Тайная любовь княгини - Евгений Сухов

— Видно, отошла твоя болезнь, батюшка, вон как радуешься.

— Где ж это я? Куда ты меня приволок?

— Мы здесь у ворожеи одной, вот она тебя и выходила.

— А что за огонь там мерцает?

— Так это я печку растопил, батюшка. Лихорадка тебя мучила, а с теплом оно полегче будет.

— Вон оно как. А где же ворожея, что меня выходила?

— А она сейчас подойдет, батюшка. Тут за ней сельчане заходили.

— Подняться бы мне, Парамон.

— Это мы мигом, батюшка. На плечико мое обопрись, а я тебе пособлю.

Иван Шигона крепко ухватился пятерней за костлявое плечо слуги и, преодолевая боль, сумел подняться на ноги.

— Ты бы хоть, старый, волосья пригладил, а то видом своим безобразным на дьявола стал похож.

— Неужно тебе дьяволов приходилось видеть, батюшка? — хмыкнул недоверчиво Парамон.

— Приходилось, — произнес Шигона, вспоминая случившееся.

Ворожея вошла под тихое потрескивание лучины. Махонькая, горбатенькая баба сухостью своей напоминала суковину старого древа.

— С возвращением тебя с того света, мил-человек, — поклонилась ворожея с порога.

Голос бабы никак не сочетался с ее древностью. Он был густ и сочен, словно настоянная на душистых травах медовуха.

— Только ведь я никуда и не уходил, баба.

— Так ли это? — прошла в избу старуха и стала разматывать черный платок. — А ведь я тебя за хвост с того света вытянула.

Иван вздрогнул и посмотрел на махонькие ладошки старухи, пробуя представить их неимоверные потуги, а потом неожиданно согласился:

— Верю я тебе, старая. Хоть ты телом и дряхлая, а жизни в тебе столько, что не у всякого молодого отыщется. Признаюсь тебе честно, я до сих пор не верю, что жив.

— Жив, мил-человек, — собрала старуха седые волосья в косу. — Тебе еще чеснок помог, что ты на груди носишь. Ослабились от него злые чары.

— Чем же мне тебя отблагодарить, старая?

— А ты уже отблагодарил меня, молодец, — зловеще расхохоталась старуха. — Пока ты лежал, я тебя трижды поцеловала, а каждый мой поцелуй пять лет жизни тебе стоил. Теперь, мил-человек, я еще пятнадцать годков могу пожить. Ха-ха-ха!

Содрогнулся Шигона.

— Идти нам надобно, старая. — Он оперся на костлявое плечо слуги.

— Ступайте себе, добрые люди, ступайте, — напутствовала ведьма.

Шигона-Поджогин сделал шаг, потом другой, а когда почувствовал, что ноги налились силой, отстранил слугу:

— Оставь меня, сам с крыльца сойду.

И Иван Шигона затопал в темноту.

Суздальские князья еще в давние времена сумели угадать в небольшом граде Москве будущего всесильного господина. Они оказались в числе первых, кто не стеснялся выехать к великим московским князьям с караваем хлеба в руках, а если требовал случай, то сгибал шею так низко, что лоб касался носков. Может быть, потому они сумели оставить за собой крохи удельной вольности и одновременно смогли усилить свое влияние в Боярской Думе, где даже дело о краже пшена с чужого поля не обходилось без их вмешательства.

Род Горбатых пошел от княжича суздальского Ивана Васильевича, который прославился тем, что поссорился со всеми родичами. Неожиданно для себя нашел он покровителя в лице великого московского князя Василия Васильевича. Именно московский государь, стараясь как можно боле досадить многочисленным мятежным суздальским отпрыскам, пожаловал вотчиною в Суздале своего слугу князя Ивана Горбатого. Через толщу времени, из Древней Руси, молва донесла, что Иван Васильевич отличался превеликим безобразием. Лицо его было в рытвинах, он хромал на правую ногу, а его спину украшал огромный горб.

Однако уродливая внешность не помешала ему присмотреть самую красивую девицу княжества боярышню Настю, и никто не удивился, когда сватом стал московский государь.

А такому гостю отказывать не принято.

Борис Горбатый, в отличие от своего знаменитого деда, был широкой и прямой кости, пригож ликом и имел бороду такую густую, что на нее с завистью поглядывали лучшие люди.

Ратная служба Бориса началась с того, что батяня взял его в Смоленский поход, где княжичу было доверено пятьдесят воинников из посошной рати. Именно его молодцы в обещание дармовой выпивки сумели проделать брешь в крепостной стене и переполошить гарнизон города.

Старание Бориса Горбатого было отмечено великим князем Иваном Васильевичем, и, в числе многих воевод, московский государь взял его с собой усмирять своевольный Великий Новгород. А уже через несколько дней Борис Иванович выступил с походом на мятежный Мстиславль.

Ранее других Борис Горбатый получил боярский чин, и государь оказался столь щедр, что позволил ему скупать земли под Ростовом Великим.

Через десяток лет Борис Иванович Горбатый стал виднейшим воеводой Московии. Трижды он ходил на Смоленск и в последний раз возглавлял большой полк; во время набега Мухаммед-Гирея на Русь, прикрывая Москву, стоял с войсками у Коломны, а годом позже был во главе рати, когда набег басурманов повторился.

Служа московским государям более трех десятков лет, он побывал едва ли не во всех походах, в которых принимало участие Русское государство. Боярин бил поляков и шведов, не однажды возглавлял рати против мятежных князей и частенько наведывался на литовские границы, показывая мощь стенобитных нарядов.[40]

Солидный боевой опыт пошел впрок. Горбатый сделался лукав и так же изворотлив, как уж на ладони. Может, потому государь Василий Иванович повелел ему заключить договор о мире со шведами и литовцами, и хитрый князь сумел выторговать у них немалые куски спорных территорий.

Предложение братьев Шуйских было для Горбатого неожиданным. Возможно, он и сам не однажды высказывался вслух, что баба на троне — это так же плохо, как корова под седлом, но никогда не думал менять худого хозяина на дурного.

Дмитровский князь Юрий был непредсказуем, как весенний день, а в минуты тяжкого похмелья раздражительностью напоминал петуха, сидящего на кладке яиц. Он мог повелеть наказать торговой казнью просто так, придравшись лишь к улыбке или к словесам боярина.

От прежних государей Борис Горбатый видел немало милости, и даже высочайшее расположение удельного князя в виде соболиной шубы или бобровой шапки не сможет заменить всех тех земель, которые за три десятилетия отдали ему в вотчину московские хозяева. А в случае провала похода князя Юрия Ивановича на Москву примкнувший к нему Горбатый потеряет не только те земли, что пожалованы ему за ратную доблесть, но и остаток родового удела.

Борис Иванович не доверял Шуйским. Они могут оговорить его перед государыней только для того, чтобы пособить дмитровскому князю в борьбе с Москвой. Опалится Елена Глинская на воеводу и сошлет к тюремным сидельцам с глаз долой!