Эликсир жизни - Вера Крыжановская

Не без страха спрашивал он себя, как-то сложится их интимная жизнь, будет ли Нара способна к искренней глубокой любви и удовлетворится ли она тихой честной семейной жизнью, которую Супрамати считал идеалом счастья?

Заснул он очень поздно. На следующее утро вчерашние впечатления отчасти побледнели, и он со свежим интересом принялся за осмотр своих новых владений.

Прежде всего они осмотрели окруженный стеной небольшой сад замка с вековыми деревьями, а затем поднялись на самую высокую башню, откуда открывался чудный вид.

Когда Супрамати выразил свое восхищение, Тортоз заметил:

– Да, здесь хорошо! Но принц владел, то есть хотел сказать, вы владеете в Шотландии старым замком, который я предпочитаю этому. Тот выстроен на берегу океана, на громадной скале. Там между небом и водой чувствуешь себя уединенно и спокойно. Когда погода хороша, лучи солнца искрами рассыпаются по гребням волн, а морские птицы реют вокруг балкона. Принц очень любил это место, особенно когда на него находили черные часы и он не знал куда деться. Но тогда он больше всего любил бурю. Когда ревел ураган, а высокие волны, точно водяные горы, с грохотом разбивались о скалы, он чувствовал себя хорошо и не покидал висевшего над бездной балкона.

– Да, его душа страдала, и он нигде не мог найти себе покоя, – с сожалением заметил Супрамати.

Управляющий вздохнул.

– Знаете, что он мне однажды сказал? – «Мое несчастье, – говорит, – заключается в том, что у меня нет терпения работать. Если бы я трудился, изучал, я забыл бы время и был бы счастливее».

Под конец они осмотрели капеллу и склеп, где странный Синяя Борода сложил гробы своих многочисленных жен.

Склеп представлял из себя большую подземную залу, высеченную в скале. В глубине виднелся каменный алтарь с большим распятием из белого мрамора, перед которым горела лампада. Далее в два ряда тянулись длинные ящики, форма и украшение которых относились ко всем векам.

– Если хотите посмотреть на бедных покойниц, то вон в том ящике хранятся ключи от гробов, – заметил Тортоз, указывая на большой ящик черного дерева с серебряными уголками, стоявший на ступенях алтаря.

Супрамати с минуту колебался. Любопытство побуждало его взглянуть на жертв своего предшественника и в то же время ему неловко было смущать нескромным любопытством покой бедных усопших.

– Вероятно, в этих гробах большей частью остались одни кости, – с нерешительным видом ответил он.

– Не думаю! Сам я не смел смотреть их, но я знаю, что принц всякий раз, как приезжал в замок, спускался сюда и открывал все гробы. Понятно, он хотел видеть любимых жен, а не тлеющие могильные кости.

Побежденный этим доводом, Супрамати приказал подать себе ящик, содержавший ключи всякой формы и величины.

– Прежде чем открывать гробы, надо зажечь канделябры, стоящие в той нише. Покойный принц всегда делал это.

– Зажгите, друг Тортоз, – ответил Супрамати, выбирая ключ от самого древнего гроба.

Скоро двадцать четыре свечи горели в древних канделябрах, ярко освещая внутренность гроба, только что открытого Супрамати. Слегка дрожащей рукой снял он шелковое покрывало – и в ту же минуту крик удивленного восхищения сорвался с его губ.

Перед ним лежала и точно спала молодая женщина чудной красоты. Она была нарядно одета и до половины засыпана цветами, такими свежими, как будто они только что были сорваны. Странный и удушливый аромат, такой же, как и в комнате, где лежала Лилиана, волнами вырывался из гроба.

То же самое было и во всех остальных гробах. В последнем гробе покоилась Элеонора, на которой Нарайяна женился во время своего последнего пребывания в замке. Она также была очаровательна.

Супрамати с удивлением спрашивал себя, почему его предшественник, имевший такое могущественное средство в руках, не воспользовался им ни для одной из любимых женщин?

– Как не хотелось умирать этой бедной Элеоноре. Она так любила принца, что с ума сходила при мысли о разлуке с ним. Он тоже горько плакал и целовал ее, не переставая повторять: «Какая милость неба была бы, о Элеонора, если бы я мог умереть с тобой!» – рассказывал Тортоз, последовательно называвший имена всех красавиц-покойниц.

Затем, взяв один из свежих цветов, он прибавил, осеняя себя крестным знамением:

– Да умилосердится Господь над душой моего бедного господина! Я никогда не хотел верить, что он имел сношения с дьяволом, но этот цветок заставляет сильно задуматься. Без помощи Бога или демона цветок не может оставаться свежим в течение четырех или пяти столетий.

– Успокойтесь, Тортоз! Дьявол не принимал никакого участия в этом деле. Сохранение цветов, как и этих тел, есть результат знания; только это знание Нарайяна мог бы употребить лучше.

Окончив осмотр и пообедав, Супрамати в беседе с Тортозом выразил удивление, что здесь нет, как в Бретани, лаборатории, хотя Нарайяна часто и подолгу жил в этом замке.

– Здесь есть лаборатория. Вход в нее из библиотеки, только дверь скрыта обшивкой, – ответил управляющий.

Когда крайне заинтересованный Супрамати выразил желание, чтобы Тортоз немедленно же показал ему эту дверь, последний объявил, что ему неизвестен секрет, как открыть дверь лаборатории, потому что покойный раз навсегда запретил ему входить туда. Он согласился только приблизительно указать место, где она находится.

Они тотчас же прошли в библиотеку, и Супрамати с жаром принялся за поиски этой двери.

Место, указанное управляющим, было закрыто полками с книгами, и Супрамати пришлось снять их, чтобы осмотреть стену.

Тем не менее ему потребовалось более двух часов, чтобы найти пружину, искусно скрытую в резьбе полок.

Наконец, дверь открылась, и Супрамати вошел в большую залу без окон. В свешивавшейся с потолка лампе горел синеватый огонек, как у гроба Лилианы, распространяя слабый свет. Но огонек этот почти тотчас же погас. Супрамати принес зажженный канделябр и с любопытством стал осматривать странное помещение.

В глубине залы находился громадный очаг, снабженный мехами и заставленный ретортами и другими принадлежностями алхимии. Около стены был стол, имевший форму аналоя, к которому железною цепью был прикован толстый фолиант в кожаном переплете. Немного дальше стоял шкаф, переполненный кожаными меточками различных цветов, флаконами всевозможных форм, ящичками и свитками пергамента.

Вдоль стены стояли треножники и какие-то странные инструменты, совершенно незнакомые Супрамати. Но его более всего заинтересовали две вещи, стоявшие по концам залы.

Одна из них была треугольной деревянной подставкой, в которой был укреплен широкий меч, обращенный лезвием к потолку. Сверкающий клинок этого меча был покрыт надписями, непонятными для Супрамати.

Вторая вещь представляла из себя большой металлический лист в виде щита, тоже утвержденный на подставке, и рядом с ним на табурете лежал молоток. Все это было обведено нарисованным на полу красным кругом, имевшим с трех сторон каббалистические знаки.