Звезда Вавилона - Барбара Вуд

— Привет, — сказала она.

Он вышел на свет.

— В этих лесах небезопасно.

— Я знаю. Вода падает неправильно. Думаю, законы физики здесь отличаются. — Она покраснела. — Я собираюсь стать физиком.

У Фило перехватило дыхание. На дворе был 1948 год, и девочки не мечтали о том, чтобы стать физиками. Но она могла сказать, что хочет быть хоть шахтером, — настолько он был очарован.

Он знал, кто она. Ленора Руссо, ее отец был одним из александрийцев, их родословная уходила далеко в прошлые века, так же как и у Фило.

— Возможно, мы и живем при демократии.

Мать часто говорила ему: «Ни один из членов общества не может занять место выше, чем другой. Но на самом деле лишь небольшая группа людей способна проследить свое происхождение к самому зарождению рода, так, как мы, за триста лет, до того как жрецы были отправлены в изгнание. Ты прямой потомок Верховного жреца Филоса и принцессы Артемидии — и никогда не забывай, Фило, что ты выше всех остальных».

Ленора была здесь впервые; ее привезли для прохождения обряда инициации. Фило, который вступил в орден еще прошлым летом, на четырнадцатый день рождения, предложил ей свою помощь.

— Все очень просто, — сказал он. Его подростковый голос срывался, когда он ощущал, что она смотрит на него. — Пост и медитация, потом несколько вопросов, а затем клятвы верности и соблюдения секретности.

После этого новичку открывался доступ к эзотерической мудрости древних и он посвящался в миссию александрийцев. Но Фило не стал говорить ей о последней части. Сначала она должна была поклясться в преданности и обещать хранить тайну.

Ленора посмотрела на воду, омывавшую ее ноги, и легонько вскрикнула.

— Сколько камней! Мне не добраться самой до берега.

Берег был всего в десяти дюймах от нее.

Фило протянул руку, и она на мгновение пронзила взглядом своих чудесных глаз его трепещущую душу, а потом сказала:

— Вы так галантны, мой рыцарь в доспехах.

Она положила свою прохладную и мокрую ладонь в его потную юношескую ручищу, и он храбро помог ей выйти из ручья. Она была невероятно изящна и словно не от мира сего: розовые соски просвечивали через платье, длинные волнистые волосы делали ее похожей на фею. А он всего лишь неуклюжий и неловкий простак с деревенским техасским акцентом.

Она не смеялась над ним и не смотрела мимо него. Она назвала его галантным. В тот момент Фило поклялся, что проведет остаток своей жизни, стараясь сделать себя достойным ее.

За несколько следующих лет он подрос — ненамного, всего на пару дюймов. Чтобы компенсировать этот недостаток, он усиленно работал над манерами. Но кого можно было выбрать в качестве примера? Его отец — слабый тихий человек, которого агрессивная мать Фило выбрала ради денег и генов, — страстно увлекался коллекционированием марок. Вряд ли он мог служить мальчику хорошим образцом для подражания.

Фило не пришлось искать слишком долго. Роберт Эдуард Ли, знаменитый генерал войск Конфедерации во времена Гражданской войны, которого одновременно считали самым красивым мужчиной Юга и настоящим джентльменом, стал его кумиром. Ли проиграл войну, но не испытывал ненависти к победителям. Он выступил в качестве примера для своих собратьев южан в надежде, что горечь от поражения будет забыта и начнется создание объединенной Америки. Он олицетворял собой высокие моральные нормы, рыцарское поведение и особые черты мужественности. Вот качества, которые, как утверждал Ли, должны быть присущи джентльмену-южанину: сдержанность, самоконтроль, верность долгу, уверенность, забота о других, отвага, особое отношение к дамам, вежливость, честность и твердые религиозные убеждения. Они станут такими и для Фило, который переймет достоинства Роберта Ли и будет ежедневно доводить их до совершенства. Даже в будущем, когда ему придется убивать, он станет делать это с сожалением и уважением к своим жертвам, веря, что они вознесутся к Господу в луче света.

О Роберте Ли говорили как о последнем благородном рыцаре, и раз Фило происходил от рыцарей-крестоносцев, то он присвоил это звание себе.

Только в одном он не соглашался со своим кумиром. Ли говорил:

— В Библии есть моменты, которые я не могу объяснить, но я полностью принимаю ее как настоящее Слово Господа, и ее учения как ниспосланные Святым Духом.

Ошибка была в том, что никакого Бога не существовало, следовательно, не могло быть и слова Господа.

Фило работал над своей речью: избавлялся от южного сленга, таких словечек, как «типа того»; следил за осанкой (ходил увереннее, чем другие люди низкого роста), своими манерами, каждым поворотом головы во время разговора. Он прививал себе свойственный лорду кругозор и философию терпимости. Он усердно учился и получал высшие баллы. Он завоевывал награды и оканчивал учебные заведения с отличием. Все ради Леноры — его лесной нимфы с фиалковыми глазами, которая назвала его галантным.

За исключением редких общественных мероприятий в домах кого-нибудь из членов общества по всему миру, они редко виделись после той встречи на поляне: Ленора жила в Калифорнии, Фило — в Техасе. Но она всегда была в его мыслях, и все, что он делал, его усилия и стремления, каждый вдох посвящались Леноре. Когда Фило размышлял о будущем, он видел ее рядом с собой.

Сидя в своем стильном белом пентхаусе, он вспоминал слова, написанные ему Ленорой много лет назад в письме, которое бережно хранил и помнил наизусть:

«Дорогой Фило, мы, люди, взрослели на протяжении многих эпох. Мы были детьми, когда Бог сотворил нас. Его законы являются доказательством этого. Первые из них связаны с моралью — законы Хаммурапи, Моисея, Конфуция. В них были правила, по которым нам следовало прожить свои жизни. Но теперь мы подросли, и Бог открывает нам другие изумительные законы — в области физики, астрономии, квантового мира. Каждый день в новостях мы наблюдаем, как наука делает поразительные открытия. Бог готовит нас для смены системы взглядов и понятий огромного масштаба. Мы стоим на пороге чего-то удивительного».

Фило всегда поражало, как Ленора могла говорить о Боге, когда сама была одной из александрийцев, которые не верили в существование Бога. Но это было лишь одной частью восхитительной многогранности ее личности. Ленора очень любила Свечение, и мало кто мог, повстречавшись с ней, не пасть жертвой ее волшебного обаяния. И она должна была принадлежать ему.

Был лишь один человек, который мог бы ему помешать, — Батшиба Тибодо.

Люди в то время боялись матери Фило. Не потому что она была самой богатой устроительницей знатных приемов в южной половине Соединенных Штатов и лишь одно попадание или непопадание в список ее гостей могло означать успех в обществе или провал карьеры. Люди боялись ее потому, что она разговаривала с умершими. Их следует утешать, говорила она. И Фило был уверен, что духи мертвых слушались ее. Все слушались Батшибу.

Это была женщина внушительных размеров, с генеалогическим древом, уходившим корнями на две тысячи лет, в отличие от ее забитого мужа, который мог проследить свою родословную только до колонистов, прибывших в Америку на «Мейфлауэре». Ее жесткое правление стало притчей во языцех. И центром этой яростно опекаемой вселенной был ее единственный ребенок: Фило.