Руки, полные бури - Мэй

На самом деле, небольшой и не специально. Никто из людей не пострадал – они ощутили землетрясение. Сет и Гадес помогали людям, позвали Амона.

Анубис не хотел. Осирис начал отпускать его из Дуата, и он не справился со своей силой, даже не помнил, что произошло. Знал, что сделал что-то не очень хорошее.

Амон приходит к нему, когда садится солнце. Чувствует себя вымотанным, уставшим. Весь пропитанный потом, с ещё испачканными в каменной пыли руками, потому что помогал с городом.

Амон направляется к реке, когда замечает сидящего Анубиса. Одинокого и потерянного.

– Ты чего не спишь? – Амон с трудом скрывает зевок и садится на траву рядом.

Анубис смотрит искоса:

– Я сделал что-то сильно плохое?

– Ты не хотел. Сет научит контролю.

– Меня надо наказать.

– Зачем? Ты сам себя достаточно наказываешь. Тебя надо научить, а не наказывать.

– Говорят, я хитрый. Сдружился с главой пантеона, чтобы меня не наказывали.

– Кто это говорит? – взвивается Амон. Он хочет знать, у кого в пантеоне длинный язык. Он ведь может и выжечь его на ближайшую сотню лет.

– Неважно.

Наверняка Исида. Она становится очень смелой, когда вспоминает, что в Дуат Амон особо не наведывается. А она частенько именно там с мужем.

– Может, это я хитрый, – говорит Амон. – Сдружился с сильным богом смерти, чтобы не пропасть, когда влипну в неприятности. О, ну и чтобы было с кем попадать в эти неприятности.

Анубис снял с головы шлем, кисло глядя на дорогу, расчерченную ярким светом фар.

Он остановился точно за машиной Сета, наблюдая, как там тоже заглушают двигатель. Поставив мотоцикл, повесил шлем на руль, размял ноги. Растрепал примятые в пути волосы.

Встреча за городом доверия не внушала. Особенно вечером, плавно переходящим в ночь. Особенно на такой дороге.

Анубис огляделся. Он не смотрел, сколько времени ехал вслед за машиной Сета к месту, которое выбрали ацтеки для переговоров. Но пригородные дома постепенно сменились низкими замшелыми заборами, и даже пафосные гольф-клубы остались позади. Теперь с одной стороны расстилалось поле, а с другой – топорщились тёмные деревья.

Стоило признать, это лучше, чем какой-нибудь торговый центр в Лондоне: ацтеки не слыли сдержанностью, в собственной силе Анубис тоже не мог быть уверен. Тут они никому не навредят.

Наверное, поэтому согласился и Амон.

Он вылез из машины, громко хлопнув дверцей, всё в тех же джинсах с невообразимым золотым принтом и простой футболке. Анубис поёжился от холода даже в кожаной куртке, но знал, что у Амона как бога солнца нет проблем с теплом.

Сет вышел следом, но дверцу предусмотрительно закрывать не стал. Он не успел переодеться и в деловом костюме смотрелся несколько странно рядом с Амоном.

Ацтеки стояли впереди, по ту сторону бьющего в глаза света.

Анубис вздохнул и вытащил телефон. Всю дорогу от Лондона кто-то упорно ему названивал, заставляя мысленно проклинать вибрирующий телефон. Все пять вызовов оказались с незнакомого номера, с него же и сообщения.

«Ты на звонки принципиально не отвечаешь?»

«Эй!»

«Придурок».

«Ну и пожалуйста».

«Ладно, на один вопрос ответь: когда ты собирался мне рассказать, что за треш у вас творится?»

И последнее сообщение, пришедшее как окончание предыдущего: «Братец».

Так и не ответив, Анубис убрал телефон в карман. Потом подумал, достал и кинул в кофр, чтобы не мешался. Подошёл к Амону и Сету.

– Гор объявился.

– Чего это он? – не понял Сет. – И до его Калифорнии докатилось, что происходит?

– Ты явно осведомлён лучше меня. Я понятия не имел, что он в Калифорнии.

– Неф говорила. Она обычно в курсе, кто где. Даже твой брат.

– Он мне брат наполовину.

Анубис с Гором были слишком разными, и по характеру, и по силам. Сиятельный Гор пошёл вовсе не в отца, Осириса, а в мать, Исиду. Когда он родился, Анубис путешествовал по пустыне вместе с Сетом. Он не хотел, чтобы единокровный брат повторял его путь и жил в одиночестве в Дуате, но этого и не произошло: как Анубис сразу после рождения не мог быть в мире живых, так Гор физически не мог оставаться в Дуате.

Его жизнь проходила под солнцем, вместе с Исидой и другими египетскими богами, которые его любили. С Анубисом Гор общался мало, а с Осирисом рассорился так, что не общался последние пять сотен лет.

Анубис не удивился, когда Гор не явился после смерти Осириса. А в Дуат брат хоть и мог попадать почти так же легко, как сам Анубис, но ненавидел мертвецов всем своим существом.

– Я с ним много лет не разговаривал, – заявил Анубис. – Перебесится и успокоится в этой Калифорнии. Откуда номер узнал?

Он с подозрением посмотрел на Амона, но тот развёл руками:

– Что сразу я! Наверняка у Аполлона спросил, они дружат.

– Не хочу вас прерывать, – мрачно сказал Сет, – но давайте решать насущную проблему. Ацтеки ждут.

Невольно они оттягивали этот момент как могли, но дольше ждать нельзя. Втроём египетские боги вышли в пространство, очерченное светом фар.

Анубис боялся, что ацтеки позовут Тлалока, древнее и странное божество, которое давно никто не видел. Он редко вмешивался в дела, а некоторые даже поговаривали, что «уснул». Анубис совершенно не представлял, чего от него ждать, поэтому опасался.

Но их встретила привычная троица ацтеков.

Впереди стоял Тескатлипока, которого все звали Тесом. Бог жизни и уничтожения, как говорят, способный создавать и убивать миры. В подобные рассказы Анубис не верил, а вот факт, что Тес когда-то покровительствовал жрецам, точно правдив. Тем самым жрецам, что вырывали сердца и сбрасывали тела с пирамид, покрывая землю кровью.

В мифах остались предания о дымящемся зеркале Тескатлипоки, в которое он видит всё, что творится в мире, и наказывает людей.

В реальности никаких зеркал или щитов не оказалось. Но на египтян внимательно смотрели глаза за прозрачными стёклами очков. Аккуратные тёмные волосы ниспадали на широкие плечи. Штаны, безукоризненная белая рубашка. Галстук тёмный, но точно не чёрный, Анубис почти не сомневался: стой они при дневном свете, тот был бы цвета запёкшейся крови.

Тес спокойно вытащил из кармана сигареты. Не обычную пачку, а сияющий гладкой поверхностью портсигар. Предложил Сету, и тот не отказался от тёмной, будто в табачном листе, сигареты. Щёлкнула изящная зипповская зажигалка.

Сила Теса ощущалась тягучедымной, вода и огонь, слитые воедино и напоённые хрустом маисовых лепёшек. Тонкий, почти на грани обоняния, металлический запах. Земля, с которой дождь смывает лужи крови, чтобы на них проклюнулись первые ростки кукурузы.

Тес не угрожал, слегка показывал силу. Как и Сет, спокойно куривший и выпускавший в небо вместе с дымом тонкие росчерки песка и удушающего суховея.

Пока двое других ацтеков стояли в тени, за спиной Теса, он и Сет выглядели равными друг другу. Одинаково сильными. Но Анубис знал, что Тес против Сета – это плохо, очень плохо. Тес мог разрушать и создавать, Сет только разрушать, и самыми тёмными, беззвёздными ночами это угнетало его.

Тескатлипока, бог ночи и всего материального, выдохнул сизый дым и посмотрел на Сета сквозь тонкие стёкла очков:

– Со времён разрушения Теночтитлана мы ищем новый дом.

Он помолчал, перевёл взгляд на Амона, остановился на Анубисе, пощекотав его язычками дыма, царапнув когтями ягуара, снова посмотрел на Сета.

– Нашим домом стал весь мир. Как и вашим. Мы все жили в согласии друг с другом. Пока вы его не нарушили.

– Вы тоже неплохо справляетесь. Как нимфы?

– Завидовать нехорошо.

Анубис знал, что некоторые богини вздыхали о «прекрасном Тескатлипоке». Сам Анубис не очень-то разбирался в мужской красоте, но точно помнил давнюю историю, как Тес отбил жену Тлалока и крутил с ней интрижку. С самой красивой женщиной среди ацтеков.

Оказалось, что на самом деле тех нимф никто не убивал, а на всё остальное они могли и сами согласиться, раз уж речь о Тесе.

Вперёд выступил Уицилопочтли, Уиц. Он не производил внушительного впечатления. Невысокий, худой, он казался почти маленьким. Растрёпанные дреды и мерцающие собственным сиянием плаги в ушах. В одной тёмной футболке, так что хорошо видны его руки и шея, сплошь покрытые замысловатыми татуировками.

Он свою силу не приглушал, как вежливо делал Тес. О нет, запах крови удушал, единой волной, пока Тес не сказал что-то шёпотом. Сила