Кубанские зори - Петр Ткаченко

Комсомольская организация проводила соответствующую работу в станице. Когда станица была освобождена Красной армией, из остатков разгромленных белогвардейских частей в кубанских плавнях организовалась бело-зеленая банда под руководством белогвардейского офицера Рябоконя, который, как житель ст. Лебеди, хорошо знал кубанские плавни. Бандитов хорошо укрывали плавни, и им помогали некоторые местные жители прилегающих к плавням станиц и хуторов, которые враждебно относились к советской власти и надеялись на возврат белой армии. Рябоконевцы распространяли слухи о том, что скоро придет конец советской власти и прочее. Бандиты часто устраивали кровавые налеты на станицы и хутора, особенно частым налетам подвергались станицы: Староджерели-евская, Николаевская, Лебеди, Полтавская, Черноерковская и другие. Рябоконевцы убивали членов большевистской партии, комсомольцев, работников Советов и всех тех граждан, кто поддерживал советскую власть, часто такие семьи уничтожались полностью. Бандиты грабили первые кооперативные магазины и поджигали дома. Отряды Красной армии, присланные для ликвидации бело-зеленой банды, успеха не имели, так как непроходимые плавни и некоторые местные жители надежно укрывали бандитов. Тогда вся тяжесть по ликвидации банды легла на местный комсомол. Комсомольцы под руководством большевистской партии, местных Советов и ВЧК с оружием в руках отбивали налеты бандитов на станицы. Таким образом, первый Староджерелиевский комсомол стал боевым вооруженным отрядом защиты советской власти в станице.

Я мог бы здесь описать несколько боевых действий Максима с бандами Рябоконя, но остановлюсь на том бое, который оказался последним для Максима. Помню, как летом 1922 года к нам в поле, где работала наша семья, пришел Максим, в руках у него была винтовка. В тот же день к нам на подводе приехали комсомольцы: Горбатенко Иван и Лагунов Федор. Они сказали, что их послал командир Калинин за Максимом, будет поход на Рябоконя. Максим сел на подводу, и они уехали. Больше мы никогда Максима не видели.

Мне было известно, что Калинин (имя и отчество не помню) был командиром небольшого отряда красноармейцев. Этот отряд находился тогда в станице Старонижестеблиевс-кой. Мне потом стало известно о том, что отряд Калинина вместе с комсомольцами решили атаковать банду Рябоконя в лимане Чебурколь. В разведку пошли на лодке Калинин, Максим и Запашный (житель станицы Староджерелиевской, имя и отчество не помню), их лодка шла среди густых камышей по водной, свободной от камыша дорожке (гирлу). Бандитам из камышей хорошо была видна лодка и в ней люди. Разведчики не могли видеть бандитов, притаившихся в камыше. Рябоко-невцы открыли огонь по разведчикам из винтовок и пулемета. Разведчики отвечали огнем из винтовок по невидимому противнику. В этой перестрелке был убит Калинин и Запашный, Максим еще некоторое время продолжал вести огонь, потом его ранили и взяли в плен. Максима бандиты пытали и допрашивали, в каких местах расстанавливаются комсомольские посты, засады, кто сообщает комсомольцам о времени нападения рябоконевцев, кто член партии, ВЧК, ЧОНа и прочее. Несмотря на страшные истязания и пытки, он отвечал: «Не знаю, поплатитесь, гады, за свое зверство своей кровью и жизнью, советская власть сильна, она с вас спросит за все ваши злодеяния». Эти слова Максима злили бандитов еще больше. Бандиты на теле Максима вырезали пятиконечные звезды, отрезали язык, нос, уши, выкололи глаза. Эта зверская казнь продолжалась четырнадцать дней. Потом бандиты привязали к телу Максима красное знамя и бросили его тело под плав (плавом называли плавающий по воде остров, состоящий из камыша, травы и другого мусора).

В этом моем письме нет ничего мной придуманного, я пишу так, как мне неоднократно рассказывали член партии Маншич Николай Николаевич, Ткаченко Влас, участник борьбы с бандитами, комсомолец и участник борьбы с бандами Рябоконя Лысенко Петр Гаврилович, член ВЧКа Фурса Яков и многие другие. Максим погиб при выполнении боевого задания. Все вышеуказанные люди неоднократно выступали на общестаничных праздничных митингах, посвященных Великой Октябрьской революции и 1 Мая и рассказывали о героических делах Максима и его трагической смерти.

Можно ли забыть об этом, хотя с тех пор прошло много лет? Нет документов, но есть еще живые люди, которые должны помнить об этом страшном событии, и еще можно увековечить в мемориале память о Максиме и его боевых товарищах, погибших вместе с ним.

После гибели Максима к нам в дом приезжали два человека в военной форме, они говорили, что они из ВЧК и что Максим был их сотрудником и им нужна фотография Максима для каких-то документов. У нас была одна фотография, и та семейная, на которой был и Максим. На этой фотографии Максим выглядел совсем малолетним, так как эта фотография была сделана в 1914 или 1915 году, но несмотря на это, они взяли фотографию. Эти люди предлагали отцу и матери оформить пенсию за погибшего сына. Но отец и мать отказались от пенсии. Они сказали, что мы еще молодые, себе на хлеб заработаем. Через некоторое время нам возвратили фотографию почтой и несколько копий с нее. Такая фотография Максима имеется в вашей средней школе.

Откуда приезжали эти люди, не знаю, а это важно. У нашего отца были какие-то документы о гибели Максима, но когда наш дом был разбит во время войны немецким снарядом и был убит наш отец, семилетний сын моей сестры Матроны Федотовны Тумановой Николай Алексеевич, тогда не стало и документов.

С искренним и глубоким уважением Туманов Константин Федотович».

Жаль, конечно, юного Максима, жаль этих бедных людей, его родителей, отказавшихся даже от пенсии за гибель сына, жаль и его брата, уже старика, так и не понявшего, что же это был за такой «бандитизм», при котором бандитами оказывалось большинство людей, и на склоне лет все еще повторяющего пошлую пропаганду, которой уже тогда никто не верил… А аляповатость и примитивность этой пропаганды только унижала действительно светлый порыв юного человека…

Особенно печально это теперь, когда нынешним молодым людям надо объяснять, что такое советская власть и которые никак понять не могут, что такое комсомол…

К этой ужасной истории, столько раз озвучиваемой на праздничных митингах, следует добавить лишь то, что с начала января 1922 года по март 1923 года Василий Федорович Рябоконь прекратил всякую свою повстанческую деятельность, скрываясь, раненый и больной тифом, на Кирпи-лях, в других хуторах и станицах, и уж никак не мог расправляться с этими комсомольскими неучами, решившими обследовать плавни…

Что же касается Фурсы и его выступлений на праздниках о подвиге Максима, то именно он, оставшись тогда в станице, послал молодого человека на явную гибель, хотя должен был идти в плавни вместе с ним…

О том, как комсомолия вела борьбу с бандитизмом и с саботажниками сдачи хлеба, говорит трагедия, свидетельствующая скорее не просто о неподготовленности молодых людей, брошенных в вооруженную борьбу со своими же гражданами, обзываемыми бандитами и кулаками, а о полном непонимании действительного смысла происходившего…

Однажды стрелковая рота в составе ста двадцати человек при трех пулеметах пешим порядком вышла из Ейска на помощь чоновцам в станицу Староминскую. Между станицами Старо-щербиновской и Староминской командир решил сделать привал. Рота расположилась в балке. Люди, пройдя более тридцати пяти километров, прямо-таки свалились в траву от усталости. Многие сразу же уснули. Командир роты не предпринял никаких мер предосторожности, даже не выставил охранения.