Ода абсолютной жестокости - Тим Скоренко

Мы выезжаем на дорогу. Впереди – я и Жирный.

– Говорят, ты навещал Скволла… – говорит он.

– Старые знакомцы.

– Знаю. Что-нибудь выяснил о Вепре?

– Нет. Скволл сказал, что тот прибудет сегодня своим ходом.

– Если он может прибыть незаметно, значит, не такой уж он и страшный.

– Может быть.

Жирный ускоряется, жестом показывая остальным не догонять его. Он хочет поговорить со мной.

– Вчера мы со Скволлом ужинали, – говорит он. – И беседовали на различные темы. За одну политическую уступку Скволл готов сдать бой.

Это что-то новенькое.

– За что?

– Это не важно. Земли на севере. Они сейчас нейтральные. Там царит хаос и постоянная война между мной, Скволлом и провинцией Угарт. Скволл предложил объединить силы, чтобы стереть Угарта. А земли поделить после пополам. Это меньше, чем может быть, но больше, чем есть сейчас.

– Вы можете сделать это, даже если бой будет честным.

– Ты не понял, Чинч. Я поставил такое условие. Вепрь сдаёт бой. Я присоединяюсь к Скволлу.

– Скволл может сделать аналогичное предложение Угарту.

– Вряд ли. Угарт не согласится ни под какими условиями. Он слишком самоуверен.

– Что нужно делать мне?

– Биться. Просто биться в полную силу. Не удивляйся, если Вепрь окажется не таким сильным, каким его все рисуют.

– Я понял.

Жирный одёргивает коня и снижает скорость. Я тоже.

Мы въезжаем на территорию арены в молчании. Жирный кивает мне. Я оставляю лошадь слугам, а сам иду в помещение для гладиаторов. Оттуда появляется Болт и дёргает меня за рукав.

– Пошли, – говорит он.

Мы спускаемся по лестнице и попадаем в подземную часть комплекса Арены.

– Я договорился со стражниками, нас пустят.

Мы минуем стражника-алебардиста в кожаной одежде. Коридор становится уже, а затем внезапно расширяется и превращается в зал. Стены в зале каменные: это обработанная камнетёсами пещера естественного происхождения. К стенам прикованы рабы. Кто-то поодиночке, кто-то целым скопом. Когда они нужны для работы, никто их не расковывает. Их «отстёгивают» от стены и ведут на место работы сцепленными между собой. Рабы нужны довольно часто. Копать ямы и котлованы, строить здания, работать на добыче угля и руды. Это – «местные» рабы, используемые изредка для здешних нужд. Гораздо хуже тем, кто попал в рудники: они работают всё время – под кнутом и нагайкой.

Те, кто замечает нас, встают. Стражников нет.

Мы проходим через зал. Между этим и следующим помещением – небольшой коридор с ответвлением. Мы сворачиваем и оказываемся в подобии кладовой. Тут хранятся лишние кандалы и цепи.

– Слушай, – говорит Болт. – Всё по плану. Всё в порядке. Бой начинается. Через минуту – взрыв. Главное – чтобы ты продержался. До рассвета остаётся пять часов. Мы сразу отключаем Жирного и всё его окружение, всех гладиаторов – под их трибуной особо мощный заряд – и большую часть публики и быдла. И дворовых. Сколько у нас гладиаторов?

– Как и было, восемь.

– Немного. А у Скволла?

– Вся его свита умеет сражаться. Ещё двадцать человек.

– Плюс рабы, плюс сочувствующие крестьяне и дворовые. Людей Жирного после взрыва должно остаться не более двадцати человек.

– Должно.

– Ну и Вепрь. Не знаю, что он такое, но он, говорят, стоит сотни. Главное, чтобы он понимал, кого можно убивать, а кого нельзя.

– Он будет действовать только по приказу Скволла.

– Хорошо. Голова-с-Плеч сказал, что казематы подготовлены. Тех, кто не наш точно, – в камень. Остальных – в кандалы сюда. Будем проводить индивидуальные беседы. Наши гладиаторы всё знают?

– Их не будет на трибунах в момент взрыва. Как только они услышат грохот, они станут вырезать тех гладиаторов, которые останутся внизу.

– Пантера?

– У Пантеры почётное место на гладиаторской трибуне.

– Хорошо.

Он идёт обратно в помещение для рабов и безошибочно направляется к одному из них. Это худой бритый наголо человек с резкими чертами лица. Он прикован отдельно, за горло, прямо к скале. Тем не менее, цепь у него такой длины, что позволяет ходить практически по всему помещению.

– Бантер, – говорит Болт. – У тебя всё готово?

– Да.

– Ключи проверили?

– Да.

Болт идёт прочь. Я – за ним.

Ключи отдали рабам ещё позавчера. Они прячут их где-то в своих тайниках. Некоторые из охранников – свои люди. Они не будут открыто освобождать рабов, но препятствовать массовому побегу тоже не будут.

Проходим мимо скучающего стражника – из наших, – поднимаемся наверх.

– Всё, – говорит Болт, – больше сегодня не общаемся. Только после дела.

– Хорошо.

Я иду к тренировочным площадкам.

– Чинч! – слышу радостный возглас.

Это Туча, крупный неуклюжий гладиатор из младших. Он всегда сияет, он рад и победе и поражению, и порой от его неизменного оптимизма начинает воротить. Его прозвали Тучей в противовес характеру. Иногда над ним потешаются: что, мол, ты идёшь, мрачный как туча.

– Да?

Туча – мечник по призванию. Много лет он жил в какой-то удалённой от нас провинции, служил стражником при усадьбе наместника. Потом стал гладиатором, рядовым, каких тысячи. Познакомившись со мной, он загорелся идеей научиться хорошо бросать ножи. Пока у него не слишком получается.

– Чинч, я отработал твой приём, смотри.

Он размахивается и сильным броском отправляет нож в мишень. Нож вонзается точно в яблочко.

– Ну, как?

– Если ты так будешь бросать нож в бою, соперник успеет подбежать и отрубить тебе руку с ножом прежде, чем ты сможешь метнуть. Очень большой размах.

Я беру у него второй нож и мечу его коротким рваным движением. Нож вонзается в кончик ручки предыдущего. Туча приоткрывает рот.

– Видишь, – говорю я. – От размаха и времени, потраченного на придание ножу разгона, ни скорость, ни сила, ни точность не зависят.

Иду прочь. Вслед летит:

– Спасибо.

Это последний урок, Туча. Это мой последний урок.

* * *

И снова арена. Арена, которая кипит и беснуется, ликует и воет. Кажется, что она всегда одинаковая, но на самом деле каждый раз ты ощущаешь всё совершенно иначе, будто это другая арена, другие зрители, другой бой. Каждый раз ты наполняешься энергией толпы, будто никогда не делал подобного прежде.