Несгибаемый - Марина Агекян

Муж, который всё же ответил ей. Она боялась, до ужаса боялась того, что он вообще ничего не скажет. Или того хуже, просто развернется и уйдет. Но он остался.

И это так много открыло. Открыло то, что продолжало потрясать ее.

Эрик не только не скрыл от нее того, что расспрашивал о ней, стремясь знать, что она любит. Глядя ему в глаза, пока ждала его ответа, Клэр ошеломленно поняла, что это было важно для него. Так важно, что он, возможно, расспрашивал даже ее мать.

Но даже это не так сильно потрясло ее.

Он заменил все цветы в соборе ландышами!

Удивительно, с какой бережливостью он поступил с ее маленькой тайной. Столь сложный человек, который почему-то пошел против всех, лишь бы в соборе были только ее любимые цветы.

Клэр не могла перестать смотреть на Эрика, пораженная тем, что узнавала о нем. Постепенно начинала хоть как-то понимать человека, за которого вышла замуж. Человека, которому она доверилась в прошлом, доверилась так безрассудно, а теперь убеждалась в том, что ее тайны действительно были в надежных руках. Он не предал ее секреты, не развеял их, как дым. Он сделал то, что придало им еще больший смысл.

Не в силах перестать думать о ландышах, которыми он заменил все цветы в соборе, Клэр так и не смогла вспомнить хоть бы одного случая, когда бы Клиффорд подарил ей ее любимые цветы, объясняя это тем, что она заслуживает лучшего. Другие не придавали особого значения ее любви к столь простым цветам, но не Эрик. Потому что он знал, почему она питает слабость именно к ландышам. И его попытка показать это не просто тронула ее. Это даже пугало, потому что в какой-то степени он знал тайны ее души. То, что она не показывала никому. Ей даже в голову не приходило рассказать о давней и такой важной статье в газете, которую увидела в детстве, Клиффорду, но Эрик…

Она почему-то вспомнила его слова, сказанные еще в тот день, когда он попросил ее руки. Когда он говорил, что найдет тысячу способов, чтобы сделать ее счастливой. От этих воспоминаний у нее сжималось сердце. Очень сильно, болезненно сжималось то, что всегда так остро реагировало на него. Реагировало даже тогда, когда она любила другого… Потому что до сих пор не встречала человека, который бы с такой поразительной решимостью воплощал свои обещания в реальность.

И вновь ей не должно было быть дела до этого, но Клэр не могла игнорировать значимость его признания. Она так отчаянно пыталась понять, с какой стати когда-то доверилась ему. Но теперь понимала, что уже тогда инстинктивно распознала в нем надежность, с которой могла бы положиться на него. И еще она увидела в его глазах то, что и позволило ей довериться ему.

Он смотрел на нее так, будто каждый ее секрет, каждая тайна, каждая мечта имели для него такое колоссальное значение, что он не отдал бы их никому.

Господи, о Господи!

И сегодня утром в карете он смотрел на нее почти так же, ошеломляя и ужасая одновременно, потому что, рассказав ему все свои тайны, она тем самым сделала себя совершенно беспомощной перед ним.

Тяжело вздохнув и повернув голову, Клэр выглянула в окно и тут же нашла взглядом Эрика, который ехал чуть впереди кареты, и, глядя на него, вновь ощутила мучительное раскаяние от того, что никогда не стремилась ранить или обидеть его. Но вся эта ситуация принесла им только раны и обиды.

Как она могла обидеть того, кого считала другом? Кого никогда не считала своим врагом, что бы ни произошло. Логика диктовала ей поступать иначе, но она не могла… Даже сейчас она не могла ненавидеть его. Потому что не могла забыть то тепло и ощущение чего-то сокровенного, чем они невольно поделились тогда на прогулке.

А теперь ей приходилось сталкиваться с его собственными признаниями. Она не должна была испытать такого облегчения, но когда он сказал, что не считает ее врагом… Клэр с трудом удалось сдержать слезы, потому что только тогда поняла, как это было важно для нее.

Как нелогично: радоваться тому, что ты не враг для человека, который разрушил твою жизнь, и жизнь которого разрушила ты сама. Но факт оставался фактом. Клэр не собиралась забывать его слова. Она до ужаса боялась потерять их. Будто вместе с этим могла потерять и нечто ценное, что удерживало ее в этой жизни.

И снова прежде, чем выйти из кареты, Клэр успела заметить в его глазах ту самую боль, которую видела еще вчера ночью, и тогда в гостиной их городского дома, когда он просил ее стать его женой, и в парке тоже… То, что он так редко показывал, что казалось, всегда живет в нем. И впервые Клэр ужаснулась тому, что всю эту бездну боли возможно причинила ему она одна. Ей было не по себе, особенно после того, как он признался в том, что именно он выбирал ее завтрак и цветы в соборе.

Когда-то Клэр собиралась обвинить его во всем, что произошло, но теперь не нашла в себе силы осудить его за то, что он… За что она могла осудить его? Как она могла сделать это сейчас, когда, возможно, сама была виновата в его страданиях? Вина, которую она никогда не должна была обнаруживать в себе. Вина, которая легла тяжким грузом на сердце, ведь она в какой-то степени внушила ему надежды, пусть и напрасные, но именно это привело их к этим последствиям.

Он знал о ее сердечной привязанности, и всё равно женился на ней, а у нее не было выбора… Получался замкнутый круг, из которого они не могли выбраться.

Карета медленно катилась по выложенной булыжниками мостовой, въезжая в небольшой городок.

Клэр видела через окно кареты высокую гордую фигуру Эрика, восседавшую на коне, который неожиданно замер на дороге. Неприступный, как обычно, отчужденный, почти чужой. Когда он выглядел так, он действительно становился чужим, почти неузнаваемым, но постепенно Клэр стала понимать его. Теперь понимала, что, когда его начинали обуревать сильные чувства, он никого не подпускал к себе. Даже ее. Особенно ее.

Вся эта ситуация не могла не иметь последствий и для него. И впервые Клэр подумала о том, как всё это затрагивает его, как это отражается на нем. Господи, он ведь женился на ней! Не могло решение о разводе пройти для него без последствий!

Под полями шляпы были видны его густые черные волосы, которые падали ему на лоб, скрывая хмуро надвинутые складки между бровями. Губы были плотно сжаты, серо-голубые глаза пристально смотрели на дорогу. На нем был черный каррик, черный сюртук и белая рубашка, которая выглядывала из-под ворота сюртука, и белоснежный шейный платок, скрывающий его такой выразительный и необычный кадык. Клэр вздрогнула, с трудом отгоняя непрошеные мысли.

Рукой в кожаной перчатке он властно держал поводья, подчиняя своей воле коня, который послушно стоял, даже не подняв голову.

Клэр не зала, чего они ждут. Карета подкатила к нему так, что Клэр поравнялась с Эриком, а затем и они остановились.

Они стояли на широкой дороге Грентэм-роуд небольшого городка Слифорд, которая собиралась стать железнодорожным центром, связывающим север и юг.

И только тогда Клэр поняла причину их остановки. К ним приблизилось ландо с откидным верхом, управляемое умелым кучером. Старше Эрика лет на семь, крепкий коренастый мужчина с пассажирского места спрыгнул на тротуар и направился к нему, широко улыбаясь.