Честь и лукавство - Эмилия Остен

И вообще, глупо считать, что здравомыслие мужчины удержит его от чувства к красивой женщине, даже если он видит все ее недостатки. А мне останется только в утешение попытаться соблазнить его с целью рождения ребенка. Действительно, в каждой печальной ситуации можно найти комическое – Аннабелла лопнет от злости, если узнает, что ее муж посмел ей изменить с какой-то смертной.

С такими мыслями я провела почти весь сентябрь. Первого октября мы прибыли в имение графа Лонгбриджа, где в семейном кругу отпраздновали его бракосочетание с моей тетушкой. Начавшийся сезон охоты заставил нас задержаться, поскольку графу захотелось тряхнуть стариной, а неожиданно оробевшая в чужом доме тетя все никак не желала отпускать меня и матушку. Поэтому мой день рождения мы праздновали без прошлогоднего размаха, зато все было гораздо проще и милее. Я получила множество подарков от мужа и родственников, в том числе собственный портрет, который граф втайне заказал знакомому художнику по наброску Розмари, весьма неплохо рисующей. Розмари и Питер преподнесли мне медальон с их портретами – в благодарность за содействие их счастью. Мы покинули гостеприимный дом только в первых числах ноября и неторопливо двинулись в столицу вместе с Розмари и Питером, чья свадьба была назначена на пятое декабря. Розмари очень боялась, что Аннабелла запретит ей выходить замуж раньше, чем составит себе партию она сама, и мой супруг обещал при необходимости повлиять на миссис Гринхауз и уговорить ее не огорчать юные сердца из-за каприза завистливой змеи, как неожиданно резко он назвал Аннабеллу.

Располагаясь в своей лондонской спальне, я вспомнила прошлую зиму и свой поход на маскарад. Может быть, мне стоит снова попытать счастья? Только в этот раз я должна быть умнее, не пить столько вина и тщательно присматриваться, выбирая себе кавалера. Этот план не казался мне особенно привлекательным, но у меня еще оставалось время все продумать и принять решение.

На следующий день ко мне приехала расстроенная Розмари и сообщила потрясающие новости. Оказывается, Аннабелла решила ускорить долгожданное событие и, как только мистер Филсби явился с приветственным визитом, попыталась рассеять его опасения получить отказ, которые единственно, по ее мнению, мешали ему сделать ей предложение. Каково же было ее изумление, если не сказать шок, когда герцог сообщил ей, что уже давно связан обещанием с другой и никогда не собирался превращать их нежную дружбу в супружеский союз. Аннабелла просто взбесилась, и Россетер вынужден был вытерпеть целую истерику, сопровождавшуюся оскорблениями и едва ли не пощечинами. Однако герцог стойко вынес все испытания и просил прощения, если его дружеские чувства были ложно приняты за нечто большее, после чего удалился с поля боя. Теперь в доме Гринхаузов полнейший бедлам – Аннабелла рыдает и крушит все, что попадает ей под руку, миссис Гринхауз лежит с жесточайшей мигренью, а бедная Розмари, получившая пощечину за то, что осмеливается быть счастливой в такое время, поспешила сбежать из этого кошмара ко мне.

Напоив ее чаем с травами и уложив на диван отдохнуть, я уселась в кресло в библиотеке, чтобы проанализировать случившееся. Без сомнений, для Россетера не было секретом, что Аннабелла мечтает склонить его к браку, и он покривил душой, прикинувшись, что оставался в неведении. Зачем он сделал это – вот что интересовало меня в первую очередь. Чтобы проучить самоуверенность и расчетливость Аннабеллы? Или он играл роль ее поклонника от скуки, собираясь прервать игру, как только она ему наскучит, и не предполагая, что она сама заговорит о женитьбе?

Как ни порадовала меня такая развязка, его поведение было весьма предосудительным. Играть сердцем бессердечной женщины – не значит быть негодяем, но ввести в заблуждение ее семью и друзей, а потом выставить на посмешище – шутка дурного тона. Я не сомневалась, что теперь его не станут принимать у Гринхаузов, если только Аннабелла не надумает перейти от проклятий к мольбам, да и сам он вряд ли приблизится к ней после случившегося.

Я испытывала угрызения совести оттого, что рада ее поражению, но не слишком большие, чтобы не задаться вопросом: с кем помолвлен герцог Россетер и почему он ведет себя так странно, скрывая свою помолвку? Скорее всего, он не признался бы, не принуди его к этому Аннабелла. Все это до крайности удивляло меня, тем более что герцог утверждал, что не встретил еще свою суженую. Быть может, он опять скомпрометировал какую-нибудь вдовушку, а может, и девицу, и собирался жениться раньше, чем огласка погубит репутацию их обоих?

Думать и гадать можно было сколько угодно и быть при этом так же далеко от истины, как если бы я вообще ничего не знала о том, что он связан словом. Становилось ясно, что даже его друзья ничего не знали об этой тайне, иначе Морланд сразу же поспешил бы открыть глаза мисс Гринхауз. Я не испытывала жалости к Аннабелле, но предпочла бы, чтобы герцог оставил ее без столь важной причины, а еще лучше и вовсе бы не обратил внимания на ее прелести. Я с недоумением поняла, что, скорее всего, завидую его невесте и даже ревную к ней.

На миг я представила себя в белом платье, идущей к алтарю с Россетером. Наш свадебный поцелуй наверняка оказался бы не похож на тот, которым я обменялась с графом Дэшвиллом.

Что же, раз мне не суждено стать женой герцога, пусть он осчастливит достойную девушку, которая будет по-настоящему любить его, забывая о титуле и богатстве. Однако, как ни пыталась я успокоиться, то ругая себя за безнравственность, то убеждая, что он для меня значит не более, чем любой светский знакомый, мне было по-настоящему жаль, что долгожданное чувство все-таки настигло меня…

Правда, я вела себя не так, как положено несчастной влюбленной – не проливала слез и не утратила аппетит, что казалось мне признаком недостаточно сильного чувства, скорее воображаемого, чем существующего на самом деле. Но мне не хватало общества сэра Филсби, он занимал большую часть моих мыслей и снился мне по ночам, а это свидетельствовало о моем неравнодушии.

Я знала, что характер мой не изменился и мне достанет сил иронизировать над герцогом по-прежнему, но все же я страшилась встречи с ним. Если бы тогда, еще при нашей встрече в Бате, я знала, что этот джентльмен станет моим несчастьем, я бы тут же отказалась от своих утренних прогулок и отправилась бы в тихую гавань Эммерли. Но я позволила себе поверить, что он интересует меня только как оригинальный собеседник, причем так глубоко, что до сих пор пыталась цепляться за это убеждение.

Я совершенно разочаровалась в героинях своих любимых романов. В самом деле, почти в каждом из них есть строки «она с первого взгляда на него поняла, что в сердце ее поселилась настоящая любовь». Как, скажите на милость, могла она это понять с первого взгляда, если до того никогда не любила? Если бы она влюблялась в третий раз, а еще лучше – в пятый, сомнения были бы неуместны, но как может юная дева, не разбирающаяся в жизни ни в чем, кроме вышивания, сразу же постигнуть таинство любви? Полная чушь! Если бы я взялась писать роман, непременно показала бы весь долгий путь осознания самой себя, своих желаний и склонностей. Любовь представлялась мне чем-то вроде плюща, медленно и незаметно обвивающего ствол дерева и сжимающего свои объятья так постепенно, что жертва осознает невозможность освободиться слишком поздно. Вероятно, вторая привязанность менее скрытна, и ее удушающие ветви можно обнаружить на ранних стадиях и искоренить огнем и топором, но сопротивляться первой любви – значит терять время, которое лучше посвятить прогулкам при луне и пению дуэтом.