Леонардо да Винчи. О науке и искусстве - Габриэль Сеайль

Луна не светит сама по себе, потому что она сияет только тогда, когда освещена солнцем. Подобно некоторым писателям, мы сравниваем ее со сферическим и полированным зеркалом. Но свет, отражаясь в таком зеркале, не освещает его целиком. Возьмите полированный золотой шар, поместите его в темное место и приблизьте к нему светящееся тело: одна часть сильно освещается, остальное остается неосвещенным. Чтобы получилось полное освещение, следует придать золотому шару форму «тутовой ягоды, черного плода, состоящего из маленьких круглых поверхностей. Тогда каждый из этих шариков, доступных солнцу и глазу, показывает этому глазу блеск, который производится в нем отражением солнца; таким образом сразу будет видно множество маленьких солнц, которые на далеком расстоянии будут соединяться, пока совсем не сольются». А волны океана именно обладают свойством до такой степени умножать изображения отражаемого ими солнца, что они производят сплошной блеск, вопреки легким теням, которые вызываются неровными поверхностями волн. Но Луна такая же Земля, как наша, и большая ее часть покрыта океаном. Эти лунные моря и посылают нам ночью солнечный свет, бесконечно отражаемый их волнами.

Отчего же происходят пятна, которые мы наблюдаем на лунной поверхности? От паров? Тогда их вид постоянно изменялся бы. Не зависит ли это от того, что Луна состоит из более или менее прозрачных частей, из которых одни похожи на алебастр, а другие на хрусталь или стекло? Но эти пятна, смотря по положению Солнца, казались бы то светлыми, то темными; к тому же во время затмений солнце проходило бы через прозрачные части. Зависит ли это явление от того, что Луна, как гладкое зеркало, отражает вид Земли? Но в таком случае пятна изменялись бы, смотря по положению Земли относительно Луны; «лунные же пятна, как можно наблюдать во время полнолуния, никогда не изменяют своего вида во время ее движения в нашей гемисфере». Эти пятна, в сущности, дают нам изображение лунных материков: земля покажется обитателю луны такой же темной среди своего океана, сияющего при солнечном свете[61].

Но если Луна есть Земля, то «она плотна; как плотная, она тяжела; а как тяжелая, она не может удержаться на своем месте, она должна, следовательно, упасть к центру мира, соединиться с землей; воды ее должны упасть, и она должна остаться без сияния; но эти правильные заключения не оправдываются (non seguitando quel che di lei la ragione ci promette), и это очевидный признак, что луна снабжена своими стихиями, водой, воздухом и огнем, и что она таким же образом держится в пространстве сама собою и через себя, как наша Земля со своими элементами в другом пространстве, и что тяжелые тела представляют в ее элементах именно то, что они представляют в наших». Итак, существует какое-то звездное тяготение, которое есть начало тяжести, потому что оно определяет ее действие.

Луна не имеет собственного света: отчего же происходит, что во время новолуния – когда Луна всходит с запада по близости заходящего Солнца – между краями освещенного Солнцем нарастающего месяца виднеется в каком-то полусвете вся поверхность полуосвещенной Луны? Это происходит оттого, что Солнце бросает свой свет на наш океан, который отражает его в Луне. Итак, задолго до Местлина Леонардо объяснил пепельный свет отражением земли.

Звезды представляют то же, что земля и луна: они не обладают собственным светом. Их сверкание объясняется иррационально; она же заставляет звезды казаться больше на горизонте, чем в зените. Если бы это сверкание было действительным, то оно предполагало бы головокружительной скорости движение, пробегающее в мгновение пространство, равное двойному необъятному пространству, занимаемому звездой.

Солнце есть царь этой вселенной; от него исходит весь свет, вся теплота, всякая жизнь. Его могущество вызывает настоящее оцепенение, когда подумаешь о бесконечном пространстве, которое оно наполняет своим сиянием. «Если ты будешь рассматривать звезды без лучей (так можно их видеть через дырочку, сделанную острым концом тонкой иголки и помещенную близко к глазу), то увидишь эти звезды такими крошечными, что ничто не может быть меньше их; такое их уменьшение зависит от длинного расстояния, хотя многие из них во множество раз больше, чем звезда, представляющая землю с океаном. Подумай теперь, чем должна казаться с такого громадного расстояния наша звезда, и рассуди, сколько звезд могло бы поместиться в длину и ширину между теми звездами, которые рассеяны по темному пространству. Я поистине не могу удержаться, чтобы не порицать тех древних (в том числе и Эпикура), которые говорили, что видимая величина Солнца и есть его действительная величина». Солнце – нечто вроде материального божества: оно поднимает воду в воздухе в виде паров, волнует моря и вызывает ветры, изменяет вид земли, дарит ей и населяющим ее животным тепло и жизнь, повторяя в каждом мире до бесконечности свои благодетельные действия. «Я не нахожу достаточно сильных слов для порицания тех, которые воздают больше почестей человеку, чем Солнцу, – не видя во всей вселенной ничего более величественного и могущественного, чем человек»[62].

Каковы бы ни были ошибки, примешавшиеся к этим теориям, но было положено основание современной астрономии. Разрушить сферы, которые окружали мир и за его пределами помещали царство Божие; раздвинуть пространство, бросить туда звезды, поддерживающие себя собственной силой; составить их из тех же элементов и сделать их сценой тех же действий, как земля; считать то, что эта земля не есть центр мира, – все это значило разрушить древнее разделение мира на подлунный и надлунный, поместить Бога вне пространства и времени, придать всему характер изменяемости, а с ее помощью расширить до бесконечности как поле человеческой науки, так и законы, констатированные на нашей земле.

Земля есть звезда; она имеет круглую форму, по крайней мере насколько это допускают неровности ее почвы; она обладает вращательным движением вокруг своего собственного центра, который сверх того перемещается сообразно изменению в расположении и в равновесии ее элементов. Ибо эта земля, причисленная к звездам, не вышла по зову Бога из хаоса такой, какой мы ее теперь видим. Если бы Слово сказало океану: «Ты не пойдешь дальше», то океан не послушался бы. Поверхность земли беспрерывно обновляется. Только вследствие краткости человеческой жизни считаем мы горы вечными: где они теперь высятся, там некогда море плескалось о берег. Земля – как, без сомнения, и другие небесные тела – имеет свою историю, которая продолжается на наших глазах. Ее архивы лежат в ее недрах. «Так как вещи гораздо древнее, чем письменность, то неудивительно, что в наше время не имеется никакого писаного документа, который свидетельствовал бы, какая часть суши была занята морем… Но для нас достаточно свидетельство вещей, которые родились в этих соленых водах и находятся в высоких горах, удаленных от нынешних морей». Видя эти документы бесконечно отдаленного прошлого, Леонардо испытывал головокружение при мысли о глубине времени и беспредельности пространства. «О, время, быстрый разрушитель всего созданного, сколько королей, сколько народов ты уничтожило. Какой ряд переворотов и событий совершился с тех пор, как эта чудесной формы рыба умерла здесь в этих пещерах с глубокими извилинами! Теперь, разрушенная все одолевающим временем, она погребена в этом замкнутом со всех сторон месте и своими иссохшими и голыми костями служит арматурой и подставкой для лежащей над ней горы».