Темное пламя - Алисон Ноэль

— Полегче, золотце! Ты ведь не любишь долгих прелюдий! На эти милые шалости у нас еще будет время, сначала — дело. Сколько лет ты ждала — четыреста, если не ошибаюсь?

Я вновь притягиваю его к себе. Я изголодалась по нему, по его прикосновениям. Выгибаюсь навстречу, подставляю припухшие жадные губы. Мне необходимо, чтобы Роман тоже меня хотел, так же безоглядно, как я хочу его. Я сделаю все, чтобы добиться поцелуя! И вдруг, словно проснувшись, вспоминаю, что именно для этого требуется…

Джинсы Романа уже лежат на полу. Он коленом раздвигает мне ноги.

— Не бойся, золотце, будет совсем немножко больно, а потом…

Он смотрит мне в глаза, и время останавливается. Этого взгляда я и ждала. В глазах Романа — желание, губы восхищенно полуоткрыты.

Он тоже хочет меня, я нужна ему так же сильно, как и он — мне.

Я жмусь к нему, лихорадочно ищу его губы, а он склоняется надо мной и шепчет чуть ли не с благоговением:

— Трина…

Отшатываюсь, растерянно заглядываю ему в лицо и вижу себя такой, какой меня видит он. Рыжее пламя волос, белая, словно фарфоровая кожа, изумрудные глаза… Это не мое отражение!

— Трина, — повторяет он. — Трина, я…

Мое тело все еще отзывается, тянется навстречу ласкам, а сердце уже сжалось и больше не участвует в игре. Что-то тут неправильно… Ужасно неправильно! Мысль не успевает оформиться до конца. Роман дергает мое платье, и оно соскальзывает прочь.

Я смотрю в его горящие глаза и понимаю, что подарок почти у меня в руках. То, чего я хочу больше всего на свете.

Как в тумане, сознаю, что с этой минуты ничто уже не будет прежним.

Никогда.

Прошлого не вернуть.

Роман втискивается меж моих ног, и я готовлюсь к недолгой вспышке боли. Отворачиваюсь, и на глаза мне попадается зеркало, висящее на противоположной стене. Из стекла на меня смотрит девушка с огненно-рыжими волосами, бледной, почти светящейся кожей, изумрудно-зелеными глазами и хищной улыбкой.

Я узнаю ее мгновенно.

Ее видит Роман, когда смотрит на меня.

Только это не я. Совсем не я!

— Готова, золотце?

В глазах Романа — предвкушение.

И хотя моя голова склоняется в утвердительном кивке и тело подается навстречу Роману, на самом деле откликаюсь не я, а завладевшее мною чудовище.

Он ведь сам сказал: истина всегда побеждает.

К счастью, моя душа помнит об этом. Зажмурившись, сосредотачиваюсь на своей сердечной чакре. Мысленно вижу зеленое колесо энергии в центре груди. Оно растет, повинуясь моей воле, расширяется все больше и больше…

С губ Романа срывается мое имя… Нет, не мое — ее имя. Он весь в предвкушении, еще не зная, что я в самый последний миг все-таки победила.

Подтягиваю ногу и со всей силы бью его коленом в пах. От вопля Романа закладывает уши. Он корчится, зажав ладони между ног, а я быстро выскальзываю из-под него. У меня всего несколько секунд до того, как Роман исцелится и бросится на меня.

Оглядываю тесную, аккуратную лабораторию.

— Где ты его прячешь?

Роман осматривает себя, пытаясь оценить масштаб повреждений.

— Черт бы тебя побрал, Эвер…

Мне некогда его слушать.

— Говори, где!

Стараясь удерживать в поле своего внимания сердечную чакру, подбираю с пола амулет и прижимаю к груди.

— Ты спятила? — Роман хмуро натягивает джинсы. — Устроила мне такую подлянку, и у тебя еще хватает наглости рассчитывать на мою помощь? И думать забудь! Ты десять минут назад могла уйти с противоядием, но выбрала другое. Мы оба знаем, что все было честно. Я отдал бы его тебе, как и обещал. Между прочим, здесь я его не храню, можешь не шарить по шкафам. Я еще не совсем рехнулся.

Он запахивает шелковую домашнюю куртку, словно для того, чтобы не подвергать меня лишнему соблазну. Впрочем, это меня уже не интересует, хоть зверь и воет внутри. Сейчас я слушаю не его, а свое сердце и душу.

— Сделай ты иной выбор, я проводил бы тебя туда, где спрятано противоядие. Ничего не изменилось оттого, что ты в последнюю минуту передумала. — Он с издевкой выгибает бровь, давая понять, что знает, откуда у меня взялись силы. — Ты выбрала меня, Эвер. Вот что ты хочешь больше всего на свете. Ну, после твоего гнусного приемчика не получишь ни того, ни другого. И не жди, что я дам тебе второй шанс?

Я смотрю на него, а внутри полыхает темное пламя, толкая меня к этим голубым глазам, к золотистой копне волос, к влажным ждущим губам и узким бедрам…

— Нет, — шепчу я, отступая назад. — Ты мне не нужен! Я не виновата, в меня вселился демон!

Мне не уйти из этой комнаты иначе, как одним способом, который мне страшно не хочется показывать Роману. Однако делать нечего, ноги идут только к его постели.

Стиснув в кулаке амулет, представляю себе портал в Летнюю страну, и вот передо мной возникает мерцающая золотистая дымка.

В тот миг, когда я шагаю в портал, сзади раздается голос Романа:

— Дурочка Эвер, как ты не понимаешь, что между тобой и твоим чудовищем больше нет разницы? Вы — одно. Чудовище — темная сторона твоей души, твое теневое Я.

Я посреди цветущего луга. На душе тяжело. Не следовало перемещаться на глазах у Романа. Только разве у меня был выбор?

Чудовище подтачивало мою решимость, еще несколько секунд — и все рухнуло бы. Конец мне и всему, что мне дорого.

Беда в том, что Роман прав. Я проиграла, чудовище — это я и есть, мы неразделимы. Чудовище принимает решения и действует, а я безвольно следую за ним, не умея ни нажать на тормоза, ни выпрыгнуть из машины. Ничего не могу придумать, не знаю, куда кинуться.

Я знаю одно: развеять чары не удалось. И обращение к Гекате не помогло.

А Деймен… Деймен меня не спасет.

Нельзя, чтобы он узнал о той мерзости, что я чуть было не совершила.

Не мучиться же ему еще сто лет, защищая меня от меня самой.

Я так низко пала, что уже не выбраться. Не вырулить на нормальную дорогу. Ни за что не вернусь в обычный мир — там я рискую погубить все.

И вот я бреду, сама не зная, куда направляюсь и что там буду делать. Медленно и бесцельно шагаю по берегу разноцветного ручья. Едва замечаю, когда он заканчивается и под ногами у меня начинает хлюпать сырая болотистая почва.

Почти не чувствую, что температура воздуха понизилась на несколько градусов, а золотистая мерцающая дымка сгустилась в непроглядный туман.

Наверное, поэтому я испытываю такое потрясение, когда наконец понимаю: я незаметно доплелась до того места, где туман гуще всего, где так легко миновать рубеж, за которым возврата нет. Знакомые очертания, разлохмаченные веревочные поручни, потрескавшиеся доски… То размываются туманом, то вновь проступают отчетливей, безошибочно узнаваемые.