История запорожских казаков. Военные походы запорожцев. 1686–1734. Том 3 - Дмитрий Яворницкий

Не довольствуясь отправкой этого обширного воззвания, Петрик вложил в него еще две «цыдулки», и в первой из этих «цыдулок» писал следующее: «И то, ваша милость, добрые молодцы, разумные головы, войско запорожское, рассудите вы, что не всегда московские цари такое вам будут давать жалованье, как теперь часто присылают червонные золотые: это Москва делает потому, что слышит в лесу волка, а когда это дело минет, то не только того жалованья не даст вам Москва; но, помирившись с Крымом (как ныне о том усердно старается), вас из Сечи выгонит, вольности ваши войсковые отнимет, Украины нашей часть отдаст орде в неволю, а остаток возьмет в свою неволю вечную. И тогда к кому приклонитесь, кто вам поможет и кто из неволи (чего не дай Боже) избавит вас? Сами, ваша милость, добрые молодцы, войско запорожское, знаете ту, поистине правдивую, сказку, что за кого стоит крымский хан, тот будет и пан. Если московские цари с крымским ханом вечный мир учинят, о чем так прилежно стараются, то хотя бы вы и к полякам кинулись, то не будет вам от них помощи, потому что поляки и сами Москве ничего не сделают, а Москва с Крымом сделает все, что захочет; теперь уже Москва на Самаре свои города имеет, в Киеве и в Переяславе людей своих держит и в иных наших городах силу (войско) свою имеет; а когда еще запрет Днепр, то никому и никак нельзя будет дохнуть. Дивно то, что прежде вы все жаловались на неправды от Москвы и от своих господ, вы говорили, что нет такого человека, который бы начал дело и подал бы вам повод. А теперь, когда, за божиим позволением, такие люди нашлись на то, ваши войсковые вольности в реке Днепр и в иных местах окрепили, а потом хотели ваших жен и детей и жилища ваши вырвать из московской неволи и от рабства господ украинских, тогда вы неохотно выказали на то вашу волю: вы только охочее войско на Русь пускали, а сами, лучшие люди, в Сечи остались. И разве вам то не любо, что хоть вы Крыму и убытки чините, однако везде вы безопасно, до самого моря добываетесь и рыбой, и солью, и зверем. А к Москве вы привязались даром, как та рыба судак, которой, хотя неводом и не тянут, сама привяжется к нити: сами, ваша милость, знаете, не туда ли рыболов кладет ту рыбу судака, куда и ту, что затянет неводом? Так если и вас москаль затянет в свою мочь, хотя вы теперь и даром держитесь, то так же поступит, как и с теми людьми, которых давно в своей власти имеет. Я советую вашим милостям, добрым молодцам, если вы хотите доброе что сделать и свои вольности спасти, то делайте это ныне же, пока время имеете; а когда время это упустите или потеряете, то уж никогда его иметь не будете, и как лишитесь своих вольностей, так возьмете на свои души грехи всей Украины, которая вами защищается и на вас надеется»[244].

В другой «цыдулке», приложенной к тому же первому воззванию к запорожским казакам, Петрик писал так: «Напрасно, ваша милость, называете меня в вашем письме изменником и прелестником. Чем я вас, добрых молодцев, обманул и прельстил? Разве тем, что предоставил в вашу волю Днепр и все находящиеся возле Днепра речки, где вы всюду, до самого Очакова, безопасно добываетесь и рыбою, и солью, и зверем? Вы сами знаете, какие пожитки от того имеете, однако вам это, кажется мне, немило и недостаточно, что вы меня, вашего слугу войскового, за вольности войска запорожского сердечно убивающегося, безвинно хулите и бесчестите. Знайте, господа молодцы, то, что если это дело пройдет даром, которое я, при помощи божией, для вашей прибыли и для блага нашего малороссийского народа начал, и вы, добрые молодцы, за него не возьметесь, то уж не знаю, будете ли вы добычиться на Низу и на Молочной реке солью, рыбою и зверем»[245].

Положение запорожцев было таково, что им во что бы то ни стало нужно было выиграть время, пока и сами они усилятся, и гетман Мазепа соберется с полками для отпора наступающих врагов. Для этого нужно было вступить в переговоры с Крымом, – благо повод всегда был налицо: мирные промыслы запорожских торговцев на рыбу и на соль. Поэтому из Сечи отправлена была какая-то депутация к нурредин-султану с письмом и от него к новому хану. Депутаты должны были хлопотать о том, чтобы утвердить присягу, какую заключил еще гетман Богдан Хмельницкий с Крымом и какую при прошлом хане запорожцы заключили в Каменном Затоне.

На представления запорожцев нурредин-султан отвечал письмом из урочища Носоковки. Предпослав кошевому атаману и всему старшему и меньшему куренному товариству свое поздравление, он извещал их о повороте из Крыма запорожских посланцев и о выезде в Сечь вместе с запорожскими посланцами посланцев наияснейшего крымского хана с письмом ко всему запорожскому войску; просил, по прибытии крымских посланцев, прочитать и выразуметь письмо хана, заключить всем войском святой покой и вечное перемирие с Крымом и потом готовиться для союзного действия с нурредин-султаном против врагов Украины и Запорожья. Сам нурредин-султан со всеми крымскими силами уже идет к запорожцам вслед за ханскими послами и когда дойдет до Сечи, тотчас «разговорится с казаками устными речами», а пока желает им всякого добра от Бога[246].

Но запорожцы за это время уже успели получить известие от гетмана Мазепы о полной готовности дать отпор басурманам и потому сразу переменили свой тон в отношении нурредин-султана. Они ему отписали, что готовы, согласно условию, заключенному с калга-султаном, ввиду того, чтобы безопасно заниматься соляными, рыбными и звериными промыслами, держать полный мир с Крымом, но идти в поход под города русского государя не желают.

Тогда нурредин-султан обратился к запорожцам с листом и напомнил им об их желании подтвердить присягу, принесенную войском в Каменном Затоне. Условия той присяги предъявлены были в ту пору вместо запорожцев Петриком и состояли в том, что казаки обещали идти в воинский поход заодно с крымцами и соглашались отпустить от себя охочее войско под команду калга-султана. Однако в настоящее время они от того обязательства отказываются, заявляя, что на московскую войну не пойдут и при всем том желают такого мира, чтобы им вольно было и рыбой и зверем довольствоваться. «Такого вашего мира нам ненадобно, и от нынешнего времени от нас вы покоя уже никакого иметь не будете; а на то наше письмо, если мира надобно, пусть или сам кошевой атаман с товариществом, подумав, возможно скорей к нам для устного разговора приезжает, или несколько знатных человек из товарищества присылает; если же вам мира ненадобно, то вы на сей нам лист последний учините ответ»[247].

На все предложения, угрозы и предостережения Петрика и нурредин-султана запорожцы ответили письмом, составленным января 15-го дня войсковым писарем Созонтом Грабовским. Начав отдаленно с небесных знаков, открывающих дурную или хорошую судьбу человека, затем перейдя к почитанию православных царей, всесильно обретающихся панов, родных отцов и матерей, дорогих сродников, начитанный и красноречивый писарь войсковой Созонт Грабовский перешел наконец к самой сущности дела и обратился с жестокими упреками к «проклятому воплощенному врагу» Петрику. «Хотя ты, Петре, именуешься человеком православного рода, но взялся, на все злое устремившись, за такое дело, через которое много христианского народа погибло. Воистину, Господь не потерпит, но отомстит за это. Ты вносишь губительное опустошение мечем своим, вместе с богомерзкими басурманами, в самое основное гнездо православия, Москву, или, правильнее сказать, Малую Россию. Рассуди же сие: на кого та вся клятва падет, как не на тебя самого. И в самом деле, пока ты что-нибудь сделаешь или и ничего не сделаешь Москве, а народу малороссийскому уже явная, через твой с государством крымским воинский поход, пагуба настанет, чего не дай, предвечный царю небесный. Впрочем, об этой твоей губительной затее мы, войско запорожское, доподлинно еще не знаем и желаем вполне доведаться и совершенно убедиться: по наущению ли кого другого, или же сам собою, как нам докладываешь, в листе своем, к нам писанном, якобы за отчизну нашу стоя, поднял на то крымское государство, чтобы, избавившись и освободившись от рабства и подданства как московских, так и наших панов, принять перемирия на вечные времена, вместо совместной жизни с Москвой, от всего государства крымского. Рассуди же ты о том, хорошо ли так будет: отлучившись от своей православной веры, ввергнувши гнездо свое малое, бедную Украину, в соседство с басурманами, этими супротивными дьяволами, гонителями креста господня, мы погубим нашу православную веру и, главное, что нужно сказать, попадем в вечное рабство и неволю, к чему не допусти их, Боже, а нам не дай дождаться этого в вечные времена. А ты, предавшись отчаянию и забывши создавшего и искупившего тебя кровию своей пресвятою, вместо того чтобы видеть после тьмы, в вечные роды, свет не вечерний, наслаждаться, всегда радуясь о Господе, чертогами небесными, – ты самовольно отдался бездонному аду с душою и с телом и устремился на зло и противление Богу всемогущему, – единодушно желаем тебе беседовать на вечные времена. И так как ты имеешь данные тебе ханом, его милостью, клейноты, то с ними и иди от нас, войска запорожского, туда, куда имеешь намерение идти, не надеясь получить клейнотов войсковых: так как ты передался в Крым без нашего ведома, нас оставив, нам изменив и милостью нашею, данною тебе, пренебрег, то и теперь без нашего ведома поход твой делай, а нам больше ни в чем не докучай»[248].