В донесениях не сообщалось... Жизнь и смерть солдата Великой Отечественной. 1941-1945 - Сергей Михеенков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перед самой школой пехота соскочила с брони. Мы ударили из орудий и пулеметов. Пехотинцы добивали последних, кто выскакивал наружу. Вскоре все было кончено.
На рассвете 21 декабря мы увидели впереди отблески пожаров — горела Калуга.
Тут мы столкнулись с немецкими артиллеристами. Видимо, они уже нас встречали. Но на наше счастье, или они малость замешкались, или мы оказались проворнее.
Механиком-водителем у нас в экипаже был сержант Подъяблонский. Поляк. Впереди дорога. И там, на дороге, Подъяблонский увидел, как немцы торопливо отцепляли от грузовиков и уже разворачивали 37-миллиметровые противотанковые пушки. Но мы первыми открыли огонь. Стреляли осколочными. Я видел, как первый наш снаряд разорвался с недолетом, перед самыми пушками. Второй — между двумя машинами. Третьим снарядом разбило и опрокинуло одно орудие. Следующий угодил прямо в кабину одной из машин. Этим снарядом были убиты офицер и водитель. Мы их потом видели. А артиллеристов почти всех перебили из пулеметов.
Мы проехали мимо разбитой противотанковой батареи, повернули влево и вскоре выскочили на Перемышльское шоссе. Проскочили мимо трех горящих немецких машин. Их подбили другие экипажи. Машины были загружены чемоданами и ящиками. Видимо, калужские трофеи немцев.
На шоссе мы перестроились: колонну возглавил тяжелый КВ. За ним шли два «Валентайна». И наши легкие Т-26.
Перед переправой на нашу колонну налетели немецкие самолеты. Однако бомбили они нас как-то торопливо, как следует не заходя в атаку, а так, кидали бомбы как попало. Были ранены только двое танкистов, которые во время бомбежки выскочили из машин. Прямых попаданий не было. Самолеты улетели. Мы открыли люки, осмотрелись. Вся колонна была забросана снегом, землей, срезанными осколками деревьями и сучьями.
Впереди была понтонная немецкая переправа. Понтоны намертво вмерзли в толстый лед и держали хорошо. КВ пошел вперед. Только он отошел от нашего берега, справа, со стороны Ромоданова, ударили немецкие противотанковые пушки. Сразу загорелись два «Валентайна».
Мы развернулись и начали стрелять в сторону немецких артиллерийских позиций.
«Валентайны» горели. Они перекрыли нам дорогу вперед. И это, быть может, нас спасло. Потому что на переправе, когда бы мы выстроились в цепочку, как в тире, они нас всех бы пожгли, одного за другим. А КВ тем временем прорвался в город и крушил все на своем пути. Вскоре, к нашему изумлению, он снова показался на противоположном берегу. Орудие его уже молчало. Как потом выяснилось, кончились снаряды. Он выполз на понтоны и пошел в нашу сторону. Мы поддержали его своими башенными орудиями.
360 попаданий немецких снарядов насчитали мы на его броне, но ни один не проломил толстых стенок тяжелого танка.
Первым в Калугу ворвался батальон капитана Трефилова. Атакуя город, мы знали, что где-то там, окруженные со всех сторон, дерутся наши пехотинцы и кавалеристы. Мы спешили им на подмогу.
— Кто воевал в сорок первом и сорок втором, тот знает, что потом была другая война. В сорок третьем, сорок четвертом, сорок пятом — другая. А вначале…
В Калугу мы ворвались без артподготовки. По льду со стороны Ромоданова. Прямо с марша — в бой.
Во дворе тюрьмы захватили немецкую кухню с готовым завтраком. Ребята все голодные. Сразу налетели, расхватали по котелкам, кто сколько смог. Подфартило нам хорошо: лапша с мясом — горячая, наваристая. Хорошо немцев под Москвой кормили. Это теперь они жалуются, что плохо им тут было, голодно да зябко… Пока мы приканчивали трофей, немцы опомнились. Видно, выслали разведку, та все вынюхала: нас прорвалось на этот берег мало, вооружены мы только легким стрелковым оружием, ни пушек, ни минометов. Тут же пошли в контратаку. И вскоре оттеснили нас к Оке.
Мы там, в предместьях города, оказались из разных частей. Пехота и кавалеристы. Объединились в одну группировку. Командовал нами майор Балбачан.
Вскоре немцы усилились и от Оки нас отрезали. Теперь мы дрались в окружении. Из города сперва уходить мы не хотели, а теперь уже и не могли. Нас постепенно истребляли.
Наше подразделение держало здание машзавода. Возле каждого оконного проема сидел стрелок и вел огонь. Но потери наши были так многочисленны, что чуть погодя все оконные проемы закрыть мы уже не могли. И немцы обнаглели. В атаку они ходили под прикрытием танка. Танк ползет, стреляет из орудия, а они прячутся за ним. Мы их достать не можем. Танк поджечь тоже нечем — ни одной гранаты не осталось. Но и к танку мы вскоре привыкли. В цех-то он не заедет! Постреляет-постреляет, боезапас израсходует и назад пятится, уходит. И автоматчиков уводит. Только раз из-за него выбежал офицер и, видимо показывая пример своим солдатам, кинулся к дверному проему. Но что он с пистолетом против штыка? Там в проеме его и закололи. И немцы опять отступили.
Рядом, помню, была какая-то лесопильня. Там оборонялись кавалеристы. За ними, чуть дальше, пехотинцы из полка Краснопивцева. Так и дрались. На нас нажмут, кавалеристы и ребята Краснопивцева к нам на подмогу спешат. Примутся за них — мы им помогаем.
— Вскоре мы пробились к Оке. Но уходить не стали. Наладили худо-бедно связь с правым берегом. Ночами ходили туда за боеприпасами и продуктами. Я был молодой, и меня посылали на тот берег почти каждую ночь. За девять суток боев на плацдарме на правый берег я сходил семь раз.
Ночи стояли морозные. Небо ясное. Полная луна. Звезды яркие. Лед на реке как стеклышко. Промерзшие валенки скользят. А нужно бежать и бежать без остановки! Особенно тяжело было бежать с грузом на плечах. Трассирующие пули визжат, осыпают ледяным крошевом. Льдинки светятся вместе с пулями. Бежишь, а над тобой вдруг вспыхивает огромный разноцветный веер. Забавно, наверное, было смотреть на эту картину немецким пулеметчикам.
Не дай бог упасть. Тут же и подберут прицельной очередью. Бежишь, летишь, как на крыльях, и груза на плечах не чувствуешь. Трассирующие пули вокруг, и ты уже не понимаешь, живой ты еще или уже летишь куда-то и пули тебе нипочем…
Прибежишь, мешок с сухарями ребятам отдашь и тут же — в окоп, в бой.
Бой на нашем плацдарме шел почти непрерывный. И днем и ночью.
Особенно страшными были ночные атаки немцев.
— Есть в Калуге на улице Свердлова двухэтажный кирпичный дом. На нем теперь установлена мемориальная доска. Номер дома, кажется, 44-й. Так вот в этом доме были расположены позиции наших пулеметов. Дом стоял удобно, все вокруг мы с этих позиций простреливали. Так вот тот дом и завод немцы обстреливали особенно яростно. Когда поняли, что уходить из города мы не хотим, обрушили на нас огонь и артиллерии, и танков, и минометов. Они снесли весь второй этаж. На первом остались одни стены. Довелось и мне вести огонь из пулемета из этого дома. Патроны надо было экономить. Как только они поднимутся, кинутся на лесопильню, на кавалеристов или на наш завод, я брал их на прицел.
— Однажды вечером комбат Маслов отдал приказ командиру нашего танкового взвода Власову: силами взвода, тремя танками Т-26, произвести разведку боем в сторону Ромоданова. Необходимо было выявить огневые точки противника.