Великая сила молитвы - Ольга Иженякова

Правильная литература уходит, и почти до конца разрушена правильная жизнь, говорит другой прозаик. «Потребителям» с помощью электронных СМИ внушается, будто простая, цельная человеческая жизнь – это нечто «элементарное», примитивное, и потому новой литературе нужен гаденький грязный герой, живущий страстями и пустотой… Внушается, что совокупная мощь человеческого духа не нужна. Современной цивилизации не нужно духовное напряжение, высокое замещается низким, а духовная мощь поглощается футбольными матчами, кинозрелищами, компьютерными играми.

Рассуждения писателей о власти достойны всеобщего прочтения. У известного поэта нашего времени Валентина Сорокина есть удивительные строки на эту тему:

Позови ты меня, позови.

Ну, пожалуйста, сделай милость.

Я давно не пишу о любви.

Словно сердце любить разучилось.

Не пишу о приятной тоске.

О красотах весеннего леса.

Столько лет в каждой строке…

Все железо, железо, железо.

Показательны мысли Натальи Алексютиной «Исповедь рецензента»: «Книг много, а осмысления их мало. Рецензий, литературных анализов… Раньше почти каждое издание находило печатный отклик. Не говоря о бурных литературных дискуссиях, участниками которых были все слои общества». Так и живем в полной темноте. Покупаем книги наугад: повезет – не повезет. И если случайно найдем хорошего автора, то откроем целый мир…

День не клеился с самого утра. Сначала в доме электричество отключили, и подъезд стал напоминать огромную могилу. Нет, окно, конечно, в нем было, но еще по весне его заколотили огромным фанерным листом за неимением ничего стеклянного. В гараже, как оказалось, света тоже не было, и старую «жучку» пришлось выводить с включенными фарами. А потом, как назло, дорогу перебежала кошка. Смешная такая, серо-бело-рыжая, кажется. В общем, начало не предвещало ничего хорошего…

Накануне Лука поссорился с Таней. И теперь тщательно обдумывал каждое слово, сказанное ею. «Я устала от тебя! Устала! – плакала девушка. – Твои постоянные придирки у меня в печенках сидят. Если я на работе пью кофе с Андреем, это еще не значит, что у меня с ним что-то было, есть или будет! Не значит…» Как это называется – ревность? Ага, точно. Вспомнил, как мама украдкой красила губы перед выходом из дома, чтобы отец не видел, и всегда тщательно стирала их перед тем, как открыть входную дверь. В естественном женском желании выглядеть хорошо и нравиться мужчинам отец видел только постыдный аспект и, не стесняясь, говорил об этом. Его ревность не знала границ и не щадила никого, даже маленьких сыновей, которые теперь выкраивали свои жизнь по лекалам, полученным в родительском доме. Эх, надо позвонить старикам…

У светофора выстроилась длинная очередь. Какой-то чудак на белой «Тойоте» вырвался из общей очереди и, обогнув встречный транспорт, свернул за поворотом. Да уж. Куда, спрашивается, люди торопятся в такой день? Лука вспомнил, как в первые встречи Таня называла его ласково Лучиком. «Ты мой Лучик в этом темном царстве», – смеялась обычно она. Лучик, значит… Ему и в самом деле нравилось свое библейское имя. Такое редкое, запоминающееся. Правда, в школе его иногда дразнили Лучок. Но это так, подробности, к тому же давние.

С парковкой тоже возникли сложности. Его всегдашнее место оказалось занятым. Пришлось оставить машину чуть ли не на обочине. «Ну и денек», – вздохнул он, войдя в кабинет. А потом все как обычно: переговоры, бумаги, официальные лица… Тоска, одним словом. Временами всплывал в памяти образ Тани. «А что будет, если мы с ней… в общем, расстанемся», – задавал себе вопрос и боялся на него ответить. Таня настолько вошла в его жизнь, что он просто представить не мог, как будет без нее. А ведь не жена, просто подруга, как сейчас принято.

– Представляешь, – ворвался в его кабинет коллега, – сегодня у одного мужика жена родила двойню, а его по дороге в роддом расшиб «КамАЗ». Насмерть!..

Мысли оборвались, как будто их кто-то быстренько перерезал перочинным ножичком. Чик – и нету. Какой день!

– Этот мужик был на белой «Тойоте»? – спросил он, глядя куда-то в пространство.

– И «Тойота» всмятку, – последовал ответ.

К вечеру меньше стало переговоров, бумаг, официальных лиц. Как будто все они рассосались или спрятались где-нибудь до завтрашнего дня, чтобы на него с самого утра наброситься с новой силой.

А когда на небе вовсю царствовал закат, возникло непонятное чувство тревоги или какой-то там осиротелости, что ли? Неприятное чувство. Снова вспомнилась Таня, и он, уже нисколько не сомневаясь, направился к ней. И, чего с ним еще никогда не случалось, прямо с порога прошептал:

– Ты знаешь, что ты мой лучик в темном царстве… прости. Прости меня. Я знаю, что недостойно себя вел. Обещаю исправиться. Танюшка, пожалуйста, забудь обиды и стань моей женой…

Билет в Россию

– Вы что, совсем чокнулись, что ли? Отсюда же никто не уезжает. Лучше не может быть даже в Израиле…

– Не могу я здесь, поймите! Я «в доску» русский.

Семейство Миллеров напрасно билось два месяца со «сладкой парочкой» – младшим сыном и невесткой. Те, несмотря на вопли родственников, все равно оформили документы и приехали в Россию. На постоянное место жительства. Домой, значит.

– Там даже земля ненастоящая, – говорит Виктор. – Напрочь лишенная натуральности. Чтобы, например, вырастить на своем участке помидоры, приходится покупать много всяких биологических добавок.

– Зато помидоры потом вырастают с голову ребенка, – говорит Ирина, его жена.

– А зима – просто смех! Утром снег выпал – к вечеру растаял. Даже сфотографироваться не успели…

Виктор и Ирина из тех, кто в Германию прибыл в младенческом возрасте. Ему было семь лет, ей – четыре. Родители дружили домами. Школу и университет оба оканчивали в Берлине. Он – специалист по компьютерам. Она – преподаватель английского. Не сказать чтобы они там чувствовали какую-то дискриминацию, а может, просто не хотят говорить, но с самого раннего детства оба мечтали жить в России. В Сибири, где много леса, где бескрайние просторы и выпадает самый настоящий снег, который подолгу лежит на улице.

До этого они пару раз приезжали сюда к родственникам. И что им особенно здесь запомнилось, так это чувство нужности. Здесь все кому-то нужны: соседям, родственникам, коллегам, бабкам на лавочке… В Германии такого нет. Там люди нужны государству. Они это ощущают. С этим чувством рождаются и умирают, кстати, надо сказать, с благодарностью. А вот чтобы собраться на даче и «пропустить по маленькой» и затянуть песню…

Парочка смотрит на меня недоумевающе, они полагают, мне не понять, что такое тосковать по Родине, когда не мил ни старый Берлин, ни даже дышащая молодой жизнью Венеция, куда они ездили на выходыне. И когда на одной рождественской распродаже молодая семья услышала русскую речь, они тут же пригласили незнакомку на кофе, чтобы поговорить, насладиться ручейком жизни. «Битте, битте… молоко, сливки? Только умоляю, говорите», – вспоминает Виктор встречу с женщиной, только что приехавшей из России, которая смотрела на них, как на инопланетян. В самом деле, как можно спрашивать про Россию, когда все и так очевидно…