Песнь копья - Илья Крымов

По его словам, дела в Архаддире обстояли куда как тяжело, страна так и не оправилась от потери юго-западных земель, правящая династия прервалась, а аристократы начали междоусобные войны за право на корону. Многие из них возводили свои родословные к старой имперской знати, ко временам основания королевств после Войн Веры; другие, менее родовитые, опирались на свою нынешнюю власть. Усобица была кровавой. Единственным человеком, чьей волей Архаддир всё ещё существовал как единое государство, неожиданно оказался дворянин, прежде не имевший ни особой власти, ни политического веса, ни родовитых предков.

Его звали Бален Бланш, сеньор де Мальфет, исполинский толстяк каких не видывал свет. До падения короны он оказался обласкан последним королём династии Зельцбургов Маэкарном и служил архаддирским послом при дворе ненавистного Радована Багряного. Худородный купец, женившийся на бедной дворянке и привлёкший к себе внимание, прежде всего, необъятным брюхом да огромным ростом. Говорили, что король просто хотел посмотреть на диковинку поближе, а Бланш воспользовался этим чтобы подольститься.

Во времена смуты, после ужаса Касрагонта, каким-то чудом именно он сплотил вокруг себя армию, паникующее дворянство, и смог остановить риденский марш на Парс-де-ре-Наль. Позже гигант каким-то образом расправился с несколькими могущественнейшими аристократами Архаддира: графами, герцогами, маркизами, воевавшими за корону вместо защиты земель и подданных. Бланш казнил их под ликующие возгласы толп, и принял титул коннетабля Архаддира. Теперь он сидел в столице и правил ровно король без короны.

— Как с продовольствием?

— Терпимо пока, но знаете, — привычка изъясняться витиевато оставила профессора под давлением тревог, его лицо сделалось напряжённым, а взгляд протирал дыру в стене левее головы Райлы, — недород в Диморисе, — это голод ещё и в Шехвере. Все знают, какие там скудные земли, и какие острые сабли.

Райла понимала очень хорошо. Для диморисиецев их северо-западные соседи являлись источником вечных тревог и бед. Люди Шехвера были воинственны, а их король Хансельд — самым воинственным из всех. Когда голод покажет зубы, он не будет думать долго, прежде чем напасть на ослабленный Архаддир. При этом Радован Багряный сможет возобновить свои поползновения и тогда королевству настанет конец.

— Словно этого было мало, — продолжал Люпьен после глотка коньяка, — у нас ведь и с Соломеей огромная граница. Вы понимаете, мадемуазель, к чему это приведёт?

— Разумеется.

Княжество Соломея едва ли грозило Архаддиру войной, но там случилась своя беда, — катормарский мор вернулся к Вестеррайх через соломейские морские врата. Точно никто ничего не знал, но поговаривали, что в столичный порт вошёл торговый корабль из Изумрудного халифата, а через три дня появились первые люди в кровоподтёках. Светлый князь закрыл город немедленно, этот человек понимал цену каждому часу, однако было уже поздно, ведь пока зараза не проявила себя, некоторые больные успели покинуть Алиостр. Да и потом многие ухитрялись сбегать, пока на всех дорогах не встали кордоны. Древняя столица уже несколько месяцев кровоточила и агонизировала, а пегая кобыла скакала на юг и запад, гоня перед собой волны объятого ужасом народа.

— Кошмарные наступили времена, тёмные, мадемуазель. Люди поговаривают, что уж двадцать лет эти беды их донимают, с тех пор как комета появилась, но никогда ещё не было так тяжело. Уличные проповедники предрекают скорое начало Великого Побоища.

Райла Балекас ничего на это не ответила. Её жизнь большей своей частью была темна, а в кошмар она превратилась ещё до войны и с тех пор лучше не стало. Взяв слово, бывшая наёмница поведала, что последние месяцы провела, охотясь близ границ Киханского леса и изводя расплодившуюся нечисть.

— Держите путь в Ривен, мадемуазель?

— Куда я держу путь никого не касается.

— Оу, последним, чего желала бы моя израненная душа было проявление неуместного любопытства к чужому сокровенному…

— Кажется, к тебе вернулось более лёгкое расположение духа, архаддирец. Куда иду я, — моё дело. Куда идёшь ты, — твоё. Но если так любопытен, знай, что я ищу кое-кого.

— Я весь внимание, мадемуазель.

Райла в задумчивости пожевала верхнюю губу, совсем некрасиво и грубо, но так бывало, когда она сомневалась. На самом деле этот вопрос женщина задавала уже тысячи раз и порой он навлекал на неё беду. Хочешь-не хочешь, а осторожнее быть научишься.

— Я ищу одного человека, давно и безуспешно. Мне бы пригодились любые зацепки.

Звездочёт не перебивал.

— Мужчина, сейчас уж лет сорок на вид может быть, высокий, жилистый, рано поседевший. Одна только прядь сохранила чёрный цвет, на память, наверное. У него… — Эта часть всегда была особенно сложной. — У него необычный цвет глаз, — жёлтый.

Люпьен внимательно смотрел на неё пока не понял, что продолжения не будет.

— Разрешено ли будет мне осведомиться об имени сего разыскиваемого господина?

«Ты можешь прочесть это имя на любой доске объявлений при любом трактире и на любой городской площади в Вестеррайхе, — подумала она, — розыскные листы продолжают обновляться уже семь лет».

— Не знаю я, как он себя прозывает сейчас. Да и не важно это. Он не желает быть найденным, а оттого известные мне имена не использует.

Архаддирец развёл руками:

— В таком случае, мадемуазель, ничего не остаётся мне, кроме как скорбеть от собственной бесполезности, ибо никогда не встречал я на своём пути человека, заметного такими отличительными чертами. Увы мне. Быть может наш третий товарищ…

Они повернули головы к гиганту и были неприятно удивлены тем, что он смотрел на них. Вероятно, уже давно. Поразительно, как человек, — человек ли? — столь массивный смог заставить на время позабыть о своём присутствии. Мутные линзы ничего не выражали, но Голем из Беркагоста покачал головой, видимо, тоже отвечая на вопрос.

Раздалось «хш-ш-ш-ш-ш-ш-ш».

— Я отдохнул. Простою на часах всю ночь. Можете спасть.

Хш-ш-ш-ш-ш-ш-ш.

Он поднялся и, пригибаясь, чтобы не доламывать потолок, кое-как выбрался в сенцы.

— Не забывайте про верхнюю ступеньку, она прогни… впрочем, вероятно, он и целую проломил бы, такой-то великан.

Женщина устала, и, хотя доверия к незнакомцам в ней было ни на грош, ужасно хотела спать. Ложиться под крышей, в тепле, на сытый желудок и под защитой пусть тонких, но стен… какая роскошь. Она сходила до ветру, заметив гиганта, стоявшего возле обвалившегося колодца, а когда вернулась, архаддирец уже похрапывал. Райла подбросила в очаг веток, укуталась в походное одеяло и стала дремать.

Ночь прошла спокойно, хотя она несколько раз открывала глаза, когда мужчина всхрапывал особенно громко.

Гигант вернулся чуть позже рассвета и только его появление разбудило охотников полностью. Архаддирец принялся разжигать притухший очаг, стуча зубами, греть остатки похлёбки. Двое поели, третий смотрел на них молча, чем раздражал, но не успела Райла высказать ему своё недовольство, как Голем из Беркагоста встал.