Влюбленная Пион - Лиза Си

Сяоцин посмотрела на меня в ожидании ответа. Дру­гие девушки, умершие от любви, также обратили свои взгляды ко мне. В их добрых глазах я видела ожидание достойного ответа.

— Наши слова не всегда исчезают, словно весенний сон, — заметила я. — Некоторые остаются на земле, и люди плачут, читая их.

— И пусть это продолжается десять тысяч лет, — под­хватила дочь торговца солью.

Сяоцин милостиво оглядела нас.

— Десять тысяч лет, — повторила она. Она вздрогну­ла, и звуки ее голоса заставили задрожать воздух. — Не будьте так в этом уверены. Они уже начинают нас забы­вать. А когда это случится... — Она поднялась на ноги, и полы ее платья встрепенулись. Сяоцин кивнула каждой из нас и уплыла прочь.

Затем пришла моя бабушка. Девушки не стали нам мешать. Но разве она могла меня утешить?

— Никакой любви нет, — часто повторяла она, — есть только долг и ответственность. — Ее рассказы о муже были полны сознания долга, но не любви или хотя бы искреннего чувства.

Я чувствовала себя покинутой и безутешной. Бабуш­ка продолжала болтать, а я наблюдала за тем, как в доме Жэня идут приготовления к Новому году. Он заплатил все долги своей семьи; его мать подмела и убрала в доме; слуги приготовили особые блюда и сожгли изображение бога Кухни, висевшее над плитой, после чего тот напра­вился на небо, чтобы рассказать о плохих и хороших по­ступках этой семьи. Обо мне же никто не вспоминал.

Я нехотя перевела взгляд на родительский дом. Мой отец вернулся из столицы, чтобы исполнить то, что по­велевает родственный долг. Бао, который уже семь лет был моим братом, женился. Как это ни печально, но все три его сына родились мертвыми. Возможно, это было следствием пережитого несчастья или слабости его ха­рактера, но большую часть времени Бао проводил у пе­вичек, живущих на берегах Западного озера. Впрочем, моего отца, кажется, это не очень беспокоило. В канун Нового года они с мамой направились на семейное клад­бище, чтобы пригласить предков в родной дом.

Папа с достоинством носил чиновничьи одежды. Ис­кусно вышитая эмблема на его груди говорила каждому, что он занимает высокий ранг. Теперь он шествовал с куда большим достоинством, чем в то время, когда я жила в усадьбе. Мама же вовсе не казалась такой уверенной в себе. Скорбь прибавила ей возраста. Теперь в ее волосах было много седины, а ее плечи исхудали и поникли.

— Твоя мать все время думает о тебе, — сказала ба­бушка. — В этом году она нарушит традицию. Смелая женщина.

Я не могла представить, что мама совершит нечто такое, что противоречит принципу Четырех Доброде­телей и Трех Обязательств.

— Она осталась бездетной, — продолжала бабушка.

Ее сердце наполняется печалью каждый раз, когда она видит книгу стихов или чувствует запах пионов. Они напоминают ей о тебе, и воспоминания тяжелым гру­зом ложатся на сердце.

Я не хотела этого слышать. Зачем? Но бабушка не стремилась щадить мои чувства.

— Если бы ты видела, какой была твоя мать после свадьбы, когда она пришла в нашу семью, — продолжи­ла бабушка. — Ей было всего семнадцать лет. Она была прекрасно образована и безупречно исполняла все, что положено женщине. Долг, обязанность и удовольствие свекрови состоит в том, чтобы жаловаться на свою сно­ху, но твоя мать не давала мне повода для жалоб. Что ж, я была этому рада. В моем доме было много сыновей. Я была рада, что мы проводим с ней много времени. Вскоре я стала считать ее не снохой, а подругой. Ты пред­ставить себе не можешь, куда мы только ни ездили, чем только ни занимались.

— Мама никогда не покидала пределы усадьбы, — напомнила я ей.

— В прошлом она делала это много раз, — возразила бабушка. — Незадолго до падения династии Мин мы с твоей матерью часто рассуждали о долге женщины. Сто­ит ли ей совершенствоваться в рукоделии или она мо­жет позволить себе предаваться любви к приключени­ям, потворствовать любопытству и находить пищу для острого ума? Твоя мать, а не отец, первая заинтересова­лась произведениями поэтесс. Ты знала об этом?

Я покачала головой.

— Она полагала, что каждая женщина обязана соби­рать, редактировать, издавать и размышлять над сочи­нениями других таких же, — продолжила бабушка. — Мы много путешествовали в поисках новых книг и впе­чатлений.

Мне это показалось невероятным.

— И где же вы побывали? Вы что, ходили пешком? — спросила я, надеясь, что она перестанет фантазировать.

— Мы учились ходить в наших комнатах и в коридо­рах усадьбы, — ответила она, улыбаясь при этом воспо­минании. — Наши «золотые лилии» затвердели, и мы уже не чувствовали боли. А если и чувствовали, то она заглушалась удовольствием от наших наблюдений и за­нятий. Мы познакомились с мужчинами, которые гор­дились своими родственницами и публиковали их со­чинения, чтобы все помнили о том, какая благодать снизошла на их семью. Сочинения женщин свидетель­ствовали об изысканности вкусов, царящих в доме, и потому мужчины с уважением относились к сочинени­ям своих жен и матерей. Так же как ты, твоя мать храни­ла в сердце знания, полученные из книг, но она с пре­небрежением относилась к собственным сочинениям. Она отказывалась использовать тушь и бумагу, но сме­шивала пудру с водой и писала на листьях. Она не жела­ла оставлять о себе никаких воспоминаний.

На земле наступил Новый год. Родители поставили в зале с поминальными дощечками блюда с мясом, фрук­тами и овощами, и я видела, как округлилась фигура моей бабушки. После церемонии мама взяла три рисо­вых шарика, прошла в мою старую комнату и положила их на подоконник. Впервые за семь лет я наелась досы­та. Всего три рисовых шарика, но я была полна сил.

Бабушка посмотрела на меня и кивнула с понимаю­щим видом.

— Я же говорила, что она тебя любит.

— Но почему сейчас...

Бабушка не обратила внимания на мой вопрос и воо­душевленно продолжила рассказ:

— Мы с твоей матерью участвовали в собраниях по­этов под полной Луной, мы путешествовали, чтобы уви­деть, как цветет жасмин и слива, взбирались в горы и за­рисовывали каменные стелы близ буддийских храмов. Мы нанимали прогулочные лодки и катались по Запад­ному озеру и Великому каналу. Мы были знакомы с ху­дожницами, которые продавали свои работы и прино­сили в дом деньги. Мы обедали с женщинами, искусно стрелявшими из лука, и отмечали праздники вместе с другими представительницами благородных семей. Мы играли на музыкальных инструментах, пили вино и пи­сали стихи. Нам с твоей матерью было очень весело.

Я недоверчиво покачала головой. Бабушка заметила:

— Ты не единственная, кто совершенно не знает ис­тинного характера своей матери. — Кажется, она была

довольна, что ей удалось удивить меня, но ее радость быстро улетучилась. — Как многие другие женщины в то время, мы наслаждались тем, что мог предложить нам большой мир, но мы мало о нем знали. Мы совершен­ствовались в каллиграфии и устраивали вечеринки, сме­ялись и пели. Мы не подозревали, что с севера к нам подкрадываются маньчжуры.