейшины считают, что Источник — это какой-то код. Буквы. Возможно, вытатуированные у нас на коже. Но что, если эти буквы не на коже, а…

— В имени. В твоем имени, — говорит Бен, глядя на меня.

Джин. Ген.[2]

— Что, если начало спрятано в твоих генах? — спрашивает Бен. — Это же генетика. Все эти ДНК и прочее, о чем нам рассказывал Ученый.

Они смотрят так, будто у меня неожиданно выросло пять голов.

— Не, — качаю я головой, — не может быть, чтобы это было так просто. — Я хмурюсь и замечаю свое отражение в окне. — Или может?

— Джин, — Эпаф медленно встает на ноги, — твой отец когда-нибудь об этом говорил?

— О чем? — спрашиваю я.

— Он когда-нибудь говорил, почему тебя зовут Джин? Если он шутит или смеется надо мной, то ни по голосу, ни по твердому взгляду этого не скажешь.

— Погоди, — говорю я, — ты думаешь, что я Источник потому, что это у меня в генах? Ты думаешь, что лекарство для закатников содержится в моем генетическом коде?

Их большие глаза и разинутые рты вполне отвечают на мой вопрос.

— Да ладно вам, — фыркаю я. — Это смешно! Ребята, имя — это просто имя! Звук. У него нет какого-то особенного значения! — я смотрю на Эпафа. — Хочешь сказать, Эпаф значит что-то особенное? Или Бен? Или Джейкоб?

— На самом деле, — говорит Эпаф, и на его лице отражается понимание, — да. Все наши имена означают что-то особенное. Ученый сказал, что назвал нас из-за какой-то свойственной каждому черты. Бена назвали в честь сказочной часовой башни, «Биг-Бена», потому что у него были толстенькие ручки и ножки, когда он был маленьким. Джейкоба назвали в честь персонажа из Библии, потому что он слегка прихрамывает. А Сисси он назвал «Сис» — «Сестренкой», чтобы Бен помнил, что они брат и сестра. Мы начали звать ее Сисси, потому что так было удобнее. Звучало лучше. Меня он назвал Эпафом…

— Ладно, ладно, я понял, — говорю я. — Он дал вам прикольные имена. Я рад за вас. Но я вас уверяю, он никогда ничего подобного про мое имя не говорил. Это всегда было просто имя. Без каких-то там особых значений.

Они, как будто не услышав моих слов, улыбаются и смотрят на меня огромными потрясенными глазами.

— Все это время, — говорит Джейкоб, чуть не плача от потрясения, — прямо у нас под носом. Источник. Лекарство для закатников, спасение человечества. Этот чертов Источник.

Мне неудобно вот так стоять перед ними, хочется как-то отвлечь их, избавиться от непрошеных выводов.

Кожаная обивка дивана скрипит.

— Оказывается, даже вы, болваны, не безнадежны.

Это сказала Сисси. Мы все поворачиваемся к ней. Она открыла глаза и положила голову на подлокотник дивана.

— Может быть, мне стоит почаще терять сознание, — говорит она, пытаясь улыбнуться. — Уходить с горизонта, так сказать. Судя по всему, это вынуждает вас думать самостоятельно. И делать неплохие выводы.

— Это был я, Сисси! — кричит Бен и бросается к ней. — Я первый об этом подумал.

Она целует его в щеку:

— Конечно, это был ты. Ты же мой брат, верно?

Бен гордо показывает на меня:

— А он — Источник.

Сисси встает, и всего через несколько минут ее жестоко тошнит в таз. Она вытирает рот от остатков рвоты и говорит, что ей лучше теперь, когда эта дрянь покинула организм. Запах отвратительный, и я выношу таз на улицу. Вернувшись, я застаю жаркий спор в разгаре.