Звезда Авроры - Эми Кауфман

Золотой Мальчик о нас заботится, потому что мы – его экипаж. Он за нас в ответе.

Скарлетт же заботится о нас просто потому, что мы ей небезразличны.

Она перехватывает мой взгляд.

– Финиан, спи, – шепчет мне.

Я закрываю глаза и засыпаю под убаюкивающее дыхание своих товарищей.

Мне снится дом, Траск, его красное солнце и распростертые улья городов, уходящие глубоко под землю. Мне снится, что я стою наверху, и идет снег, снежинки сыплются крупой с неба и укрывают безжалостную каменистую поверхность бесконечным толстым одеялом всюду, куда достает взгляд.

И вот самая странная вещь:

Если мне не изменяет память, снегу не полагается быть синим…

Просыпаюсь от шепота: Тайлер спорит с Кэт.

– Плевать мне! – шипит она. – Это чертова жуть, Тай. И мы в ней по самые уши. Она – разыскиваемая беглянка. Ее надо сдать.

– Мы даже не знаем, что это, – напоминает он ей так же тихо.

Слышится голос Зилы:

– Кажется, повторения одного и того же изображения.

Я откатываюсь от стены, где лежал, свернувшись клубком. Главные сервоприводы и мускульное плетение активизируются сразу же, хотя пальцам нужно время, чтобы начать четко двигаться. Разлепляю глаза, меня приветствует наша захламленная комнатка и…

Яйца Творца!

При свете от унигласса Кэт я вижу узор – один и тот же узор, – повторяющийся снова и снова люминесцентной белой краской. Он на каждой грязной стенке, на каждом люке, на каждом ящике и медленно сползает на пол, где здоровенная версия того же узора занимает все пространство, не занятое спящими членами экипажа.

Это фигура вроде как гуманоида. Но у него всего три пальца, слева короче, справа длиннее. Глаза разные – левый пуст, правый заполнен белым. И у него на груди нарисована геометрическая фигура – там, где должно быть сердце.

Ромб.

Кэл просыпается, Скарлетт открывает глаза после толчка брата. Она приподнимается на локте, стонет, выгибая спину, потом застывает, заметив сотни светящихся фигур, украшающих наше нынешнее временное жилище. Мы вшестером сидим и смотрим на краску на стенах.

– Ноль права, – говорю я тихо, оглядываясь вокруг. – Это жуть какая-то, Золотой Мальчик.

При звуке моего голоса наша беглянка начинает копошиться на койке, где недавно спала с Зилой. Она садится и свешивает ноги с кровати, зевает, щурится от света в руке Кэт.

Протирая заспанные глаза, оглядывается, моргая, и наконец замечает, что все мы на нее смотрим.

– Что такое? – спрашивает она. – Я храпела, что ли?

Пальцы ее вымазаны люминесцентной белой краской.

И на щеке пятно.

Она смотрит на пиктограммы на стене. На краску у себя на пальцах. От выражения ее лица, когда становится ясно, что это сделала она – даже если была одержима и не владела собой, – у меня сердце щемит. По крайней мере, так я интерпретирую боль и сжатие в центре груди.

Такое нечасто бывает.

– Я не…

Ее шепот замирает.

Кэл молча спрыгивает с верхней койки полюбоваться на узор. Оборачивается к Авроре, и между бровями у него пролегает легкая морщинка.

– Почему ты боишься? – спрашивает он холодно. – Это какой-то знак. Мы там, где нам положено быть. И теперь мы что-то знаем о том, что ищем.

Пока что это наиболее разумное из всего сказанного, но тон его нисколько не помогает Аври успокоиться. Она стиснула зубы, глаза у нее расширены, и я вижу, как она борется с желанием закричать. Зарыдать. Сломаться.

Именно в этот момент Дариэль открывает дверь. Без стука.

Останавливается в дверях, медленно моргает.

– Я вижу, вы тут кое-что переделали, – говорит он наконец. – Стоимость краски включу в счет.

Все молчат, потому что – что тут скажешь? Но мой кузен, похоже, не понимает, что влез в самый неловкой момент. Он снова моргает, потом щурится на самый большой узор, нарисованный на полу возле ног Скарлетт.

– Вы, ребята, типа любители искусства? – спрашивает он. – Зачем вообще этого старого чакка нарисовали на моем полу?

Комната оживает.

– Тебе это изображение знакомо? – Тайлер тут же оказывается на ногах.

– Что это за хрень такая? – это Кэт, с меньшей деликатностью.

Скарлетт одним плавным движением встает. Предыдущие стоны, ночь на полу – все забыто.

Она посылает Кэт улыбочку, означающую «заткнись», и вовсю сияет моему кузену.

– Ты действительно тут все знаешь вдоль и поперек. Считай, что произвел на меня впечатление. – Она улыбается чуть шире, подается чуть ближе. – Этот самый… чакк… мы как раз ищем что-то подобное. Может быть, можешь нам помочь?

Многие считают, будто все бетрасканцы – торговцы, что даже несколько смешно, если подумать. Вы только представьте себе общество, в котором одни только торговцы. А кто тогда занимается производством? Кто чинит трубы, кто проектирует устройства связи? Бетрасканцы в не меньшей степени разные, чем все прочие виды.

Но каждый бетрасканец любит заключать сделки, тут вопроса нет. И мы знаем, как это надо делать. Откуда, наверное, и идет эта универсальная репутация. Мы умеем торговаться, и клан де Сиил этим знаменит.

– М-м-может быть, – медленно тянет Дариэль, начиная понимать, что у него в руках важная информация. – Может быть, смогу.

– В обмен на Услугу, наверное? – спрашиваю я.

Дариэль улыбается мне.

– Быстро схватываешь, кузен.

Я смотрю на Аврору. На Золотого Мальчика. Надеюсь, Тайлер знает, какого черта он делает и как глубоко нас засосало. Но у нас вроде большого выбора нет.

Мы идем за Дариэлем в главную комнату, сбиваемся вокруг него в кучку, а он садится за консоль. Скарлетт наклоняется ближе, кладет руку ему на плечо и смотрит на экран, пока он входит в сеть Семпитернити. Я выбираю сухое местечко и прислоняюсь к прохладной каменной стене, отодвинув сияющую лиану.

– Это была выставка, – говорит кузен, одной рукой поводя в воздухе, чтобы сменить голографический дисплей. – Около года назад. Я там на этих постерах несколько быстрых кредов поднял. Ее проводил у себя в музее Кассельдон Бьянки, знаток живописи, резидент единственного и неповторимого Мирового Корабля Семпитернити… вот оно.

Консоль Дариэля проецирует найденную им трехмерную афишу.

Он снова проводит рукой, и дисплей вращается, показывая и убирая вазы, картины, ожерелья, кубки и скульптуры и еще что-то, оценить которые мне не хватает культурного багажа.

Вдруг при виде глазурованной керамической чаши Аврора подается вперед.

– Это из Китая! Как она могла сюда попасть?

Дариэль прекращает вращать поднятым пальцем, оглядывается через плечо с внезапным интересом:

– Ты эксперт по керамике, что ли? Потому что у меня есть…

– Нет, – отвечает она. – Просто мой отец – китаец. То есть… был китаец.

Напоминание о прошедшем времени действует на нее как удар под дых. Она опускает глаза и поджимает губы, тяжело глотая слюну. Дариэль замечает эту перемену настроения, но Скарлетт быстро его отвлекает.

– Так он вроде коллекционера? – спрашивает она, придвигаясь ближе. – Кассельдон этот Бьянки?

– Он тут главный коллекционер, – отвечает Дариэль, опять повернувшись к ней. – Он вообще главный на Мировом Корабле. Если у тебя есть что-то особенное и ты хочешь его сбыть, то тебе