Лягушка под зонтом - Вера Копейко

Никита не стал писать ничего. Но имя, оказывается, работало.

Никита заснул под утро. Самолет из Брюсселя улетал днем, они с Мазаевым успели прогуляться по главной площади. Они даже зашли в музей пива.

Никита возвращался в Москву с предчувствием больших перемен. Самых больших в своей жизни.

– Послушайте, Валентина Яковлевна, – нарочито официальным тоном начала Ольга. Она увидела, как бабушка насторожилась – знала, что такое обращение означает непростой разговор.

– Слушаю, Ольга Михайловна. – Бабушка свела брови, над которыми она только что поработала. Ольга увидела, что правая забежала выше левой, и если бы не вопрос, который она собиралась задать, непременно поддразнила ее. Не обидно, а любя.

– Скажите мне честно и прямо: мои родители хотели меня? – спросила она и увидела, как левая бровь поднялась и стала вровень с правой. Глаза бабушки остановились на Ольгиных губах.

– Как это?

– Обыкновенно. Они хотели меня? Ребенка? Ты ведь знаешь, правда?

Валентина Яковлевна молчала.

– Хочешь получить честный ответ, – проговорила она, отворачиваясь от Ольги, направляя взгляд за окно. Как будто собиралась увидеть то, что происходило почти три десятка лет назад.

Да, это было в Москве, непохожей на сегодняшнюю, в доме, о котором сегодня сказали бы – барак. Но он был крепкий, трехэтажный, на Калитниковской улице.

В коммунальной квартире, которая растянулась на весь третий этаж, над которым была большая, опять-таки на весь этаж, ванная, где все мылись и стирали белье. То и дело высокий потолок протекал, но к этому привыкли и не смотрели вверх. У Скородумовых было три комнаты, покойный муж перегородил одну большую. Когда дочери исполнилось девятнадцать, в их доме появился такой же юный муж...

– Значит, ты хочешь честный ответ... – Валентина Яковлевна усмехнулась.

– Конечно, мне ведь не тринадцать лет.

– Для тебя это очень важно?

– Да.

– Они сами не знали, хотели они ребенка или нет. Они слышали, – усмехнулась Валентина Яковлевна, – что после того, как люди женятся, у них появляются дети.

– Зачем-то, – фыркнула Ольга.

Валентина Яковлевна не обратила внимания на этот звук, она сказала:

– Хотели ли они тебя в тот конкретный момент? Думаю, что нет.

– У меня тоже такое чувство, – призналась Ольга, – причем давно.

– Откуда оно? – Бабушка удивилась.

– Мне кажется, я что-то помню.

– Не может быть. – Валентина Яковлевна покачала головой, потом внимательно посмотрела на Ольгино лицо. – Я не верю, что человек помнит себя в младенчестве.

– Но откуда у меня всегда было ощущение, что я не такая, как все? Что я не нравлюсь родителям, что я им мешаю, поэтому они все время бросают меня. Значит, меня не за что любить, если они... – Ольга махнула рукой. – Мне все время хотелось куда-то убежать: с Севера – в Москву, из Москвы – на Север. Это же не просто так?

– Ну... может быть, потому что твоих родителей почти не было дома. Ты была больше со мной.

– Я была больше не с тобой, а в госучреждениях, – заявила Ольга.

– Ты о яслях и детском саде? Но то и другое полезно для... социализации личности, – сказала Валентина Яковлевна.

– Ох, педагог ты наш, – с досадой бросила Ольга.

– Ты не согласна?

– Нет.

– Что ж, на самом деле, – вздохнула она, – не всем детям подходят эти заведения. Но когда и как твои родители могли заниматься тобой? Они учились, потом поехали на Крайний Север, чтобы заработать на жизнь, и твою, между прочим...

– Вот и я о том – если бы не было меня, они бы нормально выучились в своем медицинском, не поехали бы на Север. И может быть, родили кого-то еще, если бы мое явление в этот мир не напугало их так сильно.

– Гм... Думаешь, напугало?

– Думаю.

– Что ж, ты подошла к истине слишком близко, моя дорогая внучка. – Валентина Яковлевна улыбнулась, Ольга заметила, как горько сложились губы. Она почувствовала укол в сердце. – Ладно, скажу тебе правду. Да, твое рождение напугало отца. Так сильно, что он... сбежал.

– Вот как? – выдохнула Ольга.

– Ненадолго, – сказала Валентина Яковлевна.

– Рассказывай, – потребовала Ольга.

– В самом начале у каждой пары бывают проблемы. У твоих родителей – тоже. Господи, им было-то – матери двадцать лет, отцу двадцать два. Девочка и мальчик. Когда отец увидел тебя, красную, орущую во весь беззубый рот, страх пересилил все остальные чувства. А как на большинство из нас действует страх? Одинаково – бежать. Наш юный муж сказал твоей матери, что уедет по делам. Сочинил на ходу. Но твоя чуткая матушка заявила: если уедешь, то навсегда.

– Он уехал? – пробормотала Ольга. – Надо же.

– Да, твой отец уехал. Но вернулся месяца через два. Она не хотела принимать его, но я объяснила своей неопытной дочери, что с мужчинами такое случается. Ему на самом деле было страшно. Сначала он боялся, что его тоненькая хорошенькая жена навсегда останется беременной. А потом появилась ты – такая противная. Знаешь, в молодости время течет медленней, чем с годами.

– Мне кажется, я все помню, – сказала Ольга. – Отец боялся брать меня на руки.

Бабушка отмахнулась, засмеялась.

– Не выдумывай. Я повторяю тебе: не верю, что дети помнят себя в младенчестве.

– Значит, – сказала Ольга, – я понимаю так: нельзя заводить детей, пока ты точно не знаешь, что хочешь этого. Не привязать себя к жизни с помощью ребенка, не рожать его, потому что так делают все. Иначе с ним будет то же, что со мной: треть жизни мучиться сомнениями – кто ты и зачем ты?

– Треть жизни? – удивилась Валентина Яковлевна.

– А сколько, ты думаешь? Мне почти тридцать лет, а я только сейчас начинаю понимать, поняла, что я нужна... самой себе.

Валентина Яковлевна пожала плечами.

– То, что ты говоришь, вполне разумно. Я тоже считаю, что взрослые женщины, те, кого прежде называли старородящими – какое дурацкое слово, – самые разумные матери. Они знают, что хотят именно ребенка, а не играют в русскую рулетку, укладываясь в постель с мужчиной: попадет – не попадет. – Она хмыкнула.

Ольга засмеялась.

– Сама придумала? Очень точно. Только сейчас можно играть почти без страха. Достаточно средств, чтобы играть на выигрыш, какой сама себе наметишь.

– Но имей в виду, все эти средства иногда стреляют в другое место...

– В голову, да?

– И в нее тоже.

– Спасибо, я все поняла.