История запорожских казаков. Военные походы запорожцев. 1686–1734. Том 3 - Дмитрий Яворницкий

К самим запорожцам в Москве отнеслись, по всем видимостям, вполне благосклонно. В последних числах ноября послан был из Москвы в Сечь воевода Зеленый с милостивым царским жалованьем запорожскому войску. Прибыв в Батурин, воевода Зеленый взял с собой, по указанию гетмана, для охраны казны, короновского сотника Тихона Довгелю да товарища сотни батуринской Сидора Горбаченка. Провожатые воеводы взяли с собой гетманский «упоминательный» лист с предписанием, дабы запорожцы, обретаясь в надлежащей верности к великим государям, приняли с благодарностью милостивое жалованье и служили великим государям всегда в непоколебимой верности и радении. Жалованье было доставлено по назначению, и гетман Мазепа в начале декабря донес о том в Москву[239].

Но ни царская милость, ни предписание гетмана не могли успокоить запорожскую массу в то время, когда в Крыму находился Петрик с его планами отторжения Малороссии от Москвы. В начале 1693 года Петрик вместе с Нурредин-султаном, Шир-беем и сорока тысячами[240] атар, склонив на свою сторону нового хана Селим-Гирея, сменившего собой Саадат-Гирея, вновь собрался походом под малороссийские города. Решено было снова начать с Запорожья.

В начальных числах месяца января прибыл в Сечь из Кызыкерменя некий Шабан и стал спрашивать казаков, по многу ли им царь платит жалованья. Казаки отвечали, что царского жалованья им приходится по 18 шагов. Тогда Шабан спросил казаков, как им лучше, получать ли по 18 шагов, или же, когда придет хан, получать по 10 червонных на казака. Приезд нежданного гостя произвел сильное смятение в среде запорожских казаков. В это же время, а именно января 14-го дня, в субботу прибыл в Сечь известный ватаг, некогда бывший кошевой Федько, и тогда в Сечи открылось настоящее междоусобие. Прежде всего сбросили с кошевства Василия Кузьменка, потом казаки одних куреней пошли войной на казаков других куреней, всю церковь забросали поленьями, одного знатного казака Корсунского куреня убили, всех торговых людей ограбили, на иных платья посдирали, но в конце концов снова вернулись к Василию Кузьменку и на кошевстве его поставили. Все это произошло вследствие прибытия Федька, который, очевидно, держал сторону татар и Петрика, но, не успев склонить к тому Кузьменка, собрался зачем-то уходить в города.

На другой день после происшедшего в Сечи смятения кошевой Кузьменко получил весть от одного казака, видевшегося на Низу Днепра с городчанскими татарскими овчарами, о выходе «некоего султана с ордой» из Крыма к турецким на Днепре городкам: султан ждал Петрика, соединясь с которым думал первее всего ударить на Запорожскую Сечь, а потом идти под малороссийские царского величества города. Кошевой не замедлил сообщить о том Мазепе через знатного Сергиевского куреня казака Максима, выехавшего из Сечи «на зимовлю для прокормления в города», и советовал гетману взять свои меры предосторожности, не допустить басурман до разорения сел и захвата у крестьян животов, и хотя кошевой еще не вполне верил полученным слухам, но все же находил, что «лучше времени быть осторожным, нежели после беды мудрствовать». Вслед за тем тот же кошевой получил «подлинную, неотменную и совершенную ведомость» о выходе из Крыма ханского сына и Петрика с огромной ордой к турецким городкам для похода оттуда под малороссийские города и также поспешил уведомить о том гетмана Мазепу через нарочного гонца, атамана Пашковского куреня. «Простите меня, – заключал свое письмо к Мазепе кошевой, – что худо писал, понеже зело прилежной и скорой приказ был». Гонцу велено было скакать день и ночь, чтобы как можно скорей донести гетману необходимую весть и дать ему возможность достойно встретить врагов.

Вслед за сичевым гонцом поскакал к Мазепе другой гонец, от дозорцы Рутковского, с известием о том, что подлинно «под городки» пришел с Петриком ханский сын, а за ханским сыном идет и сам хан и идут они сперва под Запорожскую Сечь, а оттуда под Переволочну и далее под порубежные малороссийские города. Рутковский немедленно оповестил всех по городам людей о приближении татар и поднял в них настолько дух, что люди ни «сполоху не боятся, ни сумнения меж собой никакого не берут». Но главные пути уже сделались опасными от татар, и всех едущих откуда-либо в Сечь хватают и Петрику отдают. Запорожский казак У майского куреня Яков, приезжавший в Переволочну «за своим никаким делом» и уже выбравшийся было с ватажкой в Сечь, вернулся от Саксагани снова в Переволочну, потому что пройти в Сечь за ордой он уже не мог. «Не с добрым умыслом приезжал в Переволочну сей уманского куреня казак, потому что стал в той господе, в которой стоял Сидорец, а ныне с ватажкою возвратился в Переволочну назад; как они не поступают, мы им не верим, и сами себя стережем». О подлинном настроении запорожских казаков дозорца имел самые верные известия от собственного шпиона, какого-то «писаря кошевого» (то есть писаря при кошевом или писаря войскового), который клятвенно выражал свою готовность верно служить гетману, но за то просил исхлопотать у ясновельможного благодетеля «на вспоможение чего-нибудь, что ни есть доброе», но чтобы только подарок тот дошел по назначению, а не так, как послан был «через Сидорца с прилучившеюся монаршеской казной, когда гостинец тот в раздел пошел»[241].

Но гетман Мазепа и без того всячески старался угождать запорожским казакам и так или иначе расположить их к себе. Так, в это время он послал в сичевую Покровскую церковь полный резной работы, «с изуграским (иконным) украшением, как требует лепота божественной церкви», иконостас. Иконостас этот отправлен был с господарем гадячского замка Степаном Трощинским; с ним посланы были мастера дела, иконник и столяр, первый для того, чтобы поставить на пристойном месте каждую икону, второй для того, чтобы починить попортившееся в дороге. Посылая такой ценный подарок запорожцам, гетман высказывал пожелание, чтобы казаки жили в добром здравии и согласии, имели крепость и силу, всегда побеждали неприятеля и чрез то приобрели добрую славу и чтобы в будущем церкви Божии православные воздвигались не только в самой Сечи, но воссияли бы и на Низу Днепра в жилищах басурманских, на славу монаршего престола и хвалу низового войска[242].

Не о том думали Петрик и его властный покровитель крымский хан. Петрик, по приказанию хана, отправил воззвание в Сечь и приглашал все низовое войско пристать к нему и к бывшим с ним татарам для борьбы против гетмана и царей московских.

«Милостивый господине атамане, и все старшее и меньшее славного войска запорожского низового товариство. Вашим милостям, добрым молодцам, старшему и меньшему славного войска запорожского товариству, отдаю мой низкий поклон и желаю, от Господа Бога доброго здравия, счастливого поведения и над всякими врагами победы и одоления. Ваша милость, все старшие и меньшие добрые молодцы, войско запорожское, уже знаете то, для чего я пошел в Крым и о каком дел с крымским царством прошлым летом я договаривался, – это вы знаете, во-первых, из статей, которые я отослал вам, ваша милость, в письме; во-вторых, изустно вы говорили в Каменном Затоне со мной и с бывшим калгой-султаном и ради этого вы изволили отпустить, ваша милость, охочее войско в виду похода, заодно с ордой, на (украинские) города для освобождения из подданства (Москве) нашей малороссийской породы. Но когда мы пришли с товариством вашим на Русь (южную) и помирились с орельскими городами, тогда в крымском государстве произошло большое замешательство: из Белогорода пришла весть, что мурзы и беи, ходившие на Немцове с ханом, не захотели повиноваться хану; тогда и мурзы, бывшие с нами, встревожились этим и, принудив калгу-султана, не сделав никакого потребного дела, возвратились назад. Придя же в Крым, они как хана, так и ходившего с ними калгу-султана отставили от господарства. Теперь же, когда в Крым пришел новый его милость хан, Селим-Гирей, которого все крымские господа так искренне желали и при котором все хорошее и раньше чинилось, у нового хана, со всем господарством крымским, была рада. На этой раде постановили, если Господь Бог поможет, исполнить то, что хотели: вырвав из московского подданства нашу Украину и освободив ее от всего злого, жить с нами по-братерски, как было при славной памяти гетмане войска запорожских казаков, Богдане Хмельницком. Ввиду этого хан, его милость, отдал приказание идти в поход всем своим силам, а именно: орде крымской, белогородской, ногайской, джаман-саадакам, черкесам и калмыкам, а для совершенной надежды всем придал им своих сейменов, людей огнистых. С этими силами хан, его милость, отправил всех своих сыновей-султанов; наместником от себя назначил славного рыцаря Шан-Гирей (Шагин-Гирея) – султана, которому дал полномочие с вами, добрыми молодцами, запорожским войском, говорить и мир поновить, – тот именно мир, который вы учинили и своею клятвою подтвердили в Каменном Затоне в прошедшее лето. Я снова вам, добрым молодцам, объявляю, что хан, его милость, для нынешнего дела, которое предпринимается ради целости и обороны крымского и малороссийского государства, простит вам, войску запорожскому, все те убытки, которые ваше товариство захватом коней и людей причинили в разных местах государству крымскому. Только вы, ваша милость, добрые молодцы, стойте на одном слове – сделать что-нибудь себе и Украине доброе. Если же вы будете поступать то так, то сяк, как прошлым летом поступали, то смотрите, чтобы вы себя не потеряли, потому что господа крымские все, что меж вами делается, уже уразумели и на том постановили, чтоб с этого времени не иметь от вас ни докуки, ни убытков, ни обмана. Я же вам, добрым молодцам, и советую и прошу вас: возьмитесь вы со всей крепостью за свои войсковые вольности и за целость всего малороссийского и, пользуясь большим собранием орды, идите, ваша милость, со всем товариством и с клейнотами войсковыми немедленно, и мы надеемся, что лишь только вы пойдете, то мы согласимся со всем краем и, при помощи Бога, от Москвы освободимся. Когда же, ваша милость, ныне не пойдете, то ведайте, что вы погубите ваши вольности, а Украины до веку из московского подданства не вызволите. Когда же, ваша милость, ныне пойдете, то как здесь, по выходе из Сечи, кого захотите, старшим назначите, так и на Руси, когда Господь Бог даст нам соединиться с нашим краем, какой пожелаете, порядок учините. А что некоторые между вами, добрыми молодцами, говорят, что и летом, когда орда и войско запорожское ходили в поход, тогда не шли, как обещали, на Москву, а привели орду в свои же казацкие города, то вы, ваша милость, добрые молодцы, сами разумные головы и знаете то, как идти на Москву, не согласившись о том со всем краем. Когда же ныне, ваша милость, изволите пойти, то, лишь только даст Бог, согласимся со всеми городами, тотчас же, при помощи божией, пойдем на Москву и, что там Господь Бог позволит, то мы там, в Московщине, и чинить будем. Тут же вашим милостям, добрым молодцам, сообщаю о малоросских купцах, в Крыму задержанных, о Захаре Яковенке, Зелененьком и Константине. Яковенко пойман с листами от московского и гетманского послов писанными; а за Зелененьким и за Константином то открылось, что они посланы его милостью, господином Мазепою в лазутчиках, в чем они, побранясь между собой, сами признались и если бы не было здесь нас, то с душами и с пожитками все бы здесь пропали, а ныне мы их всех при себе содержим. Вручая вашу милость Господу Богу, вашим милостям желательный приятель и слуга Петр писарь»[243].