Сережа, не обижай демонов - Андрей Коткин

— В этом мире мне будет очень сложно это сделать, хозяин. Энергии одной единственной переданной тобой мне души на много не хватит, а ментал здесь довольно ригидный. Гораздо эффективнее я смогу тебя обучать в том мире, куда ты перемещался два дня назад, но, разумеется, и там подпитка душами обязательна.

Окрыленный открывающимися передо мной перспективами, я рысью примчался из ванной в свою комнату и с размаха рухнул на кровать. Была, знаете, у меня такая привычка, обдумывать самые волнительные моменты в горизонтальном положении, закинув руки за голову. Медальон при этом я себе на грудь положил, может еще до чего-нибудь ценного удастся с ним договориться.

И, разумеется, мою такую, несвойственную мне в обычной жизни резвость не оставила без внимания Злата. На шум, поднятый мною при последних моих действиях, она примчалась с кухни, с разгона запрыгнула на кровать и ткнулась холодным носом мне в подбородок.

— Хозяин, — вдруг подал голос мой медальон, и голос тот показался мне изрядно испуганным, — я тут подумал, что тебе действительно будет сложно выговаривать мое имя полностью. Называй меня просто Гуамоко. В конце концов, в последние пару тысячелетий моей жизни длина имени уже не имела для меня такого уж большого значения.

Моя такса, словно услыхав этот бесплотный голос, внезапно настороженно застыла, повернув голову в его направлении, после чего принялась заинтересованно принюхиваться.

— И я тебе правду сказал, в том мире мне будет намного легче передавать тебе новые знания… даже… даже смогу проводить этот ритуал подключения к менталу, если совсем не получу новых душ. — Игривая собачка решила изучить новую игрушку на вкус. Всего один единственный «лизь» привел ставшего неожиданно очень откровенным Гуамоко в шок и трепет. — И я прямо сейчас готов поклясться говорить тебе одну только правду… и поклясться в верности.

Последние слова, донесшиеся от медальона, оказались настолько тихими и невнятными, что мне пришлось буквально догадываться об их значении.

— Хорошо, клянись. — Ну, а что? Надо ловить момент. Похоже, что без этой клятвы, мое общение с Гуамоко может внезапно оказаться очень небезопасным. Очень уж мутный он тип, если об артефактах так можно говорить.

— Я, Гуамокоранкоторксалан, клянусь своей сутью… — затараторил медальон слова клятвы, и, по мере ее зачитывания, я начинал ощущать как между мной и древним артефактом натягиваются некие незримые узы, благодаря которым я не просто мог обмениваться мысленными посланиями с этим древним разумом, а получил возможность, при приложении определенных усилий, даже на время к нему подключаться, делая его мыслительные способности частью себя.

«Гаф»! — Звонко и радостно взлаяла моя зверушка, когда текст клятвы был Гуамоко полностью зачитан, и моя питомица, не обращая больше никакого внимания на лежащую у меня на груди металлическую штуковину, удобно устроилась у меня в ногах.

— Почему ты так испугался? — Мысленно задал я вопрос теперь уже своему вассалу. Разумеется, для получения ответа на этот простой вопрос, подключаться к разуму Гуамоко было вовсе не обязательно (да и, если честно, я ощущаю, что такое подключение отнимет у меня неоправданно много каких-то особых, нематериальных ресурсов, так что без очень уж веских причин заниматься подобным в ближайшее время точно не планирую).

— Уже имею печальный опыт контакта с подобными существами. — Отозвался древний разум в ответ. И, видимо, и сам, желая выговориться, продолжил: — мы считали себя всесильными! Властители множества миров впадали в панику при одном только упоминании названия нашей расы…. А потом кое-кто из нас имел несчастье вызвать простое неудовольствие всего двух подобных существ…. Теперь вот, я коротаю века в этом вот артефакте, а в нашем мире огромные территории сделались толком непригодными для существования.

— Так это что, выходит, моя Злата представляет огромную опасность? — Я приподнялся на локте, чтобы взглянуть на питомца. Даже заметно подросший за пару месяцев щенок, все равно оставался мелкой и шкодливой «варежкой». Определенно, моя рыжая красавица вовсе не выглядела чем-то хоть сколько-то угрожающим. В настоящий момент Злата лежала, удобно устроившись у меня в ногах, и с самым сосредоточенным видом вылизывала свою переднюю лапку.

— Опасность? Для тех, кто осознанно попытается причинить вам, хозяин, хоть какой-либо вред — несомненно. — Твердо объявил медальон, а я внезапно резко успокоился. Врагов не жалко! Еще бы, если мог, дополнительное объявление написал для всех, пытающихся мне, так или иначе, навредить. Что-нибудь этакое, в классическом стиле: «Ахтунг! Злюкен собакен яйцен клац-клац»!

Первый день моего последнего полугодия в младшей школе лично для меня запомнился внешне дружеской перебранкой Шитовой с ее бывшими подружками. Бог его знает, какая муха их укусила, что эти две заводилы женской части нашего класса заявились к нашей парте и устроили с моей нынешней соседкой ожесточенную пикировку. Причем, если бы не моя эмпатия, я, вполне возможно, даже и не догадался о плещущихся во, вроде бы, вполне обыденных фразах литрах чистейшего яда, заставляющего противниц яриться и, расплываясь в ехидных улыбочках, плеваться ядом в ответ.

В конце концов, мне все надоело.

— Ленусик, — сказал я, вызывая своим обращением мгновенный ступор всех развесивших ушки девчонок класса, — ты пойдешь сегодня со мной в иллюзион? Я слышал, они буквально на днях отработали и создали совершенно новые декорации? Купание в тропической лагуне, как тебе?

— С удовольствием, — пропела Ленка торжествующим голоском. Судя по волне зависти и негодования, прокатившейся по всем прочим особам женского пола, благодаря этой моей внезапной дружеской помощи, матч по женскому ехидству был прекращен за явным преимуществом одной из сторон.

— Ну, да, Сережа у нас богатенький, — провонял зарядом зависти и резкой неприязни мой бывший друг Генка, тоже сидевший неподалеку, а потому расслышавший мое приглашение.

А Серега Сергеев не сказал ничего, но если бы полыхнувший от него заряд ненависти какой-нибудь эпический злодей смог перевести в отравляющий газ, все птицы с небес разом осыпались бы на землю, а Княжество Светлогорское на долгие годы стало бы именоваться исключительно мертвыми землями.

И в иллюзион мы, действительно, пошли. Хотя, как мне кажется, Ленка до самого последнего момента ожидала, что я пойду на попятный. Ну, еще бы, цена в пять десятков золотых за час пребывания в комнате иллюзий на одного, кого угодно способна заставить сомневаться в целесообразности подобного времяпровождения. Кстати, очень неплохо поплавали и подурачились, хотя, разумеется, физически наши тела все это время оставались лежать неподвижными в маленькой комнатке, сплошь нафаршированной артефактами. Именно из-за цены этих самых артефактов и стоимость подобного развлечения оказывалась столь непомерно высокой.

О напрасном расходовании денег я немного пожалел уже к вечеру, когда, возвратившись домой, получил из рук деда с утра пришедшее извещение о наложенном на меня штрафе. Очередная расплата за мою глупость, ибо иначе, чем глупостью, мое участие в той каверзе против бэшек назвать было трудно.

— Ну, вот, — сказал дед при вручении мне извещения, — как удачно, что ты не потратил в том магазине выданные тебе призовые. Тик-в-тик сумеешь расплатиться.

Ага, словно эти полицейские, назначая штраф, где-то в невидимости возле меня в Светлогорске стояли и мной полученную от деда сумму фиксировали. Сумма выписанного штрафа пятьсот золотых! А ведь я, именно имея в виду дедовы призовые, Ленку в этот несчастный иллюзион и пригласил! Впрочем, отставить сожаления! Зато теперь есть, что вспомнить. Далеко не каждый подросток из нашего класса в подобной дорогостоящей диковине побывал. Кстати, интересно, только мне одному в полиции выписали подобный штраф, или и Генке тоже? Что-то мне подсказывает, что у Генки могут возникнуть сложности.

Наутро Ленка тем девчонкам, что остались нейтральными в ее конфликте с нашей сладкой парочкой, взахлеб рассказывала про наше вчерашнее посещение иллюзиона. Лично я, на месте хозяев этого аттракциона, за столь мощную рекламу, минимум выписал бы ей скидку на следующее посещение. Вон, как глазенки у слушательниц разгорелись.

А еще, когда гимназисты, вставшие при появлении в классе учителя, получили разрешение садиться,