Архимаг ее сердца - Оливия Штерн

Мариус подошел к распахнутой и повисшей на петлях дверце кареты, заглянул внутрь. Там, свернувшись клубочком на диване и зажав руками уши, сидела Энола. Она подалась к Мариусу, едва его завидев.

– Что там?

– Вам лучше не знать и не видеть, – он пожал плечами, – надо бы удвоить наши с вами усилия… Пока Магистр не выкосил всю Эрифрею.

– А теперь… что теперь? – едва слышно прошептала она, глядя на Мариуса широко распахнутыми глазами.

– Теперь в Надзор, звать на помощь. Такого не утаишь, Энола.

После того вечера как-то внезапно все ее оставили в покое. Словно забыли о том, что вот она, королевская невеста. С другой стороны, а что с этой невестой делать? Будущий супруг не стремился к общению, видать, до сих пор находился под впечатлением от столь пикантного сюрприза. Лиар Фэй передал Альке записку, что вынужден на некоторое время отбыть по делам к Сантору и будет отсутствовать дней десять. Единственная, кого Алька пока что наблюдала постоянно – молодая горничная, примерно тех же лет, что и сама Алайна. Несколько раз Алька пыталась с ней заговорить, но девушка отмалчивалась. Алька махнула рукой и свои попытки завести хоть какую-нибудь подружку бросила.

Она была совершенно одна во дворце, полном людей. Первые два дня скучала и страдала. Потом погрузилась в собственные мысли и немного успокоилась. Она думала о том, что у теперь у нее будет ребеночек, и что каким замечательным человеком оказался король, что позволил ей этого ребенка оставить, дать возможность родиться.Уже только за это она была готова быть хорошей женой и примерной королевой. Кто-нибудь другой обязательно бы потребовал от ребенка избавиться, а Флодрет… странно, правда? Но, похоже, под ледяной внешностью короля скрывался глубоко чувствующий и незлой мужчина. Было бы правильным сделать шаг навстречу, попытаться как-то поговорить… слово «подружиться» казалось неуместным. Но король не приходил и никуда ее не звал. Ходить на прогулку не запрещал, ноАлька не знала, куда и с кем идти, а потому целыми днями просиживала к своих покоях. Хорошо еще, что горничная согласилась принести ей бумагу, перья, уголь. И Алька начала рисовать…

На большом листе дорогой бумаги появилось роутонское поместье, старый дом с седой крышей в обрамлении раззолоченных яблоневых ветвей. Потом – Робин и Марго. Зачем-то нарисовала Кьера, и на портрете он как будто помолодел, выглядел довольным и счастливым. А потом, на чистом листе, появилось лицо человека, которого она одновременно хотела забыть – и одновременно воскрешала в памяти. Широкий лоб. Пересеченная шрамом бровь. Выразительные глаза, темные, блестящие. Коротко, ежиком, остриженные волосы…

Алька вздохнула. Потрясла уставшей рукой. Подумала – а что было бы, узнай Мариус о ребенке? Обрадовался бы? Вряд ли… Да и как ему теперь скажешь, она пообещала его величеству никогда и никому не говорить…

Перешла к нижней части лица. На бумаге медленно проступал прямой нос с небольшой горбинкой, упрямо сжатые губы. Алька рисовала, устроившись у окна, тихо глотая слезы. Вот уж и правда, нужно забыть – и не получается, совсем. Не хватает его тепла, его объятий…

Когда на плечо тяжело легла чья-то ладонь, Алька взвизгнула, подпрыгнула, рассыпав угольки и опрокинув стул. Когда обернулась, кровь ударила в голову, щеки запекло. Рядом с упавшим стулом стоял король и удрученно смотрел на Альку. Потом молча наклонился, поднял стул и упавший неоконченный портрет. Посмотрел на рисунок и подал Альке.

– Ваше величество, – опомнившись, она сделала книксен. Приняла рисунок из рук короля и стыдливо положила его на подоконник, изображением вниз.Нехорошо как-то, она скоро выйдет замуж за этого мужчину, а рисует лицо мужчины совершенно другого.

– Ваше высочество, – он как будто передразнил ее и кивком обозначил поклон, – я наконец изыскал время, чтобы пригласить вас на прогулку, – взгляд скользнул на злополучный портрет, – но вижу, что вам и без моего общества не скучно.

Алька ощутила, как по спине стекает капля пота.

Она ведь привыкла, что король – где-то там, далеко, а она всего лишь невеста Магистра. А вот теперь – вот он, Орвил Дей Флодрет, и, похоже, она умудрилась его обидеть.

– Простите, – пробормотала она, не смея поднять взгляда, – но мне действительно было нечем заняться. У меня нет здесь занятия, ваше величество, и я…

– Ладно, – Флодрет вздохнул, – я все понимаю. Ну так что, выйдем в парк на прогулку?

Алька нерешительно подняла голову: король смотрел на нее… и как будто сквозь нее. И стало понятно, что на самом деле ему совершенно наплевать на то, что она там рисует. Да и на саму Альку наплевать, и вся эта женитьба – ну, потому что так надо.

– Спасибо, ваше величество, – выдохнула она, – конечно, я с радостью прогуляюсь с вами.

Хотела было подобрать угольки, но Флодрет мягко удержал ее за руку.

– Прислуга соберет. Идемте. У меня не так чтоб много времени, Алайна.

И они пошли. Только перед этим Флодрет заставил ее накинуть плотную шаль, потому что хоть и оттепель, но подхватить простуду проще простого. А вам болеть нельзя, потому что целители целителями, но кто знает, как магические контуры повлияют на ребенка.

Они спустились на первый этаж, а оттуда, по широким ступеням – в парк.

Стоял блеклый зимний день. Небо было затянуто серой хмарью, и оттуда сыпалась водяная труха, шаль пришлась очень кстати. Под подошвами туфелек хрустел мелкий гравий, которым были отсыпаны дорожки, а в лицо веяло сыростью и весной, хотя до весны еще было время.

Они шли без охраны. Алькина ладонь лежала на предплечье Флодрета, если пошевелить пальцами, то под пальцами ощущается плотная шерстяная ткань королевского сюртука. От короля немного пахло одеколоном, непривычно. От Мариуса всегда – кофе и горький шоколад, а тут как будто лимоны и какой-то непонятный пудровый аромат. Шли медленно и молча. Алька время от времени косилась на Флодрета, ловила себя на том, что взгляд у его величества совершенно отсутствующий. Думал он… конечно же, не о ней. О государственных делах. Может быть, о своей любовнице, наверняка таковая имелась. Но отнюдь не о женщине, на которой собрался жениться.

Наконец король вздохнул, как будто поежился и повернулся к Альке.

Смотрел… Алька могла бы этот взгляд назвать «полный ледяной нежности». Вроде как и доброжелательно, и даже нежно – насколько это вообще возможно по отношению к женщине, беременной от другого – но все перебивал лед.

Он явно не знал, с чего начать.

Но потом, собравшись с мыслями, мягко спросил:

– Как вы себя чувствуете?

– Спасибо, хорошо, – механически ответила Алька.

Конечно, хорошо, если не считать, как рыдает истерзанное сердце.

Король накрыл ее пальцы своей ладонью, сухой и прохладной. Погладил по пальцам.

– Вы… никому не сказали?